Лабух - Иван Валерьевич Оченков Страница 9

— Почем пиджак? — поинтересовался у замкнутой женщины с потухшим взором, перед которой лежат вещи.

— Это костюм, — еле слышно ответила она.

— Еще лучше. Покажите.

Пока я деловито щупал ткань, прикидывая, хватит ли длинны брюк и сможет ли портной подогнать мне его по фигуре, продавщица безучастно стояла рядом, совершенно не обращая внимания на мои манипуляции.

— Ничего так… Сколько?

— Сколько дадите.

— Не понял?

— Мужа это ейного! — вмешалась словоохотливая соседка. — Убили его две недели назад бандиты батьки Нечая. Слыхал про такого?

— Приходилось, — бурчу ей в ответ и тут же замечаю аккуратно заштопанную на спине дырку от пули.

— Будете брать?

— Нет, — помотал головой в ответ.

— Тогда может быть это? — так же равнодушно предложила она, показывая на лежащие перед ней личные вещи.

Моё внимание тут же привлек потертый несессер с бритвой, маленьким зеркальцем, а также щипчиками, щёточками, расческой и прочими инструментами для ухода за усами или бородой. Вещь в хозяйстве крайне необходимая. Это Никишке просто — он ещё не бреется, а я поначалу едва не зарос. Можно, конечно, обратиться к цирюльнику и стоит это не так уж и дорого, но… если за всё постоянно платить, никаких денег не напасешься!

— Триста тысяч хватит?

— Согласна, — всё также безучастно ответила вдова.

— Ты что, Семёновна⁈ — даже подпрыгнула любопытная соседка. — Да за такие вещи цельный лимон просить незазорно, а может и полтора…

— Мадам, — пришлось на корню пресечь попытку влезть не в своё дело. — Тут общественность интересуется, а не просрочено ли у вас разрешение на торговлю?

— Что? — сбилась с мысли незваная советчица.

— Советская милиция, извиняюсь, в курсе вашей противоправной деятельности?

— Не…

— А если нет, так и не мешайте занятым людям!

— Господи! — в голосе продавщицы впервые прорезается что-то похожее на эмоцию. — Как же я устала от всего этого! Да берите вы что хотите, только оставьте меня в покое…

В общем, через минуту я стал владельцем бритвенных принадлежностей, пульверизатора с остатками одеколона и ещё одной интересной штуковины, непонятно как оказавшейся в вещах покойного. Небольшая, сантиметров тридцать длинною рукоять из китового уса, с одной стороны которой прикреплён кожаный мешочек, заполненный свинцовой дробью. Предназначалось сие нехитрое устройство для вразумления ближних, причём так, чтобы не оставлять следов. В моём случае для самообороны.

После недавних событий я решил всерьёз озаботиться своей безопасностью. Бедного музыканта обидеть может всякий дурак, особенно если у него имеется револьвер или хотя бы нож. У меня огнестрельного оружия пока нет, и не предвидится, тыкать разного рода злодеев острыми предметами я тоже не готов, а вот благословить от всей души по загривку вполне сумею. Но главное, не повредить при этой процедуре пальцы, мне ими ещё деньги зарабатывать!

Что ж, кажется, на сегодня всё. Вообще-то, я приходил не столько за продуктами, сколько в надежде наткнуться на какой-нибудь стоящий музыкальный инструмент. Лучше всего гитару!

Вот уж без чего, как без рук. Работа тапёром помогает разрабатывать пальцы и вообще, как сказали бы геймеры из моего времени, прокачивать музыкальный скилл, но всё время заниматься этим не хочу. Я — птица вольная, мне свобода нужна!

Пока что ничего подходящего не попадалось. Либо какое-то барахло, с трещинами в корпусе и оттого с ужасным звучанием, либо… деревенские гармошки и балалайки! Впрочем, стараюсь не терять надежды и смотреть в будущее с оптимизмом, вот только получается откровенно плохо…

История никогда не была моим любимым предметом, но кое-что всё же запомнилось. Сейчас вокруг меня август 1922 года. Победившие с огромным трудом в Гражданской войне большевики немного ослабили гайки, но точно знаю, что это ненадолго. Скоро они начнут строить СССР — страну, в которой я родился. Коллективизация, Индустриализация… Репрессии…

Я, конечно, прекрасно понимаю, что тысячу пятьсот миллионов лично расстрелянных кровавым тираном — изрядное преувеличение, но проверять на себе насколько эта цифра расходится с реальностью почему-то нет ни малейшего желания… Хочется хорошо и по возможности комфортно жить, любить красивых женщин, играть любимую музыку. Как-то не очень эти мечты вписываются в «построение социализма в отдельно взятой стране», не находите?

Мне приходилось читать романы про попаданцев, угодивших в прошлое и помогающих Великому вождю строить Красную империю, но они все либо инженеры, либо военные, а я всего лишь простой музыкант. Кабацкий лабух… У вашего покорного слуги нет ни малейшего представления, как устроена атомная бомба или дизель от Т-34. Не смогу объяснить военным, почему нужно принимать на вооружение автоматы под промежуточный патрон, а на танке просто необходима командирская башенка…

Всё что я знаю и умею, касается музыки. Причём и тут мои знания не так чтобы велики. Сейчас во всём мире рулит его величество Джаз, а, ваш покорный слуга, простите, всё больше по блатняку! Хотя… во время одного из сеансов ко мне внезапно пришло осознание, что и на моей улице может перевернуться машина с пряниками. Одна из случайно пришедших в премудрую голову самозваного тапёра мелодий оказалась — «В Кейптаунском порту», во всем остальном мире известная как — «Бай мир бист ту шейн»!

Не будет преувеличением сказать, что через каких-то десять-двадцать лет эта песенка завоюет весь мир. Её исполняли Элла Фицджеральд, Бенни Гудман, Мерлин Монро. Больше того, она найдёт своего слушателя даже в нацистской Германии несмотря на то, что написал её еврей, а сделали популярной — негры. Правда обогатила она отнюдь не своего создателя, а людей, купивших на неё права. Но… я-то не буду продавать этот шедевр за жалкие тридцать долларов!

И вот тут в моей голове впервые появилась мысль об эмиграции. Где-то ведь совсем рядом есть другой мир, без разрухи и беспризорников. Красивые дома, освещенные улицы, концертные залы и шикарные рестораны, в которых не хватает только меня в смокинге и с гитарой…

— Не желаешь ли табачку, служивый? — вернул меня в реальность какой-то дед, голову которого, не смотря на жару, покрывал треух.

— Спасибо, не курю, — машинально ответил я.

— Смотри-ка ты, «пасиба»! — неожиданно ощерился представитель трудового крестьянства. — Вежливай!

— Небось из благородных, — поддакнул его сосед.

Связываться с заскучавшими от долгого стояния на базаре придурками не хотелось, поэтому, просто отвернулся и пошел по своим делам, слыша брошенные вслед сожаления вроде «мало