Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! Страница 57

В результате Петенька так ничего и не решил, точнее, решил оставить все как есть. Нападение? Да, нападение. Убийство? Да, убийство. Виноватые? А нет их. Исчезли бесследно. И свидетелей нет. Стоп, одернул себя Петенька. Как это нет? Есть! И он повернулся к мужику.

Собственно, мужик оказался молодым парнем лет двадцати, не больше, насмерть перепуганным. Он то и дело утирал кулаком слезы, текущие по грязному лицу, и время от времени постанывал, хватаясь за окровавленное плечо. У него на спине зачем-то была привязана лисья шкура. Заметив, что на него смотрят, парень принялся бить земные поклоны:

– Барин! Век за тебя бога молить буду! Спас… Спас от смерти злой. Барин, я такой благодарный… Свечку в церкви за здравие ставить буду.

– Да, досадно, досадно… – Петенька пожевал губами и спросил: – А ты что здесь делал?

– Так ведь, барин… Заплатили… Две копейки дали… Бегать будешь, говорят, барам в лисью охоту поиграть захотелось. Вот натешатся, отпустят. А они железками тыкать. Спаси тебя бог, барин, когда б не ты, смертушка моя тут бы и случилась.

Петенька недовольно поморщился. Жалко парня, но что поделаешь. Если его поверстали для великокняжеской охоты, значит, обязательно отыщут потом и сразу на дыбу. Хорошо еще, если к Александру Ивановичу попадет, тот сумеет повернуть дело нужным образом, а ну как какой хваткий поручик первым парня схватит? Дыба и кнут заставят сказать все, что было и чего не было в особенности. Тогда Петеньке не поздоровится, а там, чего доброго, и Шувалову. Нет, его высокографское сиятельство первым делом Петеньке рот заткнет. А как это делают в подвалах Тайной канцелярии? Известно. Так что, жаль тебя, парень, но что поделать. Интересы государства требуют. И Петенька, внимательно посмотрев на Северьяна, кивнул ему.

Правда, тут же царапнула неприятная мыслишка. А что делать с самим Северьяном? Но – нужный человек, очень нужный. Хотя опасный. Так что пока придется погодить.

Когда раззолоченный лакей, согнувшись в почтительном поклоне, сообщил, что граф Александр Шувалов испрашивает аудиенции, Екатерина Алексеевна тяжко вздохнула. Меньше всего ей хотелось бы видеть сейчас этого пронырливого и опасного человека, смертельно опасного. Екатерина Алексеевна, она же София Августа Фредерика фон Анхальт-Цербст-Дорнбург, была женщиной умной и не заблуждалась. Не любит ее граф Шувалов, впрочем, как и она его. Великая княгиня даже попыталась отговориться:

– Негоже во время траура принимать гостей.

Однако лакей с новым поклоном повторил:

– Их высокографское сиятельство наипочтительнейше просят принять их по делу государственной важности. Говорят, вопрос безотлагательный.

Екатерина Алексеевна вздохнула еще раз и разрешила:

– Пусть заходит. – Когда Александр Иванович показался в дверях, она сразу принялась укорять его: – Граф, это по меньшей мере бестактно беспокоить меня в столь трагический момент. Ведь мы все глубоко скорбим по безвременно усопшему наследнику, который оставил меня одну.

Она аккуратно промокнула глаза кружевным платочком, дабы показать всю глубину своей печали. Но получалось это у нее неважно, во всяком случае, Александр Иванович навидался всяческих комедиантов в своих подвалах, а потому сразу видел неискренность и фальшь.

– Ваше высочество, я искренне сочувствую вашему горю. – Он тяжко вздохнул, любое другое проявление чувств здесь было бы неуместно. – Но царям не к лицу предаваться скорби бесконечно, ибо на них лежит ответственность перед богом за врученное им царство. Вы должны думать о будущем, ваше высочество. Государыня-матушка, да ниспошлет ей бог долгих лет благополучного правления, все-таки не очень хороша здоровьем. И тогда вам предстоит принять на себя сию тяжкую ношу – правление Российской империей до совершеннолетия наследника. Времена же сейчас беспокойные настали, враги не преминут воспользоваться любой слабостью, действительной или мнимой, каковую увидят в скипетре российском. Особливо же стараться будут льстецы и лукавцы, кои за горсть монет готовы продать кого угодно по наущению короля прусского или австрийского двора.

Екатерина вспыхнула, вскинулась было, но тут же овладела собой.

– Потрудитесь объясниться, граф. Вы говорите загадками.

Граф широко улыбнулся:

– Помилосердствуйте, ваше высочество, какие загадки?! Вы же знаете, что моя служба неустанно следит за кознями и происками врагов внешних и внутренних. Последние гораздо опаснее, потому что притворяются друзьями, но на самом деле злейшие враги. Это ядовитые змеи, готовые ужалить совершенно внезапно и в самое сердце. Но вы, ваше высочество, – он приятно улыбнулся еще раз, – можете не опасаться. Ваши верные слуги неусыпно стоят на страже престола, мы никому не позволим посягнуть на незыблемость устоев.

– Что же, граф, я могу быть надежна? – несколько неопределенно спросила великая княгиня.

– Разумеется, – с новой сладчайшей улыбкой заверил Шувалов. – Вот представьте себе, меня почему-то беспокоит один слух.

– Слух? – переспросила Екатерина.

– Неприятный и огорчительный слух, ваше высочество.

– Какой же? Я не любопытная и презираю светские сплетни, поэтому, даже услышав что-либо, не придала бы этому значения.

– Ах, ваше высочество, – огорчился Шувалов, – когда бы это были просто светские сплетни, я бы тоже с презрением заткнул уши, но, увы… Эти слухи порочат честь высоких особ. Я по долгу службы должен видеть то, что другие не видят, и слышать то, что другие не слышат.

– Если вы говорите об отношениях моего покойного супруга с графиней Воронцовой, то меня это не интересует совершенно, – высокомерно произнесла Екатерина.

– Нет, ваше высочество, – покачал головой Шувалов, – это как раз та самая светская сплетня, до которых мне нет дела.

– Так что же?

– Ваше высочество, среди офицеров армии бродит слух, что ваш покойный супруг не слишком сильно желал победы российского оружия.

– Но это оскорбление величества! – вскричала Екатерина. – Таковое преступление непрощаемо и карается смертной казнью! Вы уже нашли оскорбителя?

– Нет, ваше высочество, – удрученно произнес Шувалов. – Зато мы нашли цифирные листы, кои его высочество вручил офицерам голштинской службы, состоящим при дворе, в них сведения сугубой секретности, касающиеся до нашей артиллерии.

– Фи, какая ерунда! – наморщила носик Екатерина.

– Нет, выше высочество, не ерунда, потому что каждый такой лист оплачивается кровью сотен наших солдат. Мало того, оные офицеры голштинские на допросе подтвердили, что имели приказ доставить помянутые листы прусским подсылам. А это уже есть прямая измена государственная, которая тоже карается смертью, особливо же в военное время, – сухо заметил Шувалов. – По законам военного времени подсылов вешают позорно.

– Какой ужас! – Екатерина схватилась за щеки. – Это недостойно чести офицерской и дворянской.

– Законы военного времени, – повторил Шувалов. – Они суровы и не знают исключений. Вот видите, куда могут привести слухи и письма, которые сначала кажутся совсем безобидными.

– Но ведь ко мне все это не имеет совершенно никакого отношения? – небрежно поинтересовалась Екатерина.

– Совершенно верно, ваше высочество. Но вот эти слухи, проклятые слухи…

– Опять какие-то слухи… – нервно произнесла великая княгиня.

– Ну мы же не станем верить болтовне досужих кумушек, будто некая высокопоставленная особа, имени которой мы не знаем, питает определенную душевную склонность к некому молодому поляку. Тем более что никаких доказательств этому нет.

Екатерина залилась краской до самых ушей, но кое-как выдавила:

– Но вы сами говорите, что это лишь безосновательные слухи.

– Именно, – кивнул Шувалов. – Вот только письма. Опять цифирные письма. Мы их захватили у мальчишек, которым сейчас прямая дорога на эшафот. Мои люди корпят над письмами, но никак не могут прочитать, слишком мудреную литорею использовали злоумышленники. Мы сумели лишь разобрать, что письма адресованы венскому двору, точнее – канцлеру графу Кауницу. Но кто писал, о чем писал – непонятно.

– Ах, граф, может, вы сможете найти снисхождение в сердце своем к глупым мальчишкам? – спросила великая княгиня. – Может, они и не виноваты вовсе. Мало ли кто мог воспользоваться глупостью и пылкостью молодости?

– Вы проницательны, ваше высочество, – кивнул Шувалов. – Например, вполне естественно будет предположить, что они лишь выполняли поручения некой высокопоставленной особы. Ведь всем прекрасно известно, что канцлер Бестужев поддерживал отношения самые приятельские с графом Кауницем. Вполне вероятно, что мальчишки думали, будто выполняют поручения государственного мужа. Дело за малым – чтобы канцлер Бестужев подтвердил, что сносился тайно с венским двором.

– Канцлер?

– Канцлер. Но что вам до него, ваше высочество. Ежели он виноват, так он ответит.