Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка Страница 9

— Ну что же, — вздохнул Рапану. — Господин предупреждал, что они как-то выкажут свой гнев. И, наверное, это он самый и есть. Видимо, так меня зовут на встречу. И пусть видят боги, мне понадобится их благосклонность.

Отцовский дом в западном предместье, в районе Сета, так и оставался за Рапану. Египтяне и тут показали чужакам их место. Здесь когда-то стоял Аварис, столица гиксосов, а поскольку все плохое приходит с запада, то все приличные люди Пер-Рамзеса жили на востоке города. Запад — это грязь, противная Маат, источник Хаоса и место, откуда приходят дикари-ливийцы. Вот потому-то купцам-ханаанеям, которые жили тут несколько столетий, и отдали место, которым брезговали сами хозяева этой земли.

Рапану вышел на двор, окруженный глинобитным забором. Тут у него стоял жертвенник на все случаи жизни, и слуга, уловив безмолвный приказ, разжег в нем несколько сухих веток.

— Бог Илу, податель жизни… — начал было Рапану, но задумался, привычно вытянув губы трубочкой. — Не годится. Баал-Хадад, Всадник облаков… Да нет, тоже не то! Котару-ва-Хасису, покровитель корабелов, молю… Опять не то!

Рапану глубоко задумался. Вопрос был важный, и он никак не мог решить, кому из богов принести жертвы. Привычные боги Угарита сегодня не годились. Все же торговля — это не по их части. Подумав немного, он просветлел.

— Ну конечно! Гермес, покровитель торгового люда! Дай мне удачи! Сердцем чую, что великое дело придется мне свершить, небывалое. Господин мой приказал поступить так, когда придет время. Время пришло, но сердце мое трепещет, словно пойманный воробей!

И он бросил в жертвенник несколько отборных кусков свинины, а вслед за ними — ладан, который хоть как-то перебивал вонь горелого мяса, которую ветер разнес по всему двору.

— Вразуми меня, — шептал он, — Гермес Эриуний, Приносящий удачу, поделись со мной толикой ее. Клянусь, она мне очень понадобится. Я еще не знаю, когда меня соизволит принять чати, великий визирь. Но я точно знаю, что пойду к нему не раньше, чем весь товар покинет эту благословенную землю, провались она в ахейский Тартар.

Чати соизволил принять его только через две недели. Немало, учитывая, сколько ему заносил Рапану. Видно, и впрямь разгневался вельможа на наглецов, не позволивших себя разбить и ограбить. Разговор будет тяжелым, это Рапану понял уже давно. А потому, когда его раздели перед входом в покои чати, оставив одну лишь набедренную повязку, он уже был к нему готов.

— Славься, слуга Гора, я прах у твоих ног, — сказал он, склонившись на треть и ожидая ответа. Стоять так было жутко неудобно.

— Ничтожному надлежит простереться ниц, — услышал он скрипучий голос писца. — Иначе он отведает палок за свою дерзость.

— Прости, величайший, — смиренно сказал Рапану, — но мне было дозволено стоять в твоем присутствии. Мой господин не сын Великого Дома. Говорить с тобой лежа — урон его чести.

— Нет чести у того, кто сидел в яме, словно вор, — послышался торжествующий голос, и Рапану прикусил губу от бессилия.

— Я принес мольбу к стопам величайшего чати, правой руке самого Господина Неба. — Слуги его несправедливы к нам. Они бьют и накладывают на нас штрафы. А судьи не принимают наши жалобы вовсе. Сердце мое повернулось в груди от горя! Скажи, что я сделал против Маат? Моя ладья села на мель! Мои весы перекосились, а мое серебро превратилось в глиняные черепки! Я будто слепой, бредущий в пустыне! Только священная милость великого начальника над Шестью Домами исцелит меня.

— Славословия не помогут ничтожному слуге ничтожного владыки, — услышал Рапану. — Дерзость его дошла до того, что он лишил кораблей слуг Великого Дома, а царей держит в плену недостойно их сана.

— Но что может сделать ничтожный? — робко спросил Рапану.

— Воля господина нашего чати такова, — раздался все тот же скрипучий голос. — Твой хозяин вернет корабли слугам Великого Дома, отпустит с честью их царей и восстановит торговлю на море. Он прекратит взимать плату с купцов Ханаана, как будто он господин всех вод. Он пришлет почтительные дары в виде меди и олова в том объеме, как посылали его предшественники, и даже больше. Лес Библа, украденный твоим царем, должен быть возвращен законному хозяину, Великому Дому. И тогда в неизмеримой милости своей господин наш чати дозволит вашим кораблям вновь увозить зерно Страны Возлюбленной, благословенной богами.

— Я передам волю величайшего своему господину, — просипел Рапану, распластавшийся на плитах пола. — Но что будет, если он не согласится выполнить законные требования слуги Гора? Вдруг милость господина нашего чати покажется ему недостаточной? Как быть мне, ничтожному слуге величайшего из всех слуг фараона, какие только бывали от начала времен?

— Если твой царь не исполнит хотя бы малой доли того, что приказал господин наш чати, — услышал Рапану высокомерный голос писца, — то корабли с бычьей головой не будут больше допущены в гавани Страны Возлюбленной. Ваши купцы не получат хлеба и льна. Ваши животы будут страдать от голода, а женщины не сошьют вам достойной одежды. Вы будете носить овечью шерсть, словно презренные хапиру.

— Я смиренно склоняюсь перед волей величайшего, — поклонился Рапану, которому разрешили встать. — Я больше не вернусь в Египет, пока не получу положительного ответа своего господина. А если я его не получу, то не вернусь сюда вовсе. Стыд не позволит мне показаться на глаза великому чати, сияющему на земле, словно Ра в небесах.

Через несколько минут купец уже шел быстрым шагом в сторону порта, где на корабль были погружены все его вещи. Он отчалит немедленно, пока визирь не догадался, что его попросту обдурили. Это маловероятно, игра слишком тонкая, но вдруг! Тогда Рапану бросят крокодилам. Купца-чужеземца не удостоят чести принять яд. Его казнят как простолюдина. Ведь даже для такого вельможи, как сиятельный Та, это форменная катастрофа. Остановка большей части внешней торговли означает для чати позорную отставку и, возможно, казнь.

— Я это сделал? Не верю! — шептал Рапану, вцепившись побелевшими пальцами в борт корабля. — Я выкручу руки самому чати! Великие боги, да