Сибирское образование - Николай Лилин Страница 49

«Сначала ты говоришь мне не разговаривать с ним, потом я говорю с ним, а ты ругаешь меня, потом я не разговариваю с ним, а ты все равно ругаешь меня! Я сдаюсь; мне все равно, может быть, этого Боришки вообще не существует!»

Я рассмеялся, но Боришка был прав — тут было не до смеха. И это было то, что мы должны были знать к тому времени.

Когда нам было около десяти лет, мы пошли в кинотеатр посмотреть фильм под названием «Щит и меч». Главный герой, советский секретный агент, появлялся в различных экшн-сценах, стреляя в своих врагов-капиталистов из пистолета с глушителем и выполняя множество акробатических трюков. Парень рисковал своей жизнью, как будто делал что-то совершенно нормальное и рутинное, чтобы бороться с несправедливостью в странах НАТО. Это был своего рода российский ответ на многочисленные американские и британские фильмы о холодной войне, где Советы обычно изображались как глупые, некомпетентные обезьяны, которые играли с атомной бомбой и хотели уничтожить мир. Мы, несмотря на правило навязанное нам старшими, мы пошли посмотреть это в единственный кинотеатр в городе (они еще не построили второй кинотеатр, которому суждено было прожить очень короткую жизнь, потому что он был разрушен во время войны 1992 года: румынские солдаты заняли там свои позиции, и наши отцы, чтобы убить их, однажды ночью взорвали весь комплекс, включая ресторан и кафе-мороженое). Ну, в какой-то момент фильма главный герой спрыгнул с крыши очень высокого здания, используя большой зонт в качестве парашюта, и приземлился удобно, не поранившись. Можно сказать, что он изобразил Мэри Поппинс.

На следующий день, никому ничего не сказав, Мел, вооружившись большим пляжным зонтом, спрыгнула с крыши центральной библиотеки, трехэтажного здания, под которым была приятная зеленая зона, полная каштанов и берез. Рухнув на дерево, березу, он умудрился сломать руку и ногу, потерять сознание и напороться животом на шест зонтика. Результатом стало море крови, его мать в отчаянии, а ему почти шесть месяцев пришлось мотаться из одной больницы в другую.

Издеваться над ним казалось хорошим способом заставить его понять, куда может завести его наивность. В другой раз, когда нам было уже по четырнадцать или пятнадцать, Мел была у меня дома, и мы готовили чай, чтобы выпить в сауне. Он вдруг начал болтать о тропических странах, говоря, что было бы неплохо там пожить; он подумал, что это могло бы нам подойти, потому что погода никогда не была холодной.

«Здесь слишком высокая влажность», — сказал я ему. «Дождь никогда не прекращается. Это паршивое место. Что бы мы там делали?»

«Если бы шел дождь, мы могли бы укрыться в хижине. И подумайте об этом — на острове вам не нужна машина, вы можете передвигаться на велосипеде, и всегда есть лодка. И индейцы…»

Для него все они были индейцами. Американские индейцы. Он думал, что коренные жители любой страны всегда разъезжают верхом на лошадях с цветными перьями на головах и раскрашенными лицами.

«… Индийцы», продолжал он», умные люди. Было бы здорово стать похожим на них».

«Это невозможно», — спровоцировал я его. «Они носят длинные волосы, как гомосексуалисты».

«О чем ты говоришь? Они не гомосексуалисты. Просто у них нет ножниц, чтобы подстричься. Смотри», сказал он мне, доставая из кармана маленькую пластмассовую фигурку выцветших цветов, которую он всегда носил с собой, — индейский воин в боевой позе, с ножом в руке. «Понимаете? Если у него есть нож, он не может быть гомосексуалистом, иначе они никогда не давали бы ему разрешения оскорблять оружие!»

Было забавно наблюдать, как он применял наши сибирские правила к индейцам. Он был прав, в нашей культуре «петушок», то есть гомосексуалист, является изгоем: если его не убить, ему запрещают вступать в контакт с другими людьми и прикасаться к культовым предметам, таким как крест, нож и иконы.

У меня не было желания разрушать его фантазии о сказочной гетеросексуальной жизни индейцев. Я просто хотел немного развлечься. Поэтому я попробовал другой угол атаки, поддразнивая его по поводу предмета, который он считал священным: еды.

«Они не готовят красный суп», — сказал я на одном дыхании.

Мел стал очень внимательным. Он вытянул шею:

«Что вы имеете в виду, говоря, что они не готовят суп… Тогда что они едят?»

«Ну, на самом деле у них не так уж много еды; там жарко, им не нужен жир, чтобы противостоять холоду, они просто едят фрукты, которые растут на деревьях, и немного рыбы…»

«Жареная рыба — это неплохо», — попытался он защитить тропическую кухню.

«Забудьте о жареной рыбе: там ничего не готовят, все едят сырым…»

«Что у них за фрукты?»

«Кокосовые орехи».

«На что они похожи?»

«Они хороши».

«Откуда ты знаешь?»

«У моего дяди есть друг в Одессе, он моряк. На прошлой неделе он принес мне кокосовый орех с молоком внутри».

«Молоко?»

«Молоко, да, только оно не от коровы, а от дерева. Оно внутри плода».

«Правда? Покажи мне!» За пять секунд он заглотил мою наживку. Все, что мне нужно было сделать, это подловить его.

«Боюсь, мы уже съели фрукты, но если вы хотите попробовать, у меня еще осталось немного молока».

«Да, дай мне попробовать!» Он подпрыгивал на своем стуле, так ему хотелось этого молока.

«Хорошо, тогда я дам тебе немного. Я поставила его в погреб, чтобы оно остыло. Подожди пару секунд, и я принесу его тебе!»

Смеясь как ублюдок, я вышел из дома и направился к сараю для инструментов, где мой дедушка хранил все полезные и бесполезные вещи для дома и сада. Я взял железную чашку и насыпал в нее немного белой шпаклевки и немного штукатурки. Чтобы придать жидкости нужную густоту, я добавил немного воды и немного клея для приклеивания настенной плитки. Я размешала смесь деревянной палочкой, которую мой дедушка использовал для очистки голубиных гнезд от помета. Затем я с любовью отнесла волшебное зелье Мэл.

«Вот тебе, но не пей все, оставь немного другим».

Мне следовало поберечь дыхание: как только он взял чашку в руки, Мел осушил ее в четыре глотка. Затем он поморщился, и робкая тень сомнения появилась в его здоровом глазу.

«Может быть, оно немного протухло в погребе, я не знаю; оно было восхитительным, когда мы впервые попробовали его», — сказал я, пытаясь спасти ситуацию.

«Да, должно быть, сработало…»

С того дня я стал называть его «Чунга-Чанга»,