Шпана (СИ) - Тамбовский Сергей Страница 6

Ничего подозрительного я не обнаружил и дал Лёшке команду открывать её. Он сначала пытался сделать это пальцами, потом ногтями, ничего у него не получалось, крышка прикипела намертво.

— Дай я теперь попробую, — и я отогнал брата в сторону и забрал коробку себе в руки.

Получилось не сразу конечно, но с третьей попытки крышка отскочила таки вверх и открылось содержимое коробки… а не было там ни золота, ни брильянтов, как я себе уже нафантазировал мысленно, одни бумажки там были, а на дне с десяток монет и крест, массивный, но увы, не золотой, а всего лишь серебряный.

— Ну чо, тоже неплохо, — утешил я брата, — крест с монетами загоним за неплохие деньги, а бумаги тоже выкидывать не будем, вдруг там что-то полезное найдётся.

Револьверы, естественно, тоже все забрали, как и пять коробок с патронами, а больше ничего полезного, сколько мы ни искали, в этой комнате не нашлось. По дороге домой я подсчитал, сколько ж там монет нам обломилось и каких номиналов — всего в коробке оказалось восемь александровских серебряных рублей, все одного года выпуска, 1889-го, и двенадцать таких же полтинника, итого, как вы сами уже понимаете, четырнадцать полновесных российских целковых. Плюс крест…

— Лёшк, как думаешь, за сколько это крестик загнать можно будет? — спросил я у брата.

Тот взял его в руку, рассмотрел со всех сторон, взвесил зачем-то ещё раз, потом авторитетно заявил:

— За червонец, я думаю, не меньше… эх, заживём теперь так, что помирать не надо!

— Ты погоди, это только начало нашей хорошей жизни будет… да, апостолам про деньги ни слова — меньше знают, крепче спят, а то мало ли чего они надумают, когда эти богатства увидят.

— А про оружие?

— Так это ж для них, — сказал я, тряхнув холщовой сумкой с наганами, — щас учить их будем. Так что про оружие можешь говорить всё, что вздумается.

Апостолы сидели у окна, выходящего на реку с унылым видом, ожидая нас. Увидели — обрадовались, как я не знаю кому.

— Ша, пацаны, — сказал я, — идём в тот овраг учиться стрелять, а ты, Лёха, остаёшься здесь, сидеть на стремени. Если что, кричи громче.

Обучение прошло быстро и буднично — ничего сложного в этих наганах не было. Дал ребятишкам выстрелить по два раза, один промазал, правда, все разы, а второй нормально попал, почти по центру дуба.

— В людей-то не испугаетесь стрелять? — спросил я у них по дороге обратно.

— А чо такого? — ответно спросил Пашка, — подумаешь эка невидаль. Я запросто пальну.

— Стрелять только по моей команде, это раз, — начал я их инструктировать, — и только в ноги, это два. Накрайняк в грудь, но это если сильно припрёт. В голову даже не пытайтесь, всё равно промажете.

Время между тем шло, а никто так и не заявлялся по наши души… а как хорошо известно — ничего не хуже, чем ждать и догонять. Мы уже и поужинали тем, что от обеда осталось, а ничего вокруг так и не произошло. Напряжение висело в воздухе практически так же, как электрическая дуга от этого… прибора, который нам на физике показывали в седьмом классе.

— Слышь, Санька, — робко сказал наконец один из апостолов.

— Потап, — поправил я его.

— Я и говорю — слышь, Потап, а если никто так и не придёт, чо тогда?

— Чо-чо, — передразнил я его (если честно, я и сам не знал, чо тогда, но надо ж держать умный вид), — спать ляжем, а один караулить останется. Я первый, часа через три брата разбужу, а вы уж под утро тогда выйдете (это апостолам). Караулить будем на чердаке, оттуда и видно, и слышно далеко. А мы с брательником сейчас пойдём местность разведаем, откуда тут пути отхода-подхода лучше.

И мы с Лёшкой сделали круг вокруг нашего домика…

— Оттедова они пойдут, чо тут думать, — обиженно сказал Лёха, показывая на главную просёлочную дорогу, проходившую вдоль реки, — они ж не казаки-пластуны какие, чтоб на карачках по зарослям ползать.

— Не скажи, братуха, — туманно ответил я ему, — в этом деле лучше перестраховаться, чем недостраховаться. Вполне могут и сверху со склона спуститься… да и вдоль склона проходимая вполне местность, так что от мельницы тоже может быть приступ.

— А коли никто не придёт? — задал логичный вопрос он.

— Тогда радоваться будем, чо…

— Но каждую же ночь не насидишься в дозоре, — продолжил брат, — так что лучше бы этот вопрос одним махом и навсегда решить.

— Тоже верно, — согласился с ним я, — но за этих мужиков мы действовать не сможем, так что остаётся только ждать.

А тем временем уже стемнело, апостолы улеглись спать вповалку на остатках какой-то овчины, доставшейся нам в наследство от выгнанных бомжей, Лёшка тут же пристроился, а я честно полез на чердак, лестница туда была внутри дома. Ну чердак как чердак, с земляным полом, пылью и запахом голубиного помёта, больше там ничего не было. Уселся у слухового окна на прихваченное с собой брёвнышко, пожалел, что не курю, и начал караулить. Через часик примерно спать захотелось страшно, тот, кто хоть раз нёс караульную службу, или, допустим, работал в третью смену в цеху, меня поймёт.

А снаружи, как назло, ничего не происходило. Если не считать обычных ночных звуков от птиц или ещё какой живности. Диким уже совершенно усилием воли дотерпел свои три часа до конца (если вы спросите, как я это определил без часов, то я отвечу, что по пульсу — у меня всю жизнь 60 ударов в минуту было) и спустился вниз будить Лёшку, тут-то всё и началось…

-

Коротко если, то нападающих было трое, к тем давешним мужикам, длинному и рыжему, присоединился ещё один, не пойми какой, маленький, но вёрткий. Вооружены они были дубинками — обломками брёвнышек по метру длиной каждая. Зашли со стороны оврага, но опыта бесшумного передвижения у них, конечное дело, никакого не было, поэтому шорох листьев и треск сучьев, на кои они наступали, я услышал задолго до того, как они до наших стен добрались.

Сразу разбудил апостолов и Лёху, они спросонку не сразу в ситуацию въехали, помогли лёгкие удары по ушам, рот правда им приходилось прикрывать, чтоб не заорали с перепугу. Выставил их всех по периметру, а брата на чердак отправил, ещё раз предупредил, что стрелять только по ногам, ну а сам самое опасное направление перекрыл — выход из овина (или как там оно называется, помещение для скота и птицы) на задний двор.

Когда увидел первую цель, один из них, рыжий кажется, промелькнул в проёме двери, выстрелил ему в район ног и проорал боевую команду для всех остальных «Вали их, пацаны!». После чего стрельба началась практически непрерывная… палили пацаны конечно отвратительно, только что отвлекающий фактор создавали, ну а я прицельно положил рыжего и вёрткого, они упали куда-то в высокую траву и громко начали ругаться оттуда. Тревожил меня третий чувак, неизвестно куда сгинувший с началом стычки.

— А ну прекратили стрельбу! — подал я вторую команду.

Не сразу, конечно, но довольно быстро наступила тишина, тогда я решил уточнить:

— У кого сколько патронов осталось?

— У меня два, — сказал первый апостол, а второй добавил, — а у меня ничо не осталось.

А брательник с чердака крикнул, что один у него всего. Я откинул барабан и проверил своё оружие — здесь целых три штуки еще сидели. Жить можно.

— Всем сидеть и не дёргаться, — подал я следующую команду, — там один хмырь где-то затаился.

А следующее предложение у меня было конкретно этому хмырю:

— Эй ты, выходи с поднятыми руками, поговорим — обещаю, что стрелять больше не будем.

Некоторое время было тихо, потом кусты зашуршали и оттуда появился этот третий типчик. С честно поднятыми руками. Приблизился ко мне на три примерно метра и сказал:

— Шустрые вы ребята, стреляете метко… тут надо б корешей моих обиходить, они кажись обои ранетые…

— Тебя как звать-то? — спросил я.