Генерал-майор - Андрей Анатольевич Посняков Страница 55

Русские и шляхтичи уживались здесь достаточно мирно… пока преизрядно не выпили! А уж тогда зашумели и те, и другие. Кто-то вспомнил Речь Посполиту и великую Польшу от Балтийского моря до Черного. В ответ тут же припомнили Смуту и всех Лжедмитриев, и тут уж наступила очередь разделов страны и всяческого превозношения поляками Бонапарта, создавшего в составе своей империи Варшавское герцогство. Многие, очень многие из присутствовавших на балу поляков воевали за Наполеона…

Взаимные обвинения звучали все громче и громче, по всему, дело шло к хорошей драке, несомненно, закончившейся бы дуэлями и прочим смертоубийством, что явно не способствовало бы политике умиротворения, благоразумно проводимой в Польше императором Александром.

– Да мои предки, пся крев, били русинов под Оршей и под Смоленском… Да где только ни били!

– Предки? Ага-а! Да где же были ваши предки, когда страну рвали на куски? Что же они не оставили свои распри да не вступились за свою Родину?

– Да мы! Да мой род… Ах, вы та-ак?!

– А ну, цыц! – Быстро поднявшись на ноги, Давыдов изо всех сил грохнул по столу кулаком, так что вся посуда – бокалы, тарелки, ложки-вилки и прочее, – подпрыгнув, жалобно звякнула.

– Полагаю, в столь блестящем и утонченном обществе, что ныне собрал здесь ясновельможный пан Яцек, не дело кичиться заслугами да хвалиться прошлым, – громко заявил Денис. – Молоть языком почем зря – дело мужиков, хлопов… Мы же, панове, нынче поговорим о любви!

– O, panie generale mówi do czynienia! Господин генерал говорит дело.

Предложение Давыдова с восторгом поддержали все присутствующие дамы, начиная с самых юных «колежанок».

– Tak, tak, miłość! Tylko miłość! Да, да, любовь! Только любовь!

– L’amour sauvera le monde – любовь спасет мир! – Для лучшего понимания Денис перешел на французский, язык сей в Варшаве знали куда как лучше русского… впрочем, как и все российские дворяне.

– Я сейчас прочту вам свои стихи… – подкрутив усы, продолжил Давыдов. – Je vais vous lire mes poèmes! Ce sont des poèmes d’amour! Это стихи о любви… быть может, о любви несчастной…

Дамы взорвались аплодисментами:

– О да, да! Так! Пожалуйста, пан генерал! Просим!

Денис приосанился, дожидаясь, пока все затихнут. Плечистый, в коричневом ахтырском доломане с золотыми шнурами, гусар был чудо как хорош и не раз уже ловил на себе заинтересованные взгляды дам. К примеру, сидевшая напротив красивенькая брюнеточка в светло-бежевом бальном платье так стреляла глазками, так стреляла… Впрочем, с ней потом… Пока же, как и обещано, стихи!

Денис начал негромко:

Я вас люблю… Я вас люблю…

Так, как любить вас должно,

Наперекор судьбы и сплетней городских.

Наперекор, быть может, вас самих…

Все внимали в оцепенении, последние же строчки потонули в овациях.

– Кто, кто этот блестящий офицер? – приставив к уху сухонькую ладонь, спросила какая-то древняя старушка в розовато-фиолетовом наряде с рюшами, какие, верно, были в моде еще во времена короля Станислава Понятовского.

– Это господин Давыдов, бабушка. Русский генерал и самый знаменитый поэт!

– Знаменитый? Что вы говорите!

– Да-да, бабушка! Именно так…

Уступая многочисленным просьбам присутствующих, Денис даже спел под гитару и стоявший в углу клавесин – уж как смог – неплохим таким баритоном…

Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений,

И мимолетных сновидений

Не возвращай, не возвращай!

Понравилось. Многие женщины разрыдались – больно уж чувственным вышел романс. А Денис вошел в раж!

– И вот, я хотел о вальсе… из недавнего…

– Он сказал – вальс? – оживилась старушка. – Ой-ой-ой!

…так бурей вальса не сокрыта,

Так от толпы отличена,

Летит воздушна и стройна

Моя любовь…

За сим поэт умолк, встал, склонив голову, и, переждав бурные аплодисменты, махнул рукой дирижеру:

– Давайте, маэстро, музыку! Вальс!

– Вальс! Вальс! – рванулись к гусару дамы…

Однако первой прибежала одна, та самая востроглазая красоточка-брюнетка!

– Ой, господин Давыдов, можно вы со мной потанцуете? Ну пожалуйста, хотя б один танец, ладно? Ага?

– Ладно, – взяв девчонку за талию, улыбнулся гусар. – Потанцуем, ага. Только, чур, зови меня просто – Денис. Лады?

– Лады!

– Ну, вот и славненько…

Грянула музыка, подхватила, понесла закружившиеся в танце пары… Ах, какой стройненькой, легонькой, прямо-таки невесомой оказалась юная напарница Дениса! Как шло ей нежно-бежевое платье с оголенными плечами и глубоким декольте… Впрочем, грудь, кажется, подкачала: не было арбузных грудей, почти вообще никаких не было, и красотку сие обстоятельство, по-видимому, сильно смущало. Хотя грудь-то в женщине ведь не самое главное?

– Как вы хорошо танцуете! – уловив момент, восхищенно шепнул Дэн. – Умеете?

– Училась, да, – девушка польщенно засмеялась. – Невдалеке от моего дома живет месье Лануа, француз. Учитель танцев!

– А русский вы откуда знаете?

– А у нас поместье под Могилевом. Я ведь хорошо говорю, правда?

– Правда.

– Правда-правда? – На раскрасневшихся щечках юной польской панночки обозначились лукавые ямочки. Серо-голубые глазки ее сияли в обрамлении черных пушистых ресниц, словно брильянты! Ах, как томно подрагивали эти реснички, как вздымалась под платьем пусть и маленькая, но тугая грудь!

– Я старый дурак! – когда закончилась музыка, спохватился Давыдов. – Так и не спросил вашего имени!

– Вы не старый… – Девушка улыбнулась самой очаровательною улыбкою, полной непорочной свежести и неизбывной юной красоты. – А зовут меня Данута. Данута Василевска.

– Рад знакомству… – поцеловав даме ручку, щелкнул каблуками гусар. – Еще потанцуем?

– Конечно. Только, боюсь, танцы скоро закончатся, и все сядут играть!

– Не терплю карты! – хмыкнув, честно признался Дэн.

Панночка улыбнулась:

– Я тоже. Просто все время проигрываю, даже в подкидного дурака. Помнится, как-то играли в коллеже на раздевание… Ой…

– Где-где играли? – Давыдов галантно пришел на выручку невольно проболтавшейся юной фее. Ну, играли на раздевание, с кем не бывает? – Говорите, в коллеже учились?

– Ну да, у нас тут… у старого моста… иезуитский коллеж для девочек… Ой!

Данута вдруг округлила глаза и хмыкнула, углядев на другом конце стола некоего молодого человека, щеголя в желтом шелковом галстуке и ярко-синем фраке, под которым виднелся бархатный густо-фиолетовый жилет. Концы воротника ослепительно белой сорочки сего франта упирались в шею и были накрахмалены так сильно, что, казалось, вот-вот проткнут кожу насквозь! Темно-каштановые волосы щеголя, не особенно-то и густые, были завиты мелкими локонами, на