Игорь Пресняков - Банда Гимназиста Страница 53

Не избежали арестов и городские проститутки. «Жриц любви» собрали одним махом, погрузив в специально выделенный Зотовым фургон. Теперь их клиенты по вечерам не засиживались на «внеурочной работе» и «чрезвычайных совещаниях», а, позевывая, читали дома прессу, с тоской поглядывая на давно наскучивших жен.

Чтобы опустевшие улицы не наводили жителей на гнетущие мысли, в среду губкомол организовал массовое факельное шествие с приветствиями V Конгрессу Коминтерна. Комсомольцы распевали революционные песни, созывали народ на митинг солидарности с угнетенными пролетариями капиталистических стран. Ко всему прочему комса и Спортивный союз перенесли на четверг физкультурный праздник, намеченный на воскресенье.

Рябинин дочитал объяснение Решетилова и предупредительно кашлянул.

– Закончил? – Черногоров обернулся. – Возвращаясь к началу разговора, предлагаю до времени прекратить активные поиски Гимназиста. Попытаемся подобраться к нему с другой стороны. Будем искать Степченко, начнем охоту на прокуроров. Полагаю, расследование выведет нас не только на Гимназиста, но и на многих губернских бандитов. За неделю заканчивай допросы, закрывай следствие и отправляйся-ка в Торжец.

Местные ребята наконец-то нашли выход на банду Мирона Скокова. Тебя в Торжце никто не знает, это нам на руку. Истинных целей командировки не раскрывай. Ребята помогут разместиться, скажешься каким-нибудь заготовителем кожи или зерна. Накапливайте информацию. Как станет ясно, где искать Скокова, – дам тебе кавалерийский отряд из Имретьевской кавбригады, вспомнишь былые годы, разомнешься. Надо постараться добыть Скокова и Степченко живьем, от них ниточка потянется к Апресову и Боброву и далее – к неподкупному прокурору Изряднову.

Андрей кивнул:

– Решение о разработке банды Скокова и всех прочих правильное. Однако и здесь, в городе, многое предстоит выяснить.

– Закончи с протоколами и пиши заключение о том, что так называемой бандой Гимназиста в действительности руководил Фролов, вербовавший для совершения преступлений подручных из уголовной среды города. Подобным резюме мы успокоим прокурора Изряднова! А спящий, потерявший бдительность враг втрое слабее, сам знаешь. Более того, я уже приказал снять усиление – с ноля часов для ГПУ и милиции действует обычный режим несения службы.

Завтра начнем выпускать из заключения тех, чья вина в пособничестве налету и иных преступлениях не просматривается. Тюрьмы переполнены всяческой швалью, попусту кормить их средств нет. Некоторых, конечно, посадим, кое-кого отправим на общественные работы, остальных – в шею. До поры-до времени. Кстати, и твоя «особая группа» с десятого июля будет расформирована. Пусть все думают, что с Гимназистом покончено.

Черногоров допил остывший кофе:

– Много у тебя сегодня работы?

– Завершу допрос Лыкова из банды Умника, затем поговорю с самим Володькой. К утру примусь за Алевтину Клементьеву. Думаю, к восьми кончу. Этот Умник, хоть и ранен, но находится в ясном сознании, куражится и затягивает допрос насколько возможно. Опять же, часто делаем перерывы – так велят врачи.

– С Алевтиной тоже порядком провозишься, – заверил Черногоров. – Ее Кремнем кличут. Тертая баба.

Он поглядел на землистое лицо Андрея:

– Как закончишь – отправляйся спать. И не в кабинет, – домой. Отдохни два дня, затем – снова за работу.

– Благодарю.

– На том свете отблагодаришь, – усмехнулся Кирилл Петрович.

Старики Аграновичи отправились на покой, как обычно, в половине десятого. Однако сон не шел, мысли о местонахождении непутевого сына Яши лезли в голову. Конечно, младшенький нередко пропадал из дому, к чему родители уже порядком попривыкли. Теперешний трехдневный загул обеспокоил их не на шутку – в городе шли повальные облавы, милицейские патрули проверяли всех запоздалых гуляк.

Намедни сосед Йося, возвращавшийся от любовницы, провел ночь в отделении. Абрам Моисеевич покрутился с боку на бок, поднялся с постели и с ворчанием поплелся на кухню. Он зажег лампу и с хмурым упрямством принялся перечитывать июньский номер «Рабочего корреспондента». Он прочел беседу товарища Сталина с сотрудниками журнала; согласился с тезисом Генсека о том, что рабочие и сельские корреспонденты способны «сыграть роль проводника пролетарского общественного мнения», и перешел к статьям. Сообщения рабкоров об успехах восстановления отечественной индустрии и опытах по смычке с деревней путались с засевшей в мозгу беспокойной злобой на сына: «Люди вот доменную печь пустили, а этот негодник шляется невесть где…» Из спальни послышался сдавленный вздох Беллы Львовны.

– Ты-то хоть, мать, спи. Не береди душу, – крикнул в дверь старик Агранович.

Он продолжил чтение, время от времени отрываясь и прислушиваясь к звукам из спальни.

К полуночи Белла Львовна заснула. Абрам Моисеевич на цыпочках пробрался к спальне и притворил дверь.

В половине первого в окошко легонько постучали. От недоброго предчувствия у старика мелко задрожали руки – Яшка всегда отпирал дверь своим ключом, соседи в такую пору заходить не имели обыкновения, а милиционеры привыкли подымать грохот на всю округу. Агранович подошел к двери:

– Проходите себе, граждане, дома только я и злая собака, – сурово буркнул он.

– Отоприте, Абрам Моисеевич, мы – Яшины знакомые, – отозвался молодой голос.

Старик откинул «собачку» и приоткрыл дверь. На крыльце стояли двое.

– Кто вы? – справился Агранович.

– Не беспокойтесь, мы – добрые приятели Яши, – на свет выступил стройный большеглазый парень.

– Известие есть для вас, – глухо добавил второй из темноты.

– Прошу, – кивнул Абрам Моисеевич и ткнул пальцем на лакированные ботинки первого. – Шибко не топайте, жена спит.

Хозяин проводил гостей в кухню и вопросительно поднял брови. Молодые люди сняли кепки, со вздохом опустили глаза.

– Принесли мы, отец, дурные новости, – начал обладатель шикарных ботинок. – Яша погиб… Несчастный случай.

Старик бросился к гостю, нервным, отчаянным движением дернул за карман пиджака и испуганно отскочил назад.

– Не-ет! – потрясенно воскликнул он. – Как же так?!

Молодые люди подхватили Аграновича под руки, усадили на стул, плеснули в стакан воды. Абрам Моисеевич тупо смотрел перед собой и беззвучно бормотал полузабытую молитву.

– Крепитесь, отец, – проговорил второй гость, тот, что пониже, типичный русак. – Якова уже не воротишь. Гепеушники его третьего дня застрелили, там, у банка. По ошибке, приняли за налетчика.

Слова не доходили до сознания Аграновича.

– А тело, тело сына моего где? – вдруг отчаянно взвизгнул он.

– Предано земле на Еврейском кладбище, по закону вашему, – поспешно объяснил большеглазый щеголь.

Взяв в свои ладони слабую руку старика, он строго добавил:

– Место вы узнаете потом. И службу раввин пусть отслужит позже, как все окончательно успокоится. Власти до сих пор, по ошибке, считают Яшу налетчиком, могут выкопать тело, осквернить.

Абрам Моисеевич в ужасе уставился на гостя.

– Послушайте совета, – продолжал убеждать молодой человек. – И о нашем визите молчите.

А соседям скажите, что Яша уехал к родственникам. Поняли?

Агранович послушно кивнул. Большеглазый перевел дух и подмигнул товарищу. Тот извлек из заплечного мешка объемистый сверток:

– Здесь Яшины деньги. Все, что осталось.

Абрам Моисеевич покосился на сверток. Он хорошо знал счет деньгам и вмиг определил, что даже если внутри мелкие купюры, все одно – не меньше тридцати тысяч.

«Откуда у Яшеньки столько?» – хотел спросить старик, но почему-то не осмелился.

– Девяносто тысяч, – пояснил щеголь. – Как узнаете, где могилка, поставьте богатый памятник. И помяните, как положено.

– Простите нас, не уберегли, – проговорил русый.

Гости поклонились и пошли к выходу.

Абрам Моисеевич не слышал, как хлопнула дверь, он думал о сыне. Старик никак не мог вспомнить его взрослым.

…Был ясный февральский полдень, когда Беллочка родила ему младшенького. Доктор Зельцер с улыбкой вышел из спальни и возвестил о благополучных родах. Илюшка и Сарочка бросились к отцу, а он, счастливый и молодой, целовал их и говорил о братике…

Он был самым красивым и смышленым ребенком на улице – розовые бархатные щечки, смоляные, пахнущие свежей росой кудри, лучистые глаза… «Папочка, я скоро вырасту?» – топая ножкой в сделанном руками отца голубом ботиночке, спрашивал пятилетний Яша. – «Очень скоро, сыночек», – отвечал Абрам Моисеевич. «Завтра?» – «Нет, чуточку попозже». – «К субботе?» – «К субботе – точно», – заверял отец. – «А большой я вырасту? Как ты или выше? Как Голиаф?» – «Не обязательно стать большим, как Голиаф, – улыбался Абрам Моисеевич, – лучше быть смелым, как Давид, и умным, как Соломон…»

Старик оторвался от воспоминаний и тоскливо огляделся. Ему стало холодно и неуютно. Совсем недавно в этом доме звенели голоса его детей.