Владимир Шкаликов - Колымский тоннель Страница 7

Потом капитану вывернули руку и отобрали пистолет. Потом связали его же брючным ремнем и посадили на кучу хвои.

— Два ружья с собой носил! — Такэси бегло осмотрел пистолет, нажал нужную кнопку и выдернул из рукоятки обойму. Дернул затвор, освобождая ствол от досланного патрона, и сунул все это в свою сумку, после чего холодно сказал: — Хорошо. Не хочешь оставаться — твоя воля. Но ее насильно уводить нельзя.

— Закон о праве выбора, — жестко пояснил Иван.

— И Закон о личном достоинстве, — добавил Такэси. И сурово усмехнулся: — Один закон нарушить — еще куда ни шло. Да и то — не из этих двух.

— О рамках досуга, например, — подсказал Ганс, и все трое чему-то засмеялись.

— Вот это терпимо, — сказал Такэси. — "Короче", как ты выражаешься. Иди, если тебе так надо. Фонарь и продукты дадим. Сколько времени вы шли?

— Не говори! — быстро приказал Краснов.

— Три дня.

— Дура!

— Сам такой! По твоей же щетине видно, сколько дней ты не брился!

Трое обидно засмеялись.

— Короче, — повторил старший. — На три дня тебе хватит — и света, и продуктов. Развяжи его, Иван.

Иван не торопился, и Ганс принялся развязывать Краснова. При этом приговаривал:

— Не думаю, что по этому тоннелю одинаково легко ходить в обоих направлениях. Вы не забыли, хозяева, Гошу Дойкина?

— Да-да, где-то здесь его медведь задрал, — сказал Такэси.

— Это официальная версия, — возразил Ганс. — А если честно, то этот тоннель нашел Гоша. Он ведь до тебя, Иван, следил тут за автоматами. Мы собирались тогда сюда вдвоем, но меня задержала работа. Он оставил мне свою карту и уехал. Здесь аппаратура всегда вела себя… странно. — Ганс развязал Краснова и закончил, поднимаясь: — Я приехал сюда следующим вагоном. Думал, успею, пока он закончит наладку. А он уже ушел.

Краснов тоже слушал с интересом.

— А ты уверен, что он ушел в тоннель? — спросил Такэси. — Не мог его медведь перехватить по дороге?

— Во-первых, — возразил Ганс, — ты получше нас знаешь, что медведя он мог не бояться.

— С двумя бы и он не справился, — сказал Такэси.

— А во-вторых, — закончил Ганс, — у входа он оставил мне записку: "Внутрь не ходи, жди не больше суток. Если пропаду, вали на зверей".

— Вот как, — Такэси вздохнул. — Вот она, жизнь староверская.

— А ты, — Ганс наклонился к сидящему Краснову, — не встречал там Гошу? Год назад…

Краснов мотнул головой. Он ничего не слышал ни про какого Гошу. Может, Гоша этот ушел в какой незаметный поворот. Может его Кешка убил или еще кто, а спрятать в сопках — разве проблема? А может, он выполз из тоннеля где-нибудь в каменном веке? Чему теперь удивляться, если можно под землей бродить из эпохи в эпоху? И кстати, неизвестно, куда попадет капитан Краснов, если пойдет обратно. А если тоже в каменный век? Без одежды, на зиму глядя, с горстью патронов в кармане… Хорошо еще, что не обыскали…

— Жалко Гошу, — Ганс Христиан вздохнул. — Таких староверов поискать.

— Ну, — обратился Такэси к Краснову, — идешь или остаешься?

Краснов думал, опустив голову. Брючный ремень, развязанный Гансом Христианом, так и висел у него на плече.

— Заряды из меньшего ружья мы тебе оставим, раз уж вам иначе нельзя. И нож возьми с собой. Светлана, ты отдашь ему нож?

Светка, заложив руки за ремень и отставив ногу в дырявом носке, выглядела до того потешно, что Краснов не выдержал и усмехнулся. К тому же элегантный Ваня очень уместно торчал рядом.

— Светк, — сказал нерешительно Краснов, — а может, правда, не достанут?

Светлана молчала. Она буравила взглядом черный вход в тоннель, а в этом взгляде, который всегда казался Краснову взглядом загнанного зверька, было что-то новое и совсем не смешное. Ему почему-то сразу вспомнился взгляд того фронтовика, которого он отправил на прииск, а Коерков поймал после побега. То был взгляд человека, у которого невозможно отнять свободу. Даже если убить…

— Вася, — сказала наконец, — мне там Кешка с карабином мерещится. Пошли отсюда.

4. Это не ложь, но это странно

Только они успели взбежать по каменным ступеням на эстакаду, как послышался отдаленный шипящий свист. Звук нарастал с севера, и скоро по мощному стальному рельсу, проложенному внутри бетонного желоба, примчался ярко окрашенный вагон, отдаленно похожий на те, что Краснов когда-то видел в метро, только более обтекаемый, утепленный и комфортабельный. Был он довольно длинный и кабины машинистов имел с обеих сторон. Колес видно не было. Казалось, вагон не катится, а скользит по рельсу, будто всасывая его в себя через квадратную дыру. Дыра была как рот, единственная фара-прожектор выступала как нос, а окно машиниста напоминало мотоциклетные очки, вырезанные из одного выпуклого стекла.

Дверь сдвинулась, вошли и помчались.

Эстакаду, по которой бесшумно летел вагон, Такэси назвал просто — монорельс. Ганс Христиан сообщил официальное его название, оказавшееся весьма знакомым Краснову и Светлане, — Колымский Путь. Почти так же называлась автодорога в ТОМ мире, откуда они пришли. Но опасная Колымская трасса виляла и тащилась среди сопок, изматывая грузовики и губя шоферов, которые рисковали ехать в одиночку, а эта, прямая и тонкая, как школьная линейка, лежала ребром на сопках, презирая все неудобства и питаясь электричеством от часто расставленных вдоль нее никогда не устающих ветряков. Ветряки, как флюгеры, сами ловили малейший ветерок и внешне медленно махали очень длинными и узкими лопастями.

— Мне кажется, — щебетала Светлана, что по вечерам они улетают в свои гнезда отдыхать. Стая белых ветряков!

В вагоне было пусто, и она не стеснялась своего экзотического вида. Впрочем, экзотичности у них поубавилось, потому что ППШ они спрятали у входа в тоннель и всей воинственности у них только и осталось, что звезда на пряжке, горсть патронов в кармане да разряженный пистолет в сумке Такэси.

— Нет, что ты, — Иван серьезно возражал Светлане. — Вагон тут бегает круглые сутки, точно через каждые три с половиной часа.

Светлана смеялась и говорила, что у него нет ни юмора, ни художественной фантазии. Краснов молча усомнился, поделив расстояние до Магадана на три с половиной часа, но вдаваться не стал и, после нескольких незначащих фраз относительно связи между скоростью ветра и скоростью вагона, предложил:

— Давайте обсудим наши дела, пока есть время.

— Вот это годится, — Кампай сосредоточился. — Выяснить надо многое.

Светлана элегантно пожала стегаными ватными плечами и, не в силах оторваться от мелькания за окном, глубокомысленно сообщила:

— Быстрей, чем на самолете.

— Нет, что ты, — не согласился Иван. — Самолет намного быстрее.

— Итак, — начал Такэси, — главный вопрос касается безопасности.

— Чьей? — уточнил Краснов.

— И вашей, и нашей. Дело в том, что мы с вами теперь сообщники.

— Мы-то при чем? — удивился Краснов. — Мы вроде гости.

— Вот об этом как раз и надо молчать. Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение.

— Я это знаю, — перебил Краснов. — Я имел дело с правоохраной. Но мы у вас вроде иностранцев, нам полагается скидка.

— Может, у вас и полагается, — терпеливо учил Такэси, — а у нас любой закон для всех одинаков.

— Ну да, — Краснов без веры усмехнулся. — Есть только один незыблемый общественный закон: законы создаются ради исключений.

— Ладно, — Такэси вежливо показал тоном нетерпение, — не будем отвлекаться на теорию. Давай верить друг другу, иначе ни о чем не успеем договориться. Идет?

Его тон был так тревожно-настойчив, что у Краснова пропало желание сохранять достоинство капитана госбезопасности. Пахло спасением шкуры — этот запах он знал уже десять лет, с тридцать восьмого, когда юным лейтенантом делал свои первые ошибки.

— Хорошо, — Краснов быстро кивнул, — веди игру.

— Для простоты, — предложил Такэси, — говорить будем только мы с тобой, а остальные будут подсказывать. Идет?

Все кивнули строго, Светлана — рассеянно, не отрываясь от окна.

— Сначала я расскажу о нас, — сказал Такэси. — Потом — ты о вас. Идет?

Краснов кивнул. Ему начинала нравиться хватка Кампая.

— Староверство у нас запрещено, — начал Такэси.

— Не пугай человека, — возразил Иван.

— Пугай, не пугай, — не согласился Такэси, — а все, что за рамками досуга, у нас практически вне закона. Вот у вас, Краснов, как со староверством?

— Было время, — сказал Краснов, — притесняли за веру. До самосожжений доходило. Сейчас староверов у нас в основном не трогают. Свобода совести. Хотя, конечно, есть запрещенные религии. Подпольные секты. Иеговисты, адвентисты…

— Да, у вас полегче, — позавидовал Такэси. — А у нас… Первый раз попадешься на староверстве — месяц без работы. Второй — три месяца! С третьего раза считают рецидивистом, дают целый год!