Патриот. Смута. Том 4 - Евгений Колдаев Страница 8

Богатур смотрел на меня злобно, даже яростно.

— Давай, рус, глумись, силою своей кичись.

— Богатур, мы ночью уже говорили. И я сказал, что смерть твоя и кровь твоя мне даром не нужны. Все, что я хочу! — Я повысил голос, говоря не только ему, но и всем прочим находящимся здесь высокопоставленным степным пленникам. — Все, чего я хочу! Так это, чтобы вы ушли. Я знаю, Кан-Темир, славный воин вел вас грабить и убивать.

Осмотрел их всех пронизывающим, давящим взглядом.

— Грабить и убивать, уводить в полон. Людей русских под плеть и саблю. Я убил его в поединке. Одержал победу над всеми вами. Вот этой рукой. Кто из вас видел это?

Двое что-то заворчали. Хорошо, двое знают русский, может, даже больше. Не просто так я здесь распинаюсь. Но ничего, сейчас иную тактику применю. Мне очень нужно согласие этого человека. Да и ему оно нужно, чтобы выжить. И на этом стоит сыграть. Дать ему единственный шанс, после которого он уйдет отсюда живым и там, у себя в татарском стане не будет обезглавлен. Или как там татары с предателями, перебежчиками и лжецами обходятся?

В общем — послушает меня, выживет. Ослушается — труп. Это надо вбить ему в голову.

Работаем.

— Богатур, давай, переводи своим.

— Зачем мне это, рус?

Ага, уже есть сомнения. Вопросы задаешь, значит, полной уверенности нет. Ночь в путах плодотворно сыграла на твоей сговорчивости.

— Ты хочешь, чтобы я начал пытать их всех при тебе. И тебя заодно? — Погладил подбородок, сделал задумчивое выражение лица. — Давно, когда твои предки еще только шли на Русь и били половцев с русскими дружинами на реке Калке, они соорудили настилы и положили их на спины пленным. Там были мои предки. Пир на костях. Горе побежденным. — Смотрел на него холодно и зло. — Думаешь, я не сделаю чего-то такого с вами?

— Шайтан. — Процедил Богатур.

Хорошо, теперь ты боишься, все сильнее и сильнее.

— Переводи.

Он сдался, начал говорить на своем татарском. Остальные связанные присутствующие кивали, сжимались, шипели, ворчали. Но участь их была незавидна. Приходилось терпеть и слушать. Проверить, что он лопочет я не могу, но среди татар были говорящие на русском. Следил за ними, по лицам было понятно — говорит что надо, а не противоположное.

Давим дальше.

— Кан-Темир мертв. — Говорил медленно, ждал перевода, продолжал. — Я убил его. Ваш хан болен. Его приемный сын Дженибек Герай хочет идти в Крым. Но, люди мурзы…

Я замолчал, уставился на Богатура. Он, до этого повторяющий за мной, замолчал, посмотрел злобно на меня.

— Ты знаешь, что я скажу дальше. Не хочешь переводить, воин?

— Это позор. — Зашипел он.

— Вы сами вогнали себя в него, заговорщики.

Вот тут важно, очень важно дать понять, что все они вместе. Все заговорщики и те — что шли за Кан-Темиром сразу, и те, что перебежали совсем недавно. Только так их можно убедить. Будет разлад — будет резня. Перебьют всех, заподозрив во лжи. И это повысит шанс прихода сюда основного татарского войска.

— Мы хотели вернуть былую славу. — Процедил татарский воин.

— Ты славно бился, Богатур. Ты веришь мне? Если ты сделаешь так, как скажу я, всем от этого будет только лучше. И тебе и твоим беям, и хану, и сыну хана. Тот, кто проиграл бы от этого, уже мертв. Кан-Темира не вернуть. — Уставился на него. — А вы сможете жить. И уйдете отсюда.

— Шайтан. — Он вновь зашипел. — Я видел того русского казака. Как его звали, Хрущ… Жук! Ты свел его с ума. Ты, шайтан! Ты, ты… — Он захлебывался гневом и беспомощностью.

— Я могу убить вас здесь всех. — Сделал паузу. — Но я говорю с вами, мог отпустить и сделать так, что шансы ваши на выживание вырастут. Вы же все в немилости у Дженибека Герайя. Что скажешь? Богатур?

Он молчал, пялился на меня злобно, вращал глазами, пучил их, сопел.

— Еще раз, Богатур. — Упертый, крепкий орешек, но ничего, расколем и такой. — Я не хочу воевать с вами. Мне это не нужно. Вы пришли сюда, а не я к вам. Хан болен. Дженибек Герай хочет повернуться назад. Но, беи… — Я сделал паузу. — Мы же с тобой воины, Гирей Дивеев.

— Ты шайтан! — Взревел он.

Я подавил невероятно сильное желание сломать ему нос. Потерпи малость Игорь, надо сломать его иначе, не калеча, словами. Не кулаками, не ногами, не саблей. Так победа будет в разы важнее и даст больше. Он должен сделать то, что нужно мне! Обязан. Не под пытками, а самовольно. Упертый баран. Ему же даже будет лучше.

Продолжил спокойно:

— Да хоть черт! Твой Кан-Темир сам якшался с каки-то колдуном. Как это, по-вашему.

— Да! — Выпалил пленник. — Он обманул его! Всех нас! Из-за него мертв мой кровник, мой собрат!

— Дурак. — Начал смеяться. — Он мертв, потому что пришел сюда. Он мертв, потому что я отрубил ему голову.

— Шайтан. — В голосе этого человека я слышал, как он начал ломаться. Он был хорошим воином, но не был интриганом и политиком. Это чувствовалось. В отличие от своего лидера и сотоварища он просто служил, выполнял приказы.

А до мудрости сына хана ему было невероятно далеко.

— Послушай. Богатур. Что я тебе предлагаю. И думай. — Я произнес это максимально спокойной и холодно. — Ты пришел сюда с Кан-Темиром. Вы славно сражались, но русские. И я, их воевода, оказались сильнее. Я, Игорь Васильевич Данилов, воевода. В честном бою одолел и тебя и Кан-Темира. Мои рати побили ваши славные сотни. В отважной и яростной борьбе русские, то есть мы, оказались сильнее. Мы здесь стоим на своей земле, под своим солнцем. Мы не хотим воевать, но Кан-Темиру это нашептал колдун. Сбил его со службы аллаху, связал с темными силами, настроил против хана.

Сделал короткую паузу. Смотрел, как в глазах пленника появляется понимание. Он начинал верить в мои слова. Это победа. Еще, еще немного и он сам убедит себя в том, что только так может спастись. Иного выхода нет. Это замечательно.

Работаем!

— А что это значит? — Задал ему вопрос, чтобы начать