Тим Пауэрс - Гнёт ее заботы Страница 80

Не отрывая глаз от тела, бывшего когда-то его ребенком, он, повысив голос, сказал: ― Айкмэн ― Джозефина ― отправляйтесь наверх в ваши комнаты. Пожалуйста. Это касается только нас двоих.

Кроуфорд открыл было рот, чтобы возразить, но Джозефина схватила его руку. ― Так надо, ― прошептала она. ― Пойдем.

Они пересекли просторную комнату, направляясь к темному коридору, но прежде чем они завернули за угол, Кроуфорд оглянулся назад. Байрона душили рыдания, но пистолет в его руке больше не дрожал.

Они услышали выстрел, когда поднимались по лестнице, а через несколько минут, из окна комнаты Кроуфорда, увидели хромающую фигуру Байрона, ступающего по посеребренной лунным светом траве и несущего маленькое тело. Кроуфорд вспомнил, что видел в том направлении церковь, и с удивлением подумал, где же Байрон собирается найти там лопату.

― Он сказал, молодую особь можно убить этой пулей, ― торжественно промолвила Джозефина, расстегивая блузку. ― А она, определенно, была молодой. Она сложила блузку, стянула юбку, а затем забралась в кровать. Помнишь, что всегда говорила Клэр? Лунный свет высветил ее измученную улыбку. ― Что ж, больше она не вправе так говорить. В конце концов он кое-что сделал для Аллегры.

Спустя несколько прошедших в молчании минут все их существо пронизало отдаленное нечеловеческое пение, что, словно эхом, отражалось от небес и земли, охватывая их необъятной дрожью; неземной хор блистал, словно гобелен, сотканный из нескончаемо длящихся нот, и, хотя звуки были величественно печальными, они вызывали в Кроуфорде лишь благоговейный страх и смирение, так как, очевидно, не были рассчитаны на людские чувства.

На рассвете его разбудило мягкое покачивание. Несколько сонных мгновений он думал, что он на борту корабля. Затем он заметил цветы, подпрыгивающие в вазе на прикроватном столике, и вспомнил, что они были в доме Байрона, и сообразил, что это должно быть слабое землетрясение. Покачивание быстро затихло, и он снова провалился в сон.

ГЛАВА 16

Были же во дни оны на земле исполины…

— Бытие 6:4

Позже утром Кроуфорд и Джозефина были разбужены пронзительным голосом Шелли, доносящимся со двора ― когда Кроуфорд поднялся, отдернул занавески и выглянул наружу, он увидел, что Шелли руководил погрузкой багажа Хантов на крышу нанятого им экипажа, и, казалось, горел желанием как можно скорее отправиться в путь.

Байрон, тем временем, разгуливал взад вперед по длинным застывшим теням оливковых деревьев, что окружали пыльный двор виллы, и то, что он был на ногах в этот ранний час и даже не порывался посмотреть, как слуги крепили его багаж на специальной полке позади его наполеоновской кареты, заставило Кроуфорда сделать вывод, что поэт не ложился вовсе.

Густые, протянувшиеся по земле полосы создавали впечатление, что двор и не двор вовсе, а широкая лестница, как тот лестничный пролет, что он видел два года назад в Риме, из окна второго этажа в квартире Китса, и в голове мелькнула нездоровая мысль, «кто из собравшейся здесь компании держит путь наверх, а кто направляется вниз»? Байрон, пожалуй, вполне подходил на роль одного из тех бродяг, что просто стояли на одном месте посреди ступеней, дожидаясь, пока какой-нибудь турист заплатит им, чтобы они позировали для портрета ― какого же персонажа он мог бы олицетворять? Уж конечно не одного из святых.

Кроуфорд отворил окно и толкнул створки наружу, и ворвавшийся внутрь уже разогретый воздух донес запахи кофе и готовящейся где-то поблизости выпечки ― на которые не обращали никакого внимания все эти занятые внизу люди.

Кроуфорд и Джозефина оделись и спустились вниз, и так как они оставались в Ливорно и не спешили в Пизу, у них было вдоволь времени, чтобы воздать должное обильному импровизированному завтраку, который приготовили слуги Байрона.

Чуть позже Шелли отвел Кроуфорда в сторону и дал ему сотню фунтов. Кроуфорд взял деньги, но недоверчиво покосился на Шелли.

― Ты уверен, что хочешь отдать мне все это? ― спросил он.

Шелли моргнул, заметил банкноты в руке Кроуфорда, а затем покачал головой и потянулся за ними. ― Нет, я… я должен отдать это бедняге Ли Ханту ― или отослать обратно в Специю Мэри… я…

Кроуфорд оставил две десятифунтовые купюры и протянул оставшиеся назад. ― Спасибо Перси.

Шелли уставился на деньги, которые вернул ему Кроуфорд, кивнул и неуверенно улыбнулся, затем запихал их в карман и побрел прочь.

К восьми часам последние из детей Хантов были отловлены и погружены на борт нанятого экипажа ― в свой Байрон их не пустил ― а взрослые забрались кто в одну карету, кто в другую и заперли двери, а затем подвижной состав тронулся в путь, сопровождаемый едущими верхом слугами.

Уезжали, впрочем, не все слуги Байрона, и он распорядился, чтобы Кроуфорду и Джозефине разрешили взять на время запасную карету и пару лошадей для путешествия обратно в Ливорно. Однако, к тому времени как они наконец решились отправиться в путь, солнце начало столь основательно припекать пыльную дорогу, что они решили дождаться вечерней прохлады.

Кроуфорд вышел на затененный двор с парой книг Байрона и попробовал читать, но его постоянно отвлекала мысль о девочке, которую он видел здесь минувшей ночью. Он был уверен, что кровь на ее губах принадлежала Эдварду Вильямсу, и раздумывал, кому Эд будет жертвовать свою кровь теперь.

Джозефина провела большую часть дня лежа внизу ― сперва он подумал, что она задремала, но около полудня он заглянул ее проведать и заметил, что ее глаза были открыты, неутомимо смотря в потолок. Он вернулся обратно во двор и снова попробовал читать.

К западу от Монтенеро земля две или три мили наклонно сбегала вниз, стремясь к побережью Лигурийского моря, и, когда солнце опустилось к земле, темным силуэтом обрисовав остров Эльба, место ссылки Наполеона, Кроуфорд различил ритмичные песнопения, доносящиеся с дороги позади дома.

Он сунул за ремень один из пистолетов Байрона, и, прихрамывая, спустился по грязной дороге, чтобы узнать причину этих звуков, но обнаружил лишь дюжину крестьян и пару священников, стоящих вокруг повозки, в которую был запряжен изнуренного вида осел.

Священники нараспев произносили молитвы и окропляли сухую дорожную пыль святой водой, и Кроуфорд поначалу подумал, что это был какой-то местный ритуал, который не имел к нему никакого отношения; но затем из редкой толпы, сутулясь, выбрался древний старик с тростью и широко ему улыбнулся… и Кроуфорд понял, что пистолет ему здесь ничем не поможет.

― Они хорошо осведомлены, ― сказал де Лож на своем диком французском, ― об особенности того места, из которого вы недавно прибыли. Он махнул рукой на крестьян и священников. ― Портовенере, я имею в виду. Ты был бы изумлен, узнав, сколь долго оно носит это имя, и на сколь многих языках. Поэт четырнадцатого столетия Петрарка удостоил это место нескольких произведений, когда не воздыхал о недосягаемости своей возлюбленной Лауры.

Он рассмеялся и оглянулся на своих пасторальных[333] сопровождающих, затем снова покосился на Кроуфорда. ― Думаю, если произнести сейчас нужное слово, эти люди атакуют дом в тот же миг ― заметь, что некоторые из них при ножах, а тот джентльмен позади захватил с собой вилы. Английский лорд, который здесь гостил, Байрон, член общества Карбонариев, верно? Эти люди одобряют это, но теперь Байрон уехал, а в вас они чуют ― Силиконариев[334]. Он махнул тростью назад, вверх по дороге. ― Что скажешь, можем мы с тобой поговорить?

Кроуфорд подумал о Джозефине, оставшейся без присмотра в доме. ― Хорошо, ― сказал он с внезапно навалившейся усталостью. ― Скажи им, тем не менее, что я… скажи им, что я всадил гвоздь в mazze, ладно? Мы обойдемся без их… помощи. «Силиконарии, ― подумал он ― по-видимому, игра слов для silex, французского и латинского слова для кремния. Silex, silicis, silici[335]».

Де Лож снова засмеялся и обратился к священникам с быстрой фразой на итальянском. Те, казалось, немного расслабились, хотя и не перестали разбрызгивать святую воду.

Они направились вверх по крутой пыльной дороге, ведущей на немощеный внутренний двор. И пока они не слишком грациозно хромали к дому, де Лож время от времени поглядывал на Кроуфорда. Тени деревьев тянулись теперь к востоку, но исполосованный двор снова напомнил Кроуфорду гигантскую лестницу. Знать бы только, куда он направляется по ней сам.

― Ты развелся! ― воскликнул де Лож, когда они, наконец, достигли входной двери. ― Но та Венецианская попытка, которую четыре года назад предпринял один из твоих друзей, закончилась провалом ― так что ты, должно быть, забрался чертовски высоко в Альпы, я прав?