Уильям Сандерс - Очаги сопротивления Страница 12

Опять влажный смешок.

— Во всяком случае, полагаю, приход Администрации внес в вашу жизнь некоторые изменения.

— В целом небольшие, — уточнил 318-й. — Это место лучше той безликой психолечебницы, куда меня упекли ваши либеральные предшественники. Компании здесь прибавилось, пейзаж улучшился, лишь еда стала хуже. Во всяком случае, меня оставили в покое. Я ожидал… — Он кисло сморщился. — В общем-то и не знаю, чего я ожидал. Может, того, что потихоньку уберут. Подвал, понимаете, пуля в затылок… Все что угодно, но чтобы просто затеряться среди всей этой возни…

— Тем не менее, не так уж сверхъестественно, учитывая масштабы этой самой возни. — Гловер указал на нагромождение аппаратуры на столе. — Вы слышали о ФЕДКОМе?

— Термин слышал. — Посмотрим, как подергаешь за леску, подлец мягкорылый. — Большой централизованный комплекс компьютерных данных. Всезнающий, всевидящий… Не сказал бы, что так уж впечатляет, — рассудил 318-й со скучающим видом. — Еще в дни моей юности различные государственные службы уже располагали избыточной информацией на всех нас — информацией, в которой их чертовому носу делать было нечего, не говоря уже о непомерном вездесуйсгве некоторых частных служб, таких, как кредитные компании. Так вы, значит, свели это все воедино и компьютеризировали? Вот уж и впрямь научный прорыв!

Гловер с чопорно-надутым видом постукивал пальцами по столу. Не бывает такого, чтоб не сработало, отметил про себя 318-й. Избалованные дети терпеть не могут, когда пренебрежительно отзываются об их любимых дорогостоящих игрушках.

— Это далеко не все, 318-й, — нетерпеливо перебил его Гловер. — Вы думаете, ФЕДКОМ просто какая-то система электронных файлов, некий гигантский «Ролодекс»? Взгляните!

Он повернулся к столу и щелкнул выключателем. Экран ожил ровным зеленоватым свечением.

— Сам по себе он мало чем отличается от эдакой причудливой счетной машинки, не намного утонченнее обыкновенных домашних компьютеров. Но…

Короткие толстые пальцы проплясали по клавиатуре, и на экране возник ряд буковок и цифр.

— Вот теперь вы смотрите на ФЕДКОМ. Я могу сидеть здесь, или перед любым другим из нескольких тысяч терминалов, разбросанных по всей стране, и выяснять практически все, что захочу, о ком угодно.

Гловер указал на экран.

— Дело не просто в том, что ФЕДКОМ обладает сведениями — в том, что он, как вы говорите, просто складирует информацию, пусть даже громадный объем, действительно ничего принципиально нового нет; вся суть в том, что ФЕДКОМ выясняет, и как. Он обладает возможностями мгновенного доступа в любую компьютерную систему США, любой важности. Не только общественных учреждений — полицейских участков, распределительных контор, налоговых служб и так далее, но и банков, авиалиний, больниц, страховых фирм, кредитных компаний, что вы упомянули. Все, чуть заметнее простейшего домашнего компьютера или крохотной фирмы, обязано предоставлять доступ ФЕДКОМу, таков закон. А поскольку государство теперь контролирует и телефонную службу, ФЕДКОМ может проникать фактически куда угодно, по всей стране. Причем и в ряде других стран — хотя и в меньшей степени, но это отдельный разговор. — Он горделиво улыбнулся. — Мы, знаете, можем поручить ФЕДКОМу «следовать» за тем или иным человеком, используя электронные каналы. Так как кругом сплошь кредитные карточки — исключение составляют лишь низы общества — и рационные кодированные карточки на продукты питания и бензин, мы можем обеспечить надзор, ничем почти не уступающий в дотошности физическому наблюдению; ФЕДКОМ тебя и в туалете отыщет.

— Гм, вы знаете анекдот, где…

— Где компьютер спрашивают: «Бог есть?», а он в ответ: «Теперь да»?

Я не сомневался, что знаете. Теперь, получается, это Уже и не анекдот? Так, так… Явно большой прогресс в деятельности тайной полиции; я себе и не представлял… Но все же тут напрашивается любопытный вопрос…

— Как мы могли упустить так надолго человека, подобного вам?

— Именно это и приходит на ум.

— Это как раз то, что я имел в виду под масштабом возни, — пояснил Гловер. — Вы достались нам в наследство от якобы ультралиберального правительства, уделявшего неустанное внимание гражданским правам и правам человека. Они славно поработали над тем, чтобы вы канули без следа — вы ведь являли такое вопиющее щютиворечие — и им даже удалось сбить нас с толку.

Гловер выключил монитор; 318-й наблюдал, как тускнеет экран.

— Для нас это было крайне бестолковое время. Мы по-прежнему работали над ФЕДКОМом, удаляя «жучков» — иных прямо-таки с динозавра размером, и как вы верно подметили, имелась уже уйма существующей информации, накопленная с годами различными общественными и частными агентствами. Все это надо было собрать, рассортировать и ввести в систему — жуткая работа. Неудивительно, что вкрадывались отдельные ошибки; благо, хоть отделались немногим.

— И я был одной из таких ошибок?

— ФЕДКОМ почему-то выдал информацию, что вы ликвидированы.

— Ага, — 318-й сопроводил слова кивком. Такой простой ответ на все вопросы, после всех этих лет!

— Да, представляю, вы часто задавались таким вопросом. Человек, значившийся Заключенным Национальной Безопасности под номером 318, очевидно, в самом деле мертв; по крайней мере, отыскать его не удается. Малоизвестный журналист с Юга по фамилии Сандерс.

— ФЕДКОМ поменял наши личностные характеристики?

— Можно так выразиться.

— Черт меня подери. Изумительно.

— А ведь правда? Эти электронные чудеса так впечатляют; мы иной раз забываем, что ума-то у них в действительности нет. Они, в конце концов, знают лишь то, что доводим им мы; верят всему, чему угодно, надо только нужным образом подать. А уж коли забьют идею, так сказать, себе в голову, то она уж там сидит прочно; все, что в нее не вписывается, они просто отвергают.

— А ответственные люди в местах навроде Блэктэйл Спрингс не из тех, кто должен задавать вопросы, даже если им, например, кажется, что они узнают лицо.

По лицу Гловера пробежала гримаска пренебрежения.

— Исправление и Перевоспитание, — заметил он, — отнюдь не интеллектуальная элита Управления. Лишь буквально у нескольких людей имелся когда-либо доступ к материалу, где фигурировало ваше имя. Так или иначе, если вы значились как «ликвидированный», то ведь вы практически и были ликвидированы, с какой стороны ни взгляни.

— И вот теперь вы пришли исправить ошибку. — В комнате, казалось, стало холоднее. — Здесь будете, или где-то в другом месте?

— Вы о чем? — в глазах у коротышки, похоже, мелькнуло искреннее недоумение. — А-а, вон что… — Он вальяжно рассмеялся. — Конечно же. А я-то думаю, что за вид у вас такой, знаете, как у подсудимого на московских процессах. Вы уж меня простите: я в самом деле не подумал, какой это все эффект может произвести на человека в вашем положении.

Он снял очки и начал протирать толстые линзы кусочком фланели. Взгляд его без очков казался пустым и странно беззащитным.

— Поверьте мне, 318-й, ни у кого нет намерения вас ликвидировать. В пору, когда индивидуальность едва ли имеет какую-то ценность, вы очень даже ценная персона. Если бы выяснилось, что с вами за время пребывания здесь что-нибудь случилось… В сущности, если у вас есть какие-то жалобы на болвана-времешцика, что начальствует в этом заведении, скажите слово, и он отправится у меня в какую-нибудь самую Богом забытую дыру — у меня есть кое-какие на учете.

— Даже так? — 318-й сел прямо; облегчения отчего-то вовсе не ощущалось. — У меня почему-то присутствует ощущение, что это мало чем связано с широким официальным признанием моей беллетристики. Или даже с моим давно исчезнувшим юношеским обаянием.

— Великого секрета в этом нет, 318-й. Мне казалось, вы уже догадались. — Гловер снова надел очки, розовым безымянным пальцем подтолкнув их на переносице. — Проект, как я говорил, продвигался без вас, и работа, которую вы хотели остановить, вступила в чрезвычайно важную стадию..

— Те фокусы с дементностью, слабоумием? Они все еще продолжаются? — 318-й, искренне озадаченный, поскреб лысую макушку. — Я, признаться, думал, эту идею давно выдоили уже дочиста, до последней смрадной ее капли. Либо опомнились и отбросили ее вовсе.

— Э, нет. За последнее десятилетие мы… — Гловер, похоже, передумал распространяться дальше. — Скажем так: налицо некий замечательный прогресс, новые замыслы — вы представить себе не можете, 318-й, но вскоре сами убедитесь.

— И вы ждете, чтобы я, вот так, вернулся к работе? На вас? — 318-й яростно тряхнул головой. — Ну уж, нет! На хер вас! — рубанул он, сам себе дивясь, — И кобылу, на которой прискакали.

«И когда это я успел так расхорохориться? — мелькнула мысль. Ведь минуту-то назад, как подумал о смерти, так чуть было не слил из пузыря в штаны. Понятно, знай он хотя бы примерно, как я на все эти новые „замыслы“ отреагирую, то глядишь, и не дожил бы до сегодняшнего дня, но все же…»