Андрей Валентинов - Овернский клирик Страница 6

Я все еще не понимал. Что ж, и такое случается…

– Да, дело громкое, неприятное, но все же мелкое, поэтому я решил не ехать сам, а отправить туда брата Умберто. Он человек опытный и имеет крепкую руку…

– Имел, – не удержался я. Орсини невесело улыбнулся.

– Имел… Вполне вероятно, что кто-то из уже упомянутых – монсеньор епископ или сеньор д’Эконсбеф – позаботился об этом… Я перечитал отчет брата Умберто и обнаружил там нечто мною ранее не замеченное. Это случилось как раз в день моего приезда в Сен-Дени. Я тут же вспомнил о вас, брат Гильом. По-моему, такое совпадение – указание свыше…

– Совпадение? – Пора было объясниться. – Ваше Высокопреосвященство, если вы ищете замену брату Умберто, то я – наихудшая из кандидатур!

– Вы прочитаете отчет. – Кардинал нетерпеливо мотнул головой. – Прочитаете внимательно, не пропуская ни одной буквы. На полях имеются мои пометки, они вам помогут. Это вы сделаете до утра. Утром, по дороге в Сен-Дени, мы продолжим разговор.

Белая холеная рука нетерпеливо дернулась, но я не спешил уходить.

– Ваше Высокопреосвященство, уже темнеет…

– Ну и что? – резко бросил Орсини. – Ведь работаю же я по ночам!

– Для этого нужен свет, – как можно спокойнее пояснил я. – Отец Сугерий отправил нас ловить рыбу, а не переписывать книги. У нас нет ни одной свечки.

На самом деле запасливый Пьер захватил их с полдюжины, но мне захотелось немного позлить итальянца. Желание, конечно, грешное…

– Зажжете лучину! – лицо Орсини вновь дернулось, и я еле сдержал улыбку.

– Увы, Ваше Высокопреосвященство, мое зрение…

Уста посланца Курии отверзлись, и я услышал нечто, в иных обстоятельствах стоившее бы Его Высокопреосвященству суровой епитимьи. Самым невинным выражением было упоминание крови Вакха[6]. Белая рука вновь дернулась и принялась рыться в одном из ящиков. Миг – и в мою сторону полетела связка свечей. Свечи были на загляденье – розовые, витые, с тонкими золочеными ободками. Я поклонился, оставив Его Высокопреосвященство наедине с его проблемами. Кажется, я его разозлил, и это доставило мне некоторое удовлетворение.

…Округ Памье находится в предгорьях Пиренеев и входит в графство Фуа. Но вот уже полстолетия, как он перешел под крепкую руку графов Тулузских, которые присылают туда своих представителей. Сейчас там правит Гуго д’Эконсбеф, получивший эти земли в ленное владение двадцать лет назад. Его замок стоит неподалеку от Памье – небольшого городка, где проживают несколько сот обывателей. Окрестные крестьяне сеют просо, ловят рыбу в реке Лезе, но главным образом разводят овец. Говорят в округе Памье на «ланг д’ок», но в предгорьях встречаются села, где господствует наречие басков…

Все эти подробности, приводимые добросовестным братом Умберто, я прочел с некоторым недоумением. Обычный окситанский округ, более того, вполне благополучный, ибо брат Умберто особо отметил, что ни вальденсы, ни катары в этом округе себя никак не проявили, с чем я мысленно поздравил нашу Святую Католическую Церковь. В иных местах, особенно ближе к Тулузе, положение дел не в пример хуже. Фраза Его Высокопреосвященства о пустующих храмах показалась явным преувеличением.

Абзацы, где говорилось о грехах и грешках местного епископа, а также о слухах, связанных с сеньором д’Эконсбефом, я пропустил, почти не читая. Это могло быть правдой, но столь же вероятно, что папского посланца вводят в заблуждение те, кому упомянутые сеньоры не по душе. Такое тоже встречается, причем сплошь и рядом. В подобных случаях надлежит договориться с графом Тулузским и прислать специальную комиссию, на что намекнул и сам Орсини. И незачем тревожить этими делами брата Гильома из Сен-Дени, который менее всего мечтает заниматься ревизией зарвавшихся церковных и светских иерархов.

Наконец в начале очередного абзаца я увидел знакомое название «Артигат». Небольшое село на берегу Лезы, несколько десятков домов, где живут в основном рыбаки и овцеводы. Именно туда собрался брат Умберто, и именно там он бесследно сгинул. Я вздохнул и стал читать внимательнее.

Поначалу я ничего не понял. Добросовестный брат Умберто излагал историю некоего Санкси де Гарра, приехавшего в Артигат из Басконии, супруга Бертранды де Ро. Обвенчались они двадцать один год назад, от коего брака имеют единственную дочь Жанну, которой в этом году должно исполниться двадцать…

Глаз зацепился за странную деталь – крестьяне почему-то писались с приставкой «де», словно Куси или Роганы. Впрочем, брат Умберто объяснил и это. «Де» – всего лишь местная традиция. Де Гарр мог владеть хутором Гарр, мельницей Гарр или одноименным сараем, а также быть потомком какого-то Гарра, то есть из его рода. Ну, с традицией не поспоришь.

Я хотел уже читать дальше, надеясь добраться до сути, но тут заметил на полях мелкие аккуратные буквы. Его Высокопреосвященство говорил о каких-то пометках… «Смотри выше». Это же перо подчеркнуло дату – год переезда семьи Гарров в Артигат. А выше…

Искал я недолго. Гарры переехали в Артигат в тот же год, когда сеньор д’Эконсбеф получил в свое ленное владение данный округ. И Орсини не счел это случайным совпадением.

Я ожидал, что речь пойдет о Санкси де Гарре, но ошибся. Брат Умберто писал о его дочери. Итак, Жанна де Гарр, «ликом миловидна, нравом резва, местным наречием владеет плохо, ибо в детстве изъяснялась по-басконски…».

Я невольно усмехнулся. Устав Святого Бенедикта, определявший последние двадцать лет мою жизнь, достаточно терпим даже к таким заблудшим овцам, как я. Когда мне начинает до смерти надоедать рыба, отец Сугерий хмурится и наставительно предписывает употреблять мясо «здравия для». Я и употребляю, причем без особых угрызений совести. О напитках горячительных и говорить не приходится, ибо, как говорится, «славься сок вина священный, порожденный гроздью пенной; стол, тобой благословенный, полон благодатию». Все так, но по поводу дочерей Евы компромиссов не предусматривалось. Их надлежит избегать в любом случае, а ежели таковое невозможно, беседовать, потупив очи и только о предметах духовных. Любопытно, а читать о них дозволено? Вероятно, да, иначе Его Высокопреосвященство не стал бы подвергать меня такому искушению.

…Итак, Жанна де Гарр – миловидная резвушка, болтавшая с подругами на смеси басконского и «ланг д’ок», до четырнадцати лет росла в отцовском доме, училась прясть и шить, чистила рыбу и ходила за коровами. Но в четырнадцать лет…

Я невольно вздрогнул. В четырнадцать лет Жанну де Гарр направили прислуживать в замок д’Эконсбефа. Напротив этого абзаца стояла пометка, сделанная рукой Орсини, но этого и не требовалось. Еще одно совпадение?

Теперь я читал внимательно, действительно не пропуская ни единой буквы. Два года Жанна прислуживала в замке, за что ее родители получали столько-то ливров в год. Жалоб ни с чьей стороны не имелось. Через два года, когда Жанне исполнилось шестнадцать, отец забрал дочь из замка, ибо «приспело ей выходить замуж». Жениха звали Арманом де Пуаньяком, он был из Артигата, причем из весьма зажиточной семьи. Свадьбу должны были сыграть осенью, после стрижки овец и уборки проса, но за неделю до этого важного события упомянутая Жанна исчезла из деревни…

Есть! Как изволил выразиться Его Высокопреосвященство, «нечто подпадающее как под уголовный, так и под церковный суд». Под уголовный – если девицу де Гарр зарезали разбойники, и под церковный – если вышеозначенная девица, нарушив брачное обязательство, сбежала с каким-нибудь цыганом…

Как я понял, эти и подобные им версии были разработаны весьма тщательно. Девицу де Гарр искали долго, но безуспешно. Родители пропавшей уже заказали поминальную службу, но через четыре месяца, ранней весной, Жанна де Гарр вернулась…

К сожалению, именно в этом месте брат Умберто был немногословен. Девица де Гарр была подвергнута церковному покаянию, помирилась с родителями, с женихом, но… Но ничего не сообщила о том, где изволила пребывать все эти месяцы!

На полях, рукою Орсини, было выведено: «Д’Эконсбеф?» Что ж, очень может быть. Правда, ниже сказано, что девственность означенной Жанны была подтверждена, но знаем мы эти деревенские хитрости! По-видимому, обе семьи – и де Гарров, и Пуаньяков – хотели замять скандал. А может, некто – не д’Эконсбеф ли? – позаботился выплатить им несколько полновесных ливров…

Итак, свадьба. В положенное время – через девять месяцев – Жанна, теперь уже де Пуаньяк, родила ребенка мужского пола, крещенного в местной церкви и получившего имя Пелегрен. Три года прошли без особых происшествий, но ранней весной – опять весной! – в город Памье к монсеньору епископу приехали три монахини из монастыря Святой Агнессы, что неподалеку от славного города Милана. Среди них была сестра Цецилия, которая заявила епископу, что она и есть… Жанна де Гарр!