Герман Романов - Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!» Страница 8

Рыцарь отдал команду лязгающим голосом, перехватив крепкой дланью первую, пожилую женщину и силою отправив ее обратно за дверь. А вот оставшиеся бабенки помоложе действительно все знали и умели. Они сразу взяли Андрея в оборот и, скинув рубашки, нисколько не стесняясь наготы, принялись за него с удвоенной энергией.

Терли, скребли почти без передышки, как стахановцы, прямо прилипали к нему своими телесами, пышущими жаром не хуже кипятка, постоянно обмывая чистою горячей водою.

Грязную муть незамедлительно черпали из бочки и уносили два молодых орденца, что краешками глаз постоянно косились на разгоряченные женские тела.

Андрей чувствовал себя султаном в гареме, малейшие желания которого тут же выполняются. Да и выпил немало — вино с пряностями и горячий хмельной мед в него вливали в больших количествах, так что к концу мытья он окосел — пил ведь на голодный желудок и после жуткого стресса.

И самое постыдное, что его организм среагировал на женскую близость самым естественным образом, положенным самой природою, что его сразу изрядно сконфузило.

— Эй, вы, — скомандовал рыцарь женщинам, заметив некоторое смущение командора, стоявшего в бочке греческим Аполлоном, только без фигового листочка на том месте. Да и не спрятал бы там ничего этот лист, поздно, да и размер нужен побольше, — быстро греть постель его светлости! Там все растирания приготовлены, так что все за вами. Пошли отсюда!

Женщины без всякого смущения выскочили из комнаты, но бросили на Никитина такие жадные взгляды, что тому стало неуютно. Он уже понял, что притирания и снадобья будут не самым главным средством в лечении. И с умоляющим взором повернулся к Ульриху, который с помощью оруженосца укутывал Андрея в меховой плащ.

— У меня целибат…

— Он ведь от похоти, брат-командор! — Рыцарь на корню заглушил протестующий писк Никитина. — А тебя лечить нужно! Для того все средства хороши, а мы воины, а не монахи! Не упрямься, твоя болезнь может погубить орден. Ты ведь единственный Хранитель! Так?!

— Так, — вынужден был согласиться с ним Андрей.

— Все разговоры будут завтра, а сейчас я обязан заняться твоим лечением. И я это сделаю, несмотря на твои возражения. Ибо это мой долг перед орденом!

Брат Ульрих говорил настолько непреклонным тоном, что Андрей понял, что если потребуется, то крестоносец свяжет его и отдаст женщинам на растерзание.

Честно говоря, после Милицы это нарушение не выглядело уж слишком греховным — ибо мотивы совсем другие. Так что терзаниями совести он нельзя сказать чтобы совсем не страдал, но определенные неудобства все же испытывал. Да и два матерых вояки сейчас не спускали с него глаз, так что хорошо видели, скажем так, его «активацию».

Но Андрею нужно было сохранить внешнюю благопристойность, не на блуд пойти, а на лечение, ведь это совсем иное дело.

— Хорошо, поговорим завтра, брат Ульрих. Благодарю за заботу, а сейчас ты прав — мне нужно согревание и лекарства. Болезнь совсем некстати, у нас слишком много дел.

Теперь нарочно закашлявшись, прохрипел в ответ крестоносцу Андрей, с нарочитым смирением наклонив голову и сделав к двери такой медленный шаг, будто смертник, пошедший на эшафот…

ГЛАВА 7

«Великое дело — вовремя назначенное правильное лечение! Эх, лечили бы так в наше время вместо антибиотиков разных…» — с видимым удовольствием подумал Никитин, ощущая необычайный прилив сил во всем теле.

То ли разнообразные снадобья и притирания помогли, то ли ставшее в здешнем мире богатырским здоровье. Но возможно, и самое энергичное воздействие этих двух милых и ласковых женщин, разогревавших его в прямом и переносном смыслах, всю ночь.

«А ведь еще немцы в войну эксперименты на несчастных заключенных концлагерей ставили по лечению замерзших в арктических водах моряков и летчиков. И пришли к выводу, что самым лучшим средством является женское тепло. А в здешнем мире это хорошо знают, вона как меня полечили, ни кашля, ни насморка!»

Тут он, вспомнив о некоторых деталях этого процесса, мучительно покраснел. О таком он не ведал, хотя считал, что знает порядочно, да и практика большая, а потому пришел в крайнее смущение. Хорошо, что окошко в комнате было маленьким, непрозрачным и в ней царил постоянный полусумрак. А то представительницы слабого пола с немалым интересом бы посмотрели на его багряные щеки и уши.

— Вам ничего от нас еще не потребуется, ваша светлость?! Мы можем идти домой?

Обе ночные спасительницы склонились перед ним в поклоне, на лицах сплошное удовлетворение, глаза блестят. К своему стыду; он так и не удосужился узнать их имена, а потому решил попрощаться без лишней интимности. Ведь это была не более чем случайная встреча — так, сошлись и разошлись, как в море корабли.

Андрей кивнул своим спасительницам, как бы разрешая удалиться, но тут же спохватился, памятуя, что должен держать образ благодетеля, ведь орден стал в этих местах полным владыкою.

— Вас не обидели?

— Нет, что вы, ваша светлость. Пан Дитрих нам по полгроша дал, можем детишек приодеть и сами. Полотна купим, — громко ответила пухлявая, потупив шаловливые глазки. Она была побойчее и говорливей, чем напарница. И такая искусница…

— Полгроша…

Андрей задумался. Теперь он по-другому посмотрел на женщин и увидел морщины под глазами, натруженные от вечной работы руки, хоть и починенные, но давно изношенные платья — а ведь наверняка надели самые лучшие. А может, и единственные. Так что полгроша очень большие деньги для этих мест.

— Мужья где?

— Угры убили этим летом. По одной милости пана Тадеуша с детьми живем, да родичи помогают, в беде не оставляют. Здесь так принято, — мгновенно потускнела бойкая, словно искру задули, а ее подруга выразительно вздохнула, почернев лицом за мгновение.

«Мог бы и не спрашивать, дурак. По ним же видно, что вдовы, и у каждой на шее сироты. Вот и готовы на все, и по мужской ласке изголодались, и по хлебу».

Андрей засопел и, подойдя к массивному ларю, поверх которого был накинут его командорский плащ с торчащей из-под него рукоятью меча, достал свой кошелек, в котором, как он знал, было полдесятка золотых да на пару злотых серебряных грошей. Распустил завязки мешочка, не глядя, высыпал на ладонь десяток монет и, подойдя к бойкой, сунул деньги.

— Бери, бери. Вам они пригодятся.

— Нет, ваша светлость…

К его изумлению, женщина энергично и отнюдь не притворно, это он понял сразу, запротестовала. И убрала свои руки за спину, и так же сделала ее подруга.

— Орден нас всех спас. Иначе бы не перезимовали. Вы спасли, ваша светлость! Хлеба одного до будущего лета на всех привезли. Да мы… Да я… мы жизнь за вас отдадим…

В глазах женщины выступили слезы, она с таким упреком посмотрела на командора, что того пробрало до пят. Тут ведь совсем иначе ко всему относятся, не так как в «политкорректное время», помочь, услужить готовы искренне, а он им деньги, как дешевым проституткам. От стыда Андрей был готов провалиться на месте, но тут вспомнил об ином.

— Дура! — рявкнул он на отшатнувшуюся от него женщину. — Орден вас всех под покровительство взял, а потому заботиться обязан! А вы — служить искренне и честно! И дети ваши должны вырасти достойными воинами, война с магометанами не один год продлится и даже не век. А потому они хорошо должны есть — как вечно голодный заморыш меч держать будет? Так что забери деньги, не зли меня! Мои приказы неукоснительно выполняются всеми! Знаешь, кто я такой?!

Последняя фраза у Андрея вышла пошлой, как в старом анекдоте, который, само собою, был здесь неизвестен. Но женщинам ее хватило за глаза — обе рухнули перед ним на колени.

— Да, ваша светлость! Благословите!

Никитин оторопел — они склонили перед ним головы, целовали руки, а ведь ночью такое было, что даже как-то в голове не укладывается. Или тут на все проще смотрят?!

— Живите с миром.

Андрей перекрестил склоненные перед ним головы, он уже несколько обтерся в этой новой для себя роли и уже не испытывал того жгучего стыда, как раньше.

— С колен поднимитесь — негоже матерям воинов их преклонять. Не рабыни вы, холопки, а я вам не пан!

— Пастырь вы наш, святой отец!

Он задохнулся от полученных слов, как от пропущенной в живот доброй плюхи, посмотрел с недоверием — нет, вроде не издеваются над ним, не намекают на иные отношения этой ночью, говорят серьезно, с благоволением, словно доброму священнику. Даже глаза горят фанатичным блеском — как тут не поверить!

— Деньги на детишек потратьте, и, смотрите у меня, чтоб все было, а то… Ну вы поняли!

— Но тут много, и золото, — растерянно вымолвила женщина и раскрыла ладонь, Андрей мысленно ахнул — золотых монеток было почти столько же, как и серебряных. И тут же зеленая пупырчатая жаба зашевелилась в его душе, стеная и охая.