Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович Страница 9

Глава 8

Санкт-Петербург

Подполковник лейб-гвардии Измайловского полка

Генерал-аншеф и сенатор Василий Суворов

поздний вечер 9 июля 1764 года

— То корабль был иноземный, новоманерный, двухмачтовый, о шестнадцати пушках, господин генерал. А как именуют, я даже не знаю, впервые такой видел — на шняву походит, но без бизань-мачты. Ходко шел, под всеми парусами ветер уверенно держал! Вряд ли в открытом море любой из наших кораблей его догнать смог бы, не отстать бы сразу. Обветшали они изрядно, скорость совсем потеряли.

— Почему ты так считаешь? А галеры не смогли бы ворога в море перехватить и поврежденья ему причинить?

— Больно быстрый, и ветер поймал. Не всякая наша галера бы удержалась за ним, хотя бы час. Бесполезно гнаться, господин генерал! А на штиль никаких примет… Опосля наш бот увидели, отстал он от него сильно — из пушки пальнул, внимание наше привлек, — лейтенант Антипов говорил спокойным голосом, вины за собой не чувствуя. И Василий Иванович его понимал, прекрасно зная состояние Балтийского флота, пришедшего после войны с пруссаками в совершеннейший беспорядок и полнейшее расстройство. Хорошо хоть отвоевать пять лет успели, не развалились кораблики. А то такие сомнения многих одолевали.

— Потом мы на траверзе Везенберга драгун увидели с кавалергардом — мундиры у них примечательные. Понял, что дело государственное, да они еще стреляли, сигналы нам подавая.

Лейтенант остановился, внимательно посмотрел на генерала, и после этой короткой паузы продолжил говорить:

— Подошли к берегу, лодки спустили — а там побоище произошло знатное, трупы везде лежат свежие. Забрали мы тела, в трюм сложили. А как увидел бумагу вашу, приказал гребцам сил не жалеть. Да и ветер переменился — ходко пошли, под парусами то. Как в Неву вошли, то у крепости якорь сбросили — там ледник есть, чтобы убиенных сложить. Кавалергард сказал, что для следствия потребуется, да там и сомлел…

Моряк положил на стол залитые кровью листы — генерал-аншеф сразу узнал в них свою подорожную и розыскную бумагу, нахмурился. Суворов очень не любил, когда убивали его доверенных и многократно проверенных людей, что долгие годы служили вместе с ним по тайному ведомству и выполнили множество секретных поручений. Погибший капитан Ростовцев как раз был из таких офицеров.

— Все правильно сделал, лейтенант. В Адмиралтейство я отпишу о делах твоих. Но пока вели всей команде помалкивать об увиденном. То дело государственное, и в секрете держать его нужно. Идите, да пусть команда отдохнет — возможно, у меня будет поручение.

По лицу лейтенанта он отчетливо прочитал горячее желание немедленно выйти в море и уйти от столицы куда-нибудь подальше, несмотря на подступающую ночь. И впредь не иметь дел, ни с какими государственными тайнами, как можно дольше. Но офицер сдержался, коротко поклонился и негромко произнес:

— Команду и господ офицеров уже настрого предупредил, господин генерал-аншеф. Готов выполнить любое ваше распоряжение, о том в Адмиралтействе давно приказание отдали!

Лейтенант еще раз коротко поклонился и вышел из кабинета фактического главы Тайной Экспедиции. Василий Иванович, проводив своим тяжелым взглядом моряка, надолго задумался.

И было отчего ему кручинится!

Дело, которое он посчитал поначалу хоть и трудным, но исполнимым, стало принимать совсем иные, зловещие очертания. И совершенно непонятно, кто и почему ввязался в царскую свару, и принялся спасать Екатерину Алексеевну, причем организовав ее бегство заблаговременно. Такие выверты генерал-аншеф крайне не любил, ведь Тайную Экспедицию, и его лично, такие афронты выставляли в полных дураках.

— Надеюсь, что князь Никита Лобанов-Ростовский прояснит мне ситуацию, — пробурчал Василий Иванович, поминая уцелевшего в схватке кавалергарда. Младшего брата ротмистра Конной гвардии, князя Александра Ивановича, которого после воцарения Екатерины Алексеевны уволили по «здоровью». А на самом деле за нелояльность и невозможность продолжать службу в «дорогом» полку — совершенно непрактичный отпрыск Ивана Яковлевича промотал отцовское состояние, и впал в бедность. А вот сынишки его Александр, Дмитрий и Яков настолько не походили ликом на отца, что в обществе считали их плодом греховной связи княгини со слугой-калмыком, что был в усадьбе конюхом. Впрочем, от этих князей можно было ожидать чего угодно, а славились они только необыкновенным чадородием своего деда — вот здесь он поразил всех.

Знавал Василий Иванович стольника Якова Ивановича, что от двух жен — княжны Черкасской и княжны Одоевской имел двадцать восемь детей, поровну мальчиков и девочек. А еще неугомонный стольник известен тем, что глуп был, а потому за разграбление царского обоза на Троицкой дороге с убийством двух слуг Петра Алексеевича нещадно выдран кнутом и лишен части вотчин и четырех сотен душ. Вообще-то за такие дела полагалось казнить, но молодой самодержец поддался на уговоры родни «разбойного князя», которые, по сути, откупили его от плахи. Казнили только двух доверенных людишек князя за то воровство — отмахнули топором буйные головы, раз ими думать не умели.

Яков Иванович опомнился и вступил в «потешные», ходил в Азовские походы. А в 1700 году в злосчастном сражении под Нарвой, майор лейб-гвардии Семеновского полка князь Яков Лобанов-Ростовский оказался единственным дезертиром среди отчаянно сражавшихся петровских гвардейцев. За то постыдное бегство был осужден военным судом к шельмованию и казни, но Петр Алексеевич, по какой-то своей милости лишь заключил его в острог, из которого лет через пять выпустил.

Его сына князя Ивана Яковлевича Суворов тоже знал — недалекого ума человек, хоть и представитель старшей княжеской ветви. А вот теперь жаждал увидеть внучатого отпрыска, попавшего в кавалергарды из-за знатности рода — вроде других достоинств неженатый капрал не имел. Но уже Василию Ивановичу сказали, что по своему уму оный телохранитель от деда далеко не ушел, может только более храбр, но то в сомнениях, ибо неясно как он себя в стычке с лейб-кирасирами повел…

— Скакали мы за беглецами сил не жалея, я всячески капитана Ростовцева подгонял — а ну как уйдет беглая царица. В Нарву прискакали после полуночи и сразу в разбойную мызу ворвались, где Екатерина Алексеевна отдыхала и за пару часов до нас отъехала. И я снова сказал капитану, чтобы драгун троицких взял — все же узнал первым, что беглянку полдесятка лейб-кирасир охраняют из немцев, изменники подлые.

Василий Иванович прилагал неимоверные усилия, чтобы не поморщится — князь вдохновенно повествовал о своих мнимых заслугах, будто кто-то поверит, что капитан из Тайной Экспедиции будет слушать какого-то капрала, пусть даже из кавалергардов.

— Гнались мы за ними до Везенберга, где они к морю свернули, вот тут я закричал, что их судно там ждет. Капитан внял моим словам и еще десятку драгун, что разъездом патрульным шли, приказал к нам присоединится. Догнали мы там немцев, но дорога узкая стала, кирасиры ее перегородили и в атаку на нас ринулись. И пошла сеча жестокая…

Кавалергард в изодранном мундире картинно, с окровавленной повязкой на голове, будто сил никаких не осталось, развалился в кресле. Но видимо сообразил, что переигрывает, и продолжил слабым и хрипловатым голосом свое «героическое» повествование.

— Это не люди были, а дьяволы какие. Особенно один, что без кирасы был — полдюжины драгун срубил. Пока я… Я вовремя на помощь Ростовцеву подоспел, стал с кирасиром биться, а капитан врага шпагой с бока заколол. И поскакали мы дальше — а на пути двое злодеев встали, одеты моряками. Вот тут-то я… Мы с капитаном их зарубили, но один в коня моего попал и рухнул я, почти беспамятно…

Василий Иванович незаметно вздохнул — князь врал самозабвенно, но вовремя останавливался, видимо, понимал, что все «победные лавры» присваивать одному себе не стоит.

— Ростовцев царицу догнал и рубанул ее шпагой, а ведь я ему говорил, чтобы палаш взял — рассек бы голову сразу. Шпага что — легка как перышко, не послушал меня опять…. Она в него с пистолета попала. Капитан рухнул с коня, и немка упала. Но встали оба — Иван на нее со шпагой в руке двинулся, а она… Морда вся в крови, пистоль достала и в грудь выстрелила. Потом кинжал вытащила и добила, в грудь несколько раз ударила прежестоко… А там к ней кирасир подъехал…