По ту сторону Стикса - Юлия Сергеевна Васильева Страница 10

— Придется к этому привыкнуть.

Я не знал к чему, к этому, но спросить не хватало сил. Пропускной пункт был все ближе, а мне становилось все хуже — даже если бы я решился, то не смог бы сейчас сбежать.

Железные ворота. Будка охраны с самой простой вертушкой и сканирующими рамками — а за всем этим какой-то бурый вал эмоций, который поднялся надо мной, застыл на одну единственную секунду тишины, а потом накопленной мощью обрушился вниз, погребая мое сознание под своими тяжелыми водами…

Глава 3. Разожженный костер

Пламя большого костра поднималось в ночное небо, лизало оранжевыми языками воздух и щелкало на ветру. Мы стояли молча, разглядывая отсветы огня, размышляя каждый о своем. Это была минута затишья, последний островок спокойствия. Никому не хотелось думать о том, что будет дальше.

Не ради всякого зажигали костры на берегу, но сегодня огонь горел для Монаха, в его память, пусть память у резервации и короткая. Крематорий около западного моста работал исправно и каждый день извергал в канал порцию пепла. Никому не было дела, что это за пепел: вчерашний сосед, который работал рядом с тобой на одном конвейере, ободранный парень, что вечно предлагал на углу антрацит, или какой-нибудь безвестный бомж с материка — все они отправлялись в последнее плавание по ядовитым водам Стикса. Монах — один из тех немногих, чей пепел было кому забрать, и было кому зажечь костер в его память.

С той стороны сцена, наверно, казалась жуткой: банды отщепенцев жгут костры на берегах. Трепещи обыватель! Ибо кто поручится, что завтра такой же костер они не разожгут из твоей теплой уютной постели? Некоторые радикальные политические партии с руками бы оторвали у меня идею этого пропагандистского ролика.

Когда потушили пожар, от «Будды» уже практически ничего не осталось. Тело Монаха опознали только по вплавившемуся в плоть кулону, с которым тот не расставался. Никогда бы не подумал, что Аарон кончит именно так, а вместе с ним и вся западная группировка.

Ничего еще не произнесено вслух, но вопрос уже повис в воздухе, он подогревается пламенем костра, и скоро раскалится так, что взяться за него можно будет разве что железными руками.

Две крупные группировки практически делили резервацию: во главе западной стоял Монах, во главе восточной — Фрэй. Существовали еще китайские триады, но западная группировка постепенно втягивала их членов в свои ряды, и практически переварила азиатов. Баланс был хрупким и в то же время таким надежным, пока главы стояли у руля. То есть до вчерашнего дня.

Я прямо нутром чувствовал, как Фрэй перебирает идеи одну за другой, словно речную гальку, меняет и перестраивает планы. Мне было страшно, потому что, возможно, скоро я увижу его прежнее лицо — чудовище, которое некоторое время дремало внутри него.

Решится ли он напасть сейчас? За несколько лет люди успели отвыкнуть от кровопролития, и никто не хотел возвращаться назад, к отправной точке.

По ту сторону костра в первых рядах стоял Дэвон. Всякий раз, когда я ловил его фигуру боковым зрением, мне казалось, что по обеим бокам от него колышутся звериные тени, но стоило посмотреть прямо — и рядом никого не оказывалось. Он был правой рукой Монаха и теперь первым станет претендовать на власть над оставшейся без головы бандой.

Но Дэвону чего-то не хватает. Он, как и я, всегда следовал за кем-то, оставаясь в тени. Он не умеет вести за собой — для этого надо контролировать свой страх, а сейчас страха в нем слишком много.

Дэвон случайно встретился со мной взглядом, но тут же отвел глаза — он боялся что-то раскрыть мне, боялся, что я что-то узнаю. Несколько шагов назад — и его страх затерялся в толпе вместе с ним, оставив тяжелый терпкий след.

Стоящий рядом Фрэй дернул щекой, отчего старый грубо-собранный шрам на ней задвигался как нечто живое. Хрустальные глаза, наполненные отражением огня, смотрели на меня холодно, не мигая:

— Что он затевает?

— Не знаю. Он боится.

— Чего?

Я покачал головой. Все, кто пришел из западной группировки к костру, сейчас стояли по другую его сторону, и каждый из них боялся. Мы были для них чем-то вроде зверя, приготовившегося к прыжку, жаждущего плоти и крови.

— Что собираешься делать? — мне не терпелось задать этот вопрос. Фрэй был слишком спокоен и слишком непроницаем — это начинало пугать.

— Ждать.

— Я думал…

— Сначала, пока они дерутся за власть между собой, самые дальновидные перебегут на мою сторону. Потом они будут слишком слабы, возможно, обойдется даже без кровопролития. Почти…

— И это все?

— Нет, не все. Опасно действовать, пока мы не узнаем, кто убил Аарона. Версия властей о взрыве баллона с газом неубедительна. В резервации действует третья сила, и я не хочу играть ей на руку, пока не разберусь, что она из себя представляет.

Зверь действительно просыпался, но за годы спячки он стал значительно мудрее. Никаких лишних движений перед прыжком.

На береговой линии, что была ближе всего к дамбе и восточным воротам резервации, вовсю бесновалась неонка. Огни мелькали, зазывая в бары, клубы, какие-то забегаловки и притоны. Фрэй называл эту часть набережной «золотым прииском» — местом, с которого все начнется. На мои уточнения, что именно начнется, он многозначительно говорил «все» и больше ничего не добавлял.

Именно с его легкой руки здесь стали сдаваться помещения под увеселительные заведения, именно он договорился с одним из писателей-фантастов о книге про резервацию. Пришлось по очереди пасти этого плюшевого очкастого недотепу, пока он ползал по всем подвалам, помойкам и аварийным зданиям, приставая к тем обитателям района, к которым даже я не рискнул бы обращаться.

Зато книга получилась бестселлером, нет, не шедевром, конечно, — никто из нас не осилил и первых двадцати страниц — но материковым подросткам нравилось. Романтика отверженности, желание быть не таким как все, жить с надрывом. И эти благополучные детки мотыльками слетались в резервацию.