Виктор Дубровский - Трое в подводной лодке, не считая собаки (СИ) Страница 6

В его голосе сквозило нешуточное отчаяние, он горько рассмеялся и склонил голову на колени. Сквозь листву проник луч тёплого летнего солнца и отразился на блестящей лысине. Хотя, надо признать, Саша был не вполне прав: Анна говорила вполне по-человечьи, а из всяких старорежимных слов сказало только одно: «впусте».

— Застарелая и неистребимая болезнь нашей вшивой интеллигенции, — сказал Костя с насмешкой, — в том, что она всегда во всём права. Но делать ничего не может, не хочет и не умеет. Нет, одно дело она умеет делать очень хорошо — это жаловаться на что-нибудь.

Поморщился, а потом спросил:

— На кой хрен ты к тому истукану полез, кровью его мазать?

— К-к-какому истукану? — по лицу Саши было видно, что он искренне не понимает, о чём идёт речь. Он обернулся с вопросительным взглядом к Славе.

— Да-да, — подтвердил тот, — пляски ещё всякие шаманские плясал. Мы думали, ты повыёживаться хотел, поглумиться, так сказать, над святынями. С вас, болотных, такое станется. То сношаетесь в музее, то в храме оргии устраиваете.

У Ярослава, похоже, прорвалось давно накопившееся раздражение, тем более, что Саша как-то имел неосторожность при нём, пусть даже и в шутку, одобрительно отозваться о любителях подобных перформансов и инсталляций. Теперь Ярослав высказывал всё, что думал, свалив в кучу всё, сразу, и без разбору, не забыв и приглашение Саши выйти на Болотную площадь. В тот раз Слава просто послал его с резкой отповедью, сказав: «Мне некогда по Болотным шариться, мне на жизнь зарабатывать надо».

— Вы хоть расскажите, что было-то, — взвыл Саша, — что вы взъелись на меня? Мы ж не пили, мы ж трезвые были, что-то мне рассказываете, а я ничего не понимаю!

Костя подробно, поминутно рассказал Саше, как всё происходило, с момента остановки машины в лесу.

— За что мне, господи, такое наказание небесное? И что, так и было? Я что, как обкуренный был? — Саша тщетно пытался увидеть хоть бы след насмешки в глазах приятелей, но они были абсолютно серьёзны.

— Был, — подтвердил Ярослав, — и, кстати, что за хрень ты в руках крутил вчера вечером? Не от неё ли все наши беды? Я у тебя такой штучки раньше не видел.

После краткой реконструкции вчерашних событий все сошлись на том, что Саша всё-таки что-то в руках крутил, и это что-то было связкой светлых, по всей вероятности костяных, пластинок. Минут через сорок, изнурённые бесплодными поисками злополучного артефакта, он свалились на траву.

— Как сквозь землю провалились, — резюмировал Константин, в последний раз выворачивая наизнанку Сашину куртку, — и ведь, главное, как вчера всех накрыло. Про зайца даже и не вспомнили вечером!

— Что делать-то будем? — спросил Ярослав. — Кстати, Саша, не всё так и плохо в мире. Имперская Академия наук на ноги становится, Кант ещё жив, жив Эйлер, Яков Брюс, Карл Линней. Ньютон и братья Бернулли, правда, при смерти, зато Даниил Иваныч Бернулли в Питере сейчас. Недавно помер Лейбниц, известно слов «интеграл», дифференциальные уравнения люди решают. Михайло Ломоносов и Виноградов уже в возраст вошли, скоро в Европу поедут учиться, жив Гюйгенс, а химик Глаубер давно уже изобрёл азотную и соляную кислоты. На престоле барынька Екатерина, скоро помрёт. Года через два.

— Может с будущим царём закорешиться? — спросил Саша.

— Так тебя к царю и допустили. Сейчас его Меньшиков возле себя держит, а позже — Долгорукие. Те вообще никого к нему не подпускали.

Саша вскочил и начал нервно ходить вокруг дуба, потом сказал:

— Будем, значицца, торговать.

— Чем? — хором спросили Костя и Ярослав.

— Продадим алюминиевый котелок, два штука, топорик — два штука и столовый набор из нержавеющей стали на шесть персон! В коробочке! Смотрите, какая хорошая коробочка из фанеры, покрытая несгибаемым дерматином весёленькой серенькой расцветочки! А наш китайский столовый сервиз из Франции? Севрский фарфор из пластика, ему же цены нет! Водку вот выпьем, а бутылки продадим! Это же дефицит!

— И пойдёшь, как офеня, солнцем палимый. Тебя, Саша, в таких одеждах в ближайшей деревне на вилы поднимут, — сказал Слава, — я тебе авторитетно заявляю. Ну, или ограбят лихие люди, сразу же, за ближайшим поворотом. Что-то одно точно случится. Так что ты готовься пострадать на благо обчества, — и весело засмеялся.

— А я… — продолжал он, — нет, давайте выпьем, а то мозговой центр заржавел.

Он налил себе полстакана водки, и, не предлагая приятелям, закинул себе в рот. Помолчал и произнёс:

— Моя творческая либида совершает променады по мозговой извилине. Если чем в это время торговать, так это только своими мозгами.

— Ты их прежде пропьёшь, чем продашь, — заявил Костя и тоже плеснул себе на четыре пальца, — кстати, о стаканах. Ноу, типа, хау! Стекло ещё не прессуют, а выдувают.

Стаканы, те самые, классической формы советские гранёные, возились Сашей в отдельной упаковке и береглись, как ничто другое. На фоне всеобщего падения нравов и питья из вульгарной одноразовой посуды, это выглядело несколько по-снобски, но вызывало всеобщую зависть. Таких теперь не делают!

— Ну хоть какой-то бонус за такое попаданство-то должен же быть? Мы ж не просто так должны страдать? — Александр тоже выпил водочки.

Он был большим специалистам по разным способам попадания, прочёл всё ныне существующие книжки на эту тему и твёрдо был уверен, что всякая, а особенно такая крупная, неприятность должна была бы компенсироваться приятностью. То бишь, внезапным магическими способностями, богатырским здоровьем, супернавыками единоборств или тому подобными плюшками, явно облегчающими адаптацию в новых, никому не известных условиях, и позволяющих не только выжить, но и достичь определённых успехов в новом мире. В идеале, конечно же, стать Властелином Вселенной, ну или, на крайний случай, просто Императором.

— Плюс десять к харизме и плюс пять к потенции, — рассмеялся Слава, — так тебе и привалило счастье. Карман держи шире.

Тут же грустно добавил:

— А вообще нахрена нас было сюда закидывать? Сейчас придёт добрый волхв и расскажет нам Пророчество? И будет нам щастье? Или нам всё-таки придётся обустраивать Россию? Мля.

— А что не так?

— Это крайне неблагодарное, если не пустопрожнее занятие. Ты видел, как в болото камень падает?

— Ага. Не видел, — ответил Саша.

— Ну, представь. В точке падения — всплеск и брызги, а в пяти метрах — только колыхнётся и всё. И всё! Через пять минут и следов никаких. Так же и в России. Впрочем, так же, как и везде, — огорчённо сказал Ярослав.

— Ну так надо создать условия для модернизации!

— Так, философские споры — нах, — прекратил прения Костя. — Ща опять за старое возьмётесь!

Это он имел в виду форумские баталии, которые, как всем известно, никогда и никому ничего не доказывали, только убеждали всех участвующих в чувстве правоты собственной и ничтожестве оппонентов.

— Мы таким образом сейчас расплюёмся и всё. А тут думать надо, как дальше жить, хотя бы в первое время! Мы тут, сейчас, сияем как чирьи на заднице! — начал раздражаться Костя. — А вы, блин, за какую-то модернизацию заговорили. Да ща любой крикнет «Слово и дело» и пипец котёнкам, будем болтаться на дыбе! И петь, и петь, и петь! Как соловушки майские, а потом тихо прикопают нас, чтоб не вносили сумятицы в мозги людские!

— Всё-всё-всё! Костя, успокойся, мы не совсем тупые! — стал успокаивать его Ярослав, — давайте как-то действительно думать, что делать будем.

Костя начал сразу:

— Первым делом легализация. Легенда. Кто мы, откуда мы, чьи дети, где родня и всякое такое. Вариантов минимум. Да что там говорить, нет вариантов. Блин. Слава, что у тебя конкретно по этому времени? В смысле, насчёт бюрократии?

Ярослав открыл свою сумку и начал там рыться.

— Ага, вот оно, — он начал листать толстую растрёпанную тетрадь на 96 листов в виниловом переплёте, разбухшую от вклеек и вкладышей.

— Всё херова, господа присяжные заседатели, — объявил он, — легенду состряпать можно, но она до первой серьёзной проверки. Жизнь человеческая, даже если он и крепостной, расписана не только от рождения до смерти, но и на три поколения вперёд и назад. Причём бумажек и записей тьма тьмущая, у нас до такого не додумались. Начиная от процедуры бракосочетания дедов и родителей.

— А чё там бракосочетание? Ну, повенчались и все дела? — спросил Саша.

— Перед венчанием — запись в исповедную книгу, это только номер раз. А вообще, каждый член общества, был учтён в Метрических книгах, Ревизских сказках, в Писцовых, Переписных и Исповедных книгах. Так что никто не забыт, ничто не забыто. И любой перекрёстный поиск выведет любого из нас на чистую воду, если, конечно, буде у кого такая потребность поискать. А ещё нынче в ходу паспорта, ага. А в замкнутые сословия типа духовенства проникнуть вообще невозможно. В купечестве все друг друга знают, или через третьих лиц все знакомы. Да и посадские тоже не жаждут нас принять, я так думаю. Так что, господа, у нас выбор, в общем-то, и невелик. Одна радость — император Петр взбаламутил Русь святую так, что кое-где кое-куда протиснуться можно. Кстати, господа… а все ли из нас крещёны?