Разведка боем - Василий Павлович Щепетнёв Страница 49

пополудни играю с Тамазом Георгадзе, нашим, советским шахматистом. Советским, но грузинским. А с Грузией у меня отношения… да нет у меня никаких отношений с Грузией. С грузинской чемпионкой, Гулиа неважные, вернее, у неё со мной плохие, а у меня с ней никаких. Она как-то потребовала, чтобы я поддался и проиграл ей турнирную партию. Тамаз ничего не требовал, не просил, не намекал. И это хорошо. Сразу видно, достойный человек. Уважает и себя, и меня.

Тут ведь дело не в половинке очка. Вернее, не только в половинке. Всё большее значение приобретает рейтинг профессора Эло. У кого рейтинг больше, тот и лучше — в мировом масштабе. И помимо места в турнире среди шахматистов идет борьба за рейтинг. А подсчитывается он, рейтинг, хитро: чем он выше, тем растет медленнее. При прочих равных условиях. Антон подсчитал: если я выиграю турнир с результатом тринадцать очков из пятнадцати возможных, мой рейтинг практически не подрастет. А если выиграю все партии — то подрастет на тринадцать пунктов. Или, в пересчете на конкретную партию: если я побеждаю Георгадзе, то увеличиваю свой рейтинг на один пункт. А если проиграю, то потеряю семь пунктов или около того. А ничья с Геогадзе отберет у меня четыре пункта, но даст Георгадзе пять пунктов рейтинга. То есть в плане рейтинга это не ничья вовсе, не всем поровну. Я теряю. Вот и Гулиа требовала поражения или хотя бы ничьей, чтобы не только подняться в Дортмунде повыше, но и рейтинг нажить. Ага, ага, сейчас заверну в красивую бумагу, перевяжу ленточкой и подарю.

Почему это так? Из формулы профессора Арпада Эло. В формулах я, признаюсь, не силен, но Антон объяснил доходчиво. Сейчас, перед турниром, наивысший рейтинг у Фишера, 2.780, и покуда он не играет, ничего с рейтингом не делается, он заморожен. Второй рейтинг у меня, 2.745, третий у Карпова, 2705. А у Георгадзе 2.440, у остальных участников турнира такой же и даже меньше. То есть у меня рейтинг больше на триста с лишним пунктов, и выигрыш — это должное. Маленькая-маленькая конфетка в награду. А вот если шахматист с рейтингом 2.400 побеждает шахматиста с рейтингом 2.745, ему в награду дают пригоршню конфет. Заслужил!

Девочки допили кофе, я воду. И дождик перестал. Пора идти.

Почему я задумался о рейтинге? Потому, что решил делать сегодня ничью. Из стратегических соображений.

Мы шли по городу, любовались, дышали. Лужи куда-то исчезли, обувь нисколько не пачкалась. Даже непонятно, где грязь. Должна же после дождя быть грязь, хоть немножко?

Время от времени попадались припаркованные автомобили. «Лады», «Шкоды», даже «Москвичи». «Лады», суть троечки, смотрелись гордо, а «Шкода» так себе машиночка. Ближе к «Запорожцу». Впрочем, для Чехословакии сойдет. Расстояния здесь маленькие, дороги неплохие.

О машинах щебетали девочки, они теперь знатоки, эксперты. С бароном на дружеской ноге были и прежде, а теперь раз в месяц зовут его на техосмотр. Платят, да. И берёт, тоже да. Рыночные отношения при социализме неизбежны. С другой стороны, всё правильно. Деньги-то есть. А если денег нет, нечего и машину покупать. Кстати, Лиса хочет выкупить у меня «Ведьму». В собственность. Я ей говорю, бери так, я дарственную напишу, а она упёрлась. Лиса может быть твёрдой, когда захочет. Ну, и опять правильно, деньги-то появились, ответственный директор «Поиска» — это немало. За полугодие ещё и премии будут, журнал наш процветает. Тираж дошел до ста тысяч, больше трудно. Типография не выдерживает, хотя мы типографию не обижаем, и она наши заказы в первую очередь выполняет. Опять в порядке светлой мечты думали: может, завести свою типографию? С новейшим оборудованием? Ага, как же. Во-первых, недешево, мне нужно будет снова играть с Фишером, да только непросто всё это. Во-вторых, к типографии нужно будет завести свой целлюлозно-бумажный комбинат, потому что с бумагой повсеместная напряженка, и не всякую нашу бумагу одолеет западная техника. А к целлюлозно-бумажному комбинату завести своих лесорубов. А к лесорубам завести современную лесную технику, построить дороги, и так далее, и так далее. Это комплексная дорогостоящая и сложная задача. Под силу только государству. Ну, или крупным капиталистическим компаниям. Но крупных капиталистических кампаний у нас нет. У нас и мелких-то нет. Потому работаем с той типографией, которая есть. И да, дефицит только увеличивает притягательность нашего журнала. Так бы, может, человек и не купил бы его, увидев в киоске, но ведь редкая удача, как пройти мимо. У спекулянтов «Поиск» идёт по три и даже по пять рублей, а в киоске — восемьдесят копеек. Он толстенький, в два раза толще «Искателя». С ценой бились на самых верхах. Верхи говорили — для молодежи восемьдесят копеек дорого, полтинник красная цена. А мы — бутылка портвейна дороже, а ведь нарасхват среди молодежи. Мы — это и Тяжельников, и другие хорошие люди. Решающее слово сказал Косыгин: пусть молодёжь пробует, дерзает, а ошибётся, так есть кому поправить.

Но мы стараемся не ошибаться, чувствуя себя отчасти и сапёрами.

Заглянули и в зоопарк — он в Дечине на скалистой Пастырской стене. Как раз умеренная физическая нагрузка. Поглядел на птичек — они в зоопарке гвоздь программы. Ну, и медведь есть, как без медведя.

И уже потом, без спешки, спустились вниз. Да, да, да, к Дому Железнодорожников. Определённо железнодорожники — покровители шахмат. Хорошие люди.

Дом поменьше, нежели в Омске и Москве, так ведь и Дечин городок невеликий. На просцениуме восемь столиков, плюс судейский. В тесноте, но уместились. В зале человек пятьдесят, но зал маленький, потому малолюдье не бросается в глаза. Да и не малолюдье это. Для Дечина.

Играют все свои: восточные немцы, поляки, чехи и словаки, венгры, румыны, болгары. И мы двое из Советского Союза, я и Георгадзе. Спор спортсменов социалистических стран между собой. Но для меня это явно не прогресс. Турнир мастерский, я единственный международный гроссмейстер. Потому и рейтинг особенно поднять не удастся.

Но что мне рейтинг, я не раб рейтинга!

И потому, разыграв черными защиту Филидора, я на двадцать шестом ходу предложил ничью. Гроссмейстерскую. Зрители недовольно зашевелились, они привыкли, что там, где Чижик — там победа. Ничего, ничего, не всё коту масленица.

И в шесть пополудни мы уже сидели в вагоне. До Праги два часа езды, потому вагоны тут простенькие. Сиди, смотри