Дэвид Герролд - Дело человека [Дело для настоящих мужчин] Страница 10

Я помню, как хмурился папа, читая газету каждую ночь. — Идиоты, — бормотал он. — Меня удивляет только, как этого не случилось раньше. Конечно будет чума, если соберется так много людей в месте вроде Калькутты.

Через пару недель хмурость сменилась озадаченностью. — Рим? — сказал он. — Мне казалось, итальянцы более осторожны.

Когда она поразила Нью-Йорк, папа сказал: — Нита, я думаю, мы должны подняться в хижину на пару недель. Джим, ты конечно поедешь с нами.

— Но у меня школа…

— Можно пропустить ее. Я думаю, надо вызвать и твою сестру.

Сначала доктора думали, что они имеют дело только с одной болезнью, но с дюжиной противоречивых симптомом. Они думали, что она принимает различные формы, подобно бубонной и легочной чуме. Потом они думали, что ее нестабильность вызывается мутациями. У каждого была своя теория: переносчиками были воздушные лайнеры, мы должны разом прекратить все воздушные путешествия и изолировать болезнь. Или бактериологи окончательно развили широкую устойчивость к антибиотикам; мы не должны были так свободно применять их. Или это все эксперименты с четырехмерной физикой; они изменили атмосферу и стали причиной жутких новых мутаций. Штучек, вроде гигантских тысяченожек и пурпурных супергусениц.

Первая волна прошла по стране за неделю. Во многих случаях она переносилась беженцами с восточного побережья, но так же часто распространялась абсолютно невозможными прыжками. Самолеты? Или что-то еще? Ниоткуда не было прямого воздушного сообщения да Кламата, Калифорния, но этот город вымер раньше Сакраменто.

Я помню одно сообщение: ученый — я забыл его имя — утверждал, что это биологическое оружие. Он говорил, что есть два вида агентов: Y-агенты, для которых есть вакцины и антитоксины, и X-агенты, от которых защиты нет вообще. По-видимому, говорил он, некоторые из Х-агентов были выпущены, либо случайно, либо террористами. Другим образом невозможно объяснить такую внезапную вспышку глобальной неуправляемой Смерти.

Идея быстро стала широко распространенной. В ней был смысл. Через несколько дней вся страна гудела. Кричали о возмездии. Если нельзя убить микроб, по крайней мере можно ударить по врагу, ответственному за его освобождение.

Однако — кто же это был? Не было способа узнать. Кроме того — и эта мысль была ужасна — а вдруг эти клоны наши? В такое тоже готовы были поверить многие.

Потом все пошло вразнос и по-настоящему быстро. Мы слышали кое-что на коротких волнах. Миленькое дело.

В нашем месте мы были совершенно изолированы, особенно после того, как ночью кто-то вышел на перекресток и поджег мост. Он был сделан из одного куска старого дерева и горел несколько часов, пока наконец не рухнул в ручей. Большинство из нас, живших на холме, знали о пустом доме в двух милях вверх по течению. При необходимости можно было проехать туда на машине, но папа решил, что сгоревший мост должен остановить большинство беженцев от попыток подняться в горы. Он оказался почти прав. Один из соседей на холме однажды передал по радио, что караван из трех лендроверов направляется в нашу сторону, но не надо волноваться. Немного позже мы услышали стрельбу, потом наступила тишина. Больше об этом мы ничего не узнали.

Однако, после этого папа держал заряженную винтовку возле двери и научил всех пользоваться ею — даже детей. Он очень подробно объяснил. Если мы застрелим кого-нибудь, мы должны сжечь тела, все их вещи, машины, животных, все, до чего они дотрагивались. Никаких исключений.

Мы оставались в горах все лето. Папа отправлял свои программы по телефону, а когда телефон перестал работать, он просто делал их, не отсылая. Я хотел спросить, почему он продолжает, но мать остановила меня. Позже она сказала: — Джим, не имеет значения, появится ли опять кто-нибудь, кто захочет играть в его игры — он делает их для себя. Он верит, как и все мы, что есть будущее.

Это меня остановило. Я не думал о будущем — потому что не понимал устрашающий масштаб заразы. Я рано бросил слушать радио. Я не знал, как плохо все было. Я не хотел слушать об умирающих быстрее, чем живущие успевали хоронить — целые семьи шли в постель здоровыми и все умирали, не просыпаясь. Я не хотел слышать о трупах на улицах, о панике, грабежах, поджогах — об огненном шторме в Лос Анджелесе. Выжил ли там кто-нибудь?

Мы оставались в горах всю зиму тоже. Пришлось трудно, но мы справились. У нас работал ветряк, поэтому было электричество — не много, но хватало. У нас имелся солярий на крыше и стена Тромбе, мы ходили в свитерах и не мерзли. Летом мы построили оранжерею, поэтому появились овощи, а когда папа принес оленя, я понял, зачем он тратил так много времени на упражнения с арбалетом. Мы выжили.

Я спросил его: — Ты знал заранее, что что-то подобное случиться?

Он посмотрел на меня поверх оленя: — Подобное чему?

— Чуме. Краху.

— Не-а, — сказал он, вытирая лоб. Внутренности животного были горячими. Он вернулся к работе. — Почему ты спрашиваешь?

— Ну, арбалет, хижина и все такое. Например, почему это горы? Я всегда думал, что, обучаясь самообеспечению, мы слегка… ну, сдвинутые. Теперь это кажется чертовски хорошим планированием.

Он остановился и положил нож. Стер кровь с перчаток. — Невозможно работать в такую погоду. — Пар от его дыхания замерзал в воздухе. — Не могу хорошо схватиться через перчатки. Нет, я не знал заранее — и, да, это было хорошее планирование. Но это не моя идея. Это твой дед. Я хотел бы, чтобы ты узнал его получше. Он говорил мне, что человек должен быть готов внезапно сняться и уйти по меньшей мере три раза в жизни. Если, конечно, планируешь прожить долгую жизнь. Надеюсь, ты понимаешь, почему. Возьми любой период истории, любую страну. Тяжело найти семьдесят лет ненарушенного мира и спокойствия. На чье-то дерево всегда много охотников. — Он вздохнул. — Когда начинаются вопли, время уходить в более тихое место. — Он поднял нож и вернулся к свежеванию оленя. — В нашей семье традиция — спасаться в последнюю минуту. Подержи вот здесь. Один из твоих прадедов покинул нацистскую Германию в 1935. Он держал на Запад, пока не попал в Дублин — вот почему ты сегодня Маккарти. Он забыл обвенчаться в церкви с твоей прабабушкой.

— О, — сказал я.

— Твой прадед купил эту землю в 1986. Когда земля была еще дешевой. Он поставил здесь сборный домик. Приезжал сюда каждое лето и пристраивал понемногу. Я не видел в этом никакого смысла, пока — дай вспомнить, это было перед твоим рождением — должно быть летом 97-го. Правильно, мы думали, наступает год Апокалипсиса.

— Я знаю, — сказал я, — мы проходили в школе.

Он покачал головой. — Это не одно и тоже, Джим. Это было ужасающее время. Мир был парализован, ожидая увидеть, как будут бросать первые бомбы. Мы все были уверены, что это она — Большая Война. Паника была довольно сильной, но мы прошли сквозь это в порядке, здесь, наверху. Мы провели целый год на этой горе — не спускались до Рождества. В тот раз миру повезло. Однако, это меня убедило.

Мы начали взваливать оленя на сани. Я сказал: — На сколько мы останемся здесь на этот раз?

— Не знаю. Может быть, надолго, даже на пару лет. В четырнадцатом веке Черная Смерть длилась столько же, пока не замерла. Не думаю, что эта чума чем-то отличается.

Я поразмышлял: — Как ты думаешь, что мы найдем, когда вернемся?

— Это зависит.

— От чего?

— От того, сколько людей выживет. И кто. — Он задумчиво посмотрел на меня: — Думаю, тебе снова надо начать слушать со мной радио.

— Да, сэр.

Примерно через месяц мы поймали сообщение из Денвера, временной столицы Соединенных Штатов. Чрезвычайное положение все еще действует. Тридцать шесть выживших членов конгресса собрались и отложили президентские выборы по меньшей мере на шесть месяцев. Вакцина второго поколения показала эффективность, близкую к шестидесяти процентам. Запасы ее, однако, все еще ограничены.

Папа и я посмотрели друг на друга и оба подумали об одном и том же. Худшее — позади.

В течении месяца Денвер начал выходить в эфир двадцать четыре часа в сутки. Постепенно правительство снова собирало свои разрозненные части. Масса информации наконец вышла на свет.

Первая из эпидемий — теперь знали, что их было несколько — появилась изолированными очагами в сердце Африки. За несколько недель она распространилась на Азию и Индию и волной пошла на запад по всему миру. Вторая чума так быстро наступала ей на пятки, что выглядела как часть той же самой волны, он она началась где-то в Бразилии, мне кажется, и хлынула на север через Центральную Америку — действительно так быстро, что многие города стали ее жертвами, прежде чем появился шанс идентифицировать ее. Ко времени третьей чумы правительства были в упадке и почти каждый город находился на чрезвычайном положении. Почти все передвижения в мире были остановлены. Вас могли застрелить за попытку попасть в больницу. Четвертая и пятая чума поразили нас подобно приливным волнам, оставив лишь каждого десятого из выживших в первых трех. Была также и шестая чума — но плотность населения была такой низкой, что она не смогла распространиться.