Джо Грэм - Чёрные корабли Страница 60

Ксандр, увидев ее, вздрогнул.

Аштера улыбалась, не сводя с него черных глаз, тонко подведенных углем.

— Пойдем со мной! — Она повернулась и, бросив на него взгляд через плечо, устремилась в глубь леса.

— Подожди! — Ксандр бросился ей вслед. — Аштера, подожди!

Ней рванулся за ним, но я удержала его за руку. Ксандр исчез в тени деревьев, словно его и не было.

— Зачем ты меня остановила? — воскликнул Ней. — Нужно его найти!

— Нет, — ответила я, хотя сердце переполнилось болью. — Он нашел что искал. — Я потянула Нея за руку, и мы пошли дальше.

Небо посветлело. Солнце, поднимаясь над пустыней Египта, осветило Красную Землю на западе. Высоко в неподвижном небе охотился сокол. Песок под ногами казался рыжим в первых лучах восходящего солнца.

Марей, прикрыв глаза рукой, опустился на землю.

— Нет, — прошептал он.

Ней склонился к нему:

— Встань, брат мой, пойдем.

— Нет… — простонал Марей, в бесчувствии оседая на песок.

— Давай его поднимем! — Ней, обхватив Марея, попытался поставить его на ноги.

Я покачала головой:

— Нет. Он отыскал то, ради чего пришел. Не знаю, что за боль владела им в Египте, но здесь он встретил ее вновь.

Ней, побледнев, встал.

— Тогда я знаю, что меня ждет, — проговорил он.

Перед нами возникли берега Нила, зеленые поля и стены Мемфиса. Мы пошли к городу.

Нас встретили пустота и безлюдье: чуть колеблются речным ветром деревья, над дворами растянуты навесы от зноя, но нигде ни единой живой души. На торжищах, где столы ломятся от товара, царит молчание, у полных колодцев не толпятся женщины, не пьют животные. Все застыло. Лишь солнечные лучи льются на белые улицы и сверкающую бронзу дворцов.

Ней молча взял меня за руку.

— Опасное место, — сказала я. — Спящий город…

— Для нас обоих, — отозвался Ней.

Тут же я увидела храм. Двери его стояли открытыми; краем глаза я уловила движение и обернулась к входу. Ней, ухватив крепче мою руку, потянул меня назад:

— Осторожнее!

За порогом в тени свернулась змея.

— Змеи во сне не означают смерть, — ответила я.

— Ты уверена?..

Не ответив, я подошла к порогу. За ним огромные колонны поднимались к смутно различаемому потолку, золотистая пыль кружилась в лучах света, проникающего откуда-то сверху.

— Это будущее? Или прошлое? — спросила я.

Змея заговорила:

— Богам невозможно видеть будущее, оно пишется смертными. Нам ведомо только прошлое. — Она скользнула ближе, голос зазвучал голосом моей матери. — Войди, тебе предстоит выбрать судьбу — твою собственную, на долгие времена. За своего спутника ты не в ответе.

— Он мой друг.

— Он порочен, — ответила змея. — И не любит тебя. Он навяжет тебе свой жребий, не считаясь с твоей судьбой. Откажись от него сейчас. Это нелегко, но ты поймешь, что так лучше. Иначе еще многие твои годы пройдут среди крови и железа.

Позади виднелось хранилище рукописей — бесчисленные ряды свитков, уходящие вверх, к льющемуся с потолка сиянию. Ней не произнес ни звука. Я оглянулась: он стоял недвижно, в лице его проступила печаль.

— Посмотри, кто он в действительности, — сказала змея, и вместо Нея я вдруг увидела ахейца в шлеме и доспехах, с грубой раной через все лицо. — Патрокл из Ахеи и многие до него. Он рождается затем, чтобы брать в руки оружие, убивать и тонуть в крови. Он был твоим врагом; сейчас он твой царевич, рожденный жить в руинах, оставленных им самим.

Я взглянула на него — прекрасного и чуждого мне, никогда не виденного незнакомца.

— Ты говоришь, что его удел — битвы. Но я это знаю и без тебя. — Я не раз видела и его упоение боем, и восторг от дерзких рискованных замыслов, которые он всегда считал достойными той цены, которую приходится за них платить.

Голос змеи полнился сожалением, и сейчас он походил на голос той, что была пифией.

— Дочь моя, ты достойна большего. Мир успеет состариться, пока ты играешь в мужские игры, замешенные на крови и смерти, на воинах и судьбах царств, и при этом жаждешь того, что могла бы легко обрести.

— Великая Владычица, — сказала я, стараясь подобрать верные слова, — я знаю, ты говоришь правду. И я, возможно, пожалею о своем решении. Но я для этого рождена, и таков мой выбор. — Голос мой окреп, хотя в глазах стояли слезы. — Во мне нет ни мудрости, ни силы. Я не река, полная глубинных течений, и не гора, хранящая сокровенные тайны. Мне не быть среди лучших и достойнейших. Я не ночь, но пламя. Я люблю рассветы, и небо над головой, и ритм барабанов вокруг костра, и страсть рождения новой жизни. Я не гожусь для глубин, для твоего подземного царства. Я львица, я должна видеть солнечный свет.

Змея преобразилась. Теперь передо мной стояла львиноголовая богиня, золотая египетская Сехмет с женским телом, обвитым алыми одеждами.

— В том, чтобы быть львицей, нет ничего дурного, — сказала Она.

Я склонила голову:

— Да, госпожа.

Она приблизилась, и я различила Ее дыхание, похожее на дыхание огромного зверя. Ее рука подлела мой подбородок, и я взглянула в Ее глаза — черные, как пространство между звездами. Мне показалось, Она замурлыкала.

— Люди видят меня по-разному, каждый сообразно своей природе. Теперь понимаешь?

— Кажется, да. Но, госпожа…

— Если ты львица, то так оно и есть. Яркое пламя сияющего дня не менее священно, чем ночь. — Она посмотрела куда-то поверх моего плеча. — Вверяю тебя своему другу, о дева, служащая Смерти. Прими благословение от нас обоих.

Я взглянула туда, куда Она указывала. Позади Нея в дверях стоял юноша немыслимой красоты. Смуглая, блестящая от умащений кожа, обритая по-египетски голова, складчатая льняная юбка — и копье в руке… За его спиной виднелась едва различимая тень высоких крыльев.

Он посмотрел на Сехмет и пожал плечами. Затем улыбнулся мне знакомой мимолетной улыбкой, краешком губ.

— Привет, Чайка, — сказал он.

— Мик-эль!..

— Мы с тобой явно поладим, у меня тут есть пара идей…

— Как же я могу служить и Ей, и тебе? Мик-эль, я ведь уже прошла посвящение. А ты принадлежишь жизни, верхнему миру…

— Разве ты до сих пор не поняла, что они едины? — спросила Она. — Ведь Хри учил тебя тому, что мир нижний подобен вышнему. Смерть без жизни пуста и жестока, но и жизнь без смерти стала бы нелепой насмешкой. Всему свое время и свой черед. Когда умирает старец, сполна проживший свой век, никто не сочтет это злом. Ты ведь знаешь.

— Да. Но убийство грудного ребенка всегда зло. — Мой голос дрогнул, я склонила голову. — Госпожа, я видела, как рушится мир. Города гибнут один за другим. Голодных становится больше, чем звезд в небе. Люди исполняются отчаянием, и я бессильна им помочь.

— Не так уж бессильна, — заметил Мик-эль. — Твои старания спасти Египет разве не помощь? И разве бессилие вести через море народ, которому иначе грозила бы смерть? Не можешь же ты одна делать все сразу…

— Жаль, что не могу! — Меня переполняло все то же отчаянное желание. — Я бы хотела, но как? Как мне поднять мертвых, чтоб было кому вспахать невозделанные поля? Как мне сажать молодые оливы?

Мик-эль улыбнулся чудесной улыбкой:

— По одному деревцу за раз.

Я закусила губу, глаза переполнились слезами.

— Пойдем, — мягко сказал он. — Если ты точно решила — пойдем. Пора основывать город.

Я кивнула и взяла его руку.

Я стояла рядом с Неем посреди пшеничного поля. Он плакал, сидя на земле и обхватив колени руками.

Склонившись, я обняла его.

— Что случилось, мой царевич?

Ни Ее, ни Мик-эля, ни храма поблизости…

— Ты ее видела? — спросил он, не поднимая головы.

— Кого?

— Басетамон. Она умерла. Сожгла себя заживо.

Я похолодела, вспомнив огненное зарево позади наших кораблей, отплывающих из Саиса, и свое выдуманное пророчество.

— Когда она узнала, что нет ни меня, ни кораблей, она возвела погребальный костер, чтобы погибнуть в огне. Поняв, что нам не лежать рядом в вечности, она отказалась и от череды следующих жизней. — Плечи Нея дрогнули. — О боги! Сжечь себя заживо…

Я взяла его лицо в ладони:

— Ней! Ней, здесь нет твоей вины!

— Я знал, что Басетамон способна на что угодно. Не подозревал, что она решится, но все же. — Он смотрел туда, где поле переходило в лес, подступавший к реке. Смотрел, словно провожал ее взглядом. — Я видел, как чернеет ее лицо и спекается плоть, а на лице ее брата, спешно вызванного и стоящего здесь же, проступают ужас и потрясение. Она покончила с собой из-за меня…

— Ней! — Я сжала его руки. — Но что тебе оставалось? По-прежнему быть у нее в наложниках? Ведь не ты ее такой сделал!

— Я мог хоть как-то помочь…

— А она могла тебя убить. Или Вила, или меня, или еще кого-то из тех, кого ты любишь. Безумие бывает пугающим, но безумие, соединенное с властью, поистине чудовищно.