Сергей Вольнов - Пожиратель Пространства Страница 17

«Кому тогда корытца наши понадобятся, пространство бороздящие?», – со страхом задаются фритредеры вопросом. Ответ однозначный: НИКОМУ! В случае открытия неких «каналов» звездолёты понадобятся разве что первопроходцам.

«Или вдруг эти учёные до синтезатора материи додумаются, который сможет всё—всё—всё синтезировать…», – развивают они мысль. Вопрос: НА КОЙ тогда торговля нужна?! Ответ – не менее очевиден…

«Ату их, академиков, докторов, профессоров, доцентов, магистров, бакалавров! Прочие нечеловечьи их аналоги – тоже ату!!».

…Сектор космобазы, в котором совершил посадку доставившее меня на Танжер—Бету пассажирское судно, носил название «Западнее Калифорнии». Самое интересное, что сектора с названием «Калифорния» попросту не существовало.

Улица, на которую я ступил, была покрыта камнем; некогда белым, но уже несколько потускневшим от прикосновения миллионов ног, прошаркавших по нему. Улица—коридор ветвилась. Глотали и выплёвывали местных жителей и несметных туристов более узкие проходы—проулки; некоторые из которых, покидая уровень, убегали вниз или вверх.

Из ретрансляторов, установленных где—то наверху, среди грубоватых рельефов, высеченных непосредственно на теле астероида – расширенном своде одного из бывших рудничных штреков, – доносились звуки, напоминающие разбушевавшийся ураган. Сквозь грохот прорывались монотонные витиеватые стихи на косморусском. Уши невольно выхватили слова: «…но виртуальности помня основы стану я вновь электронным набором чтоб на себе воссоздать тебя снова…»

Перекрикивая бурю и навязчивого декламатора, из других ретрансляторов слышалось нечто более похожее на музыку. Чуть хрипловатый, чуть надрывный женский голос пел: «Лав ми эвринайт, лав ми эвринайт!». Песня понравилась. Однако языка, на котором она исполнялась, я ещё не знал, и смысла слов не понял.

Музыка на этой сводчатой улице вела себя необычно: струилась пОверху, а примерно на уровне человечьей груди словно сталкивалась с упругим барьером. Путь ей преграждал бесконечно—непрекращающийся гул, заваренный из голосов, металлического лязганья и прочих социально—индустриальных звуков. И две эти прослойки не желали подчиняться законам диффузии, существуя раздельно: музыка сверху, а голоса и лязганье – снизу. «Интересно, – подумал я, – этот спецэффект был задуман и воплощён, или сам по себе возник, случайной аномалией?..»

Однако главным впечатлением была не сама улица, а все те, кто по ней двигались. Как праздно шатаясь, так и спеша по своим делам: светлым, тёмным и промежуточно—эгоистическим – серым.

Мой горящий взгляд то и дело выхватывал из пёстрой толчеи вожделенные для ксенолога фрагменты картины мира…

Гаденьких, чем—то смахивающих на крыс, шиа—рейцев, хрупких с виду, но, как мне было известно, люди этой расы чрезвычайно опасны и обидчивы. К тому же, как правило, они прекрасно владеют боевыми искусствами.

Покрытых уродливыми белёсыми буграми и грязно—зелёной чешуёй пунганиан. У этих существ один из самых низких уровней интеллекта среди легитимных, то есть признанно—разумных биовидов; однако они невероятно выносливы и сильны.

Или противоположную пунганианам крайность – гансайцев, физиологически и анатомически почти неотличимых от человеков (к которым и я вынужден себя причислять). Интеллектуальный показатель даже самых недалёких гансайцев пребывает на уровне человечьей гениальности. Однако их раса, по невыясненным ещё причинам (скорее всего, ментально—психологического характера), в прямом смысле слова «отсталая». Их общество, карабкаясь на цивилизационной лестнице, так и не преодолело ступенб раннего псевдофеодализма – примитивного земледелия и ремесленничества. Если не принимать во внимание достижения индивидуумов, а судить по усреднённым, обобщённым показателям. Правда, суждения выносятся наблюдателями, которые глядят со стороны и примеряются к собственным представлениям о цивилизованности; единственно эффективным методом «взгляда изнутри» – гансайцев пока не удалось исследовать никому из людей иных рас…

Жестоких, безжалостных тварей (даже я, при всей моей терпимости к иным формам разумной жизни, не мог называть их иначе!), третьеполых с планеты Флоллуэй. По многообразию нюансов, которое они вкладывают в понятие «резать», флоллуэйцы напоминают кухонный комбайн: расчленить, нашинковать, покрошить. И так далее. Вселенная, похоже, способна породить расу монстров ещё более ужасных, нежели раса человеков, моих «сородичей».

А вот эти проворные «человечки», невеликого росточка проныры – мальнаранцы. Существа, генетически совместимые с человеками, и почти такие же гнусные по натуре. Недаром и с виду практически неотличимы.

Пауков лаббарского биовида, даже обладая самой что ни на есть извращенной фантазией, за пауков не примешь. Смотришь и видишь: две ноги, две руки, пускай очень тоненькие, покрытые мягкой коротенькой серой шерстью, но структурно – вполне гуманоидные; у маленькой головы, венчающей длинную шею – никаких жвал и других паучьих атрибутов. Тем не менее – наречены и официально считаются паукообразными. Вероятно, разгадка в том, что когда—то нарекатель – скорей всего, один из героев—конкистадоров, – акт имянаречения в пьяном бреду совершал. А от горячительных напитков ещё и не такие страсти причудиться могут. Сознанию же потребителя что надо? Ответ: чтоб попроще всё было. Пауки – пожалуйста, слизняки – ещё лучше, а если к имени ещё и самоназвание прицепить, лаббар, – так вообще идеально!..

К моему величайшему сожалению, даже и здесь, на базе, из наблюдаемых мной людей – примерно каждый седьмой являлся особью человечьего биовида. Около пятнадцати процентов… Хотя человеки здешние необычными мне показались; с виду – куда более разумными, чем те, среди которых я вынужденно обитал на монорасовой Косцюшко. Будто они сумели на этом булыжнике обрести НЕЧТО, обозначаемое расплывчатым, эфемерным словосочетанием: «смысл жизни».

Особенно запомнились мне двое из моих соплеменников.

Первая, юная мулатка со светлыми и длинными, вертикально завитыми волосами. Фигура её балансировала на грани изящной худобы. Девушка умопомрачительно стройная, похожая на типичную топ—модель, но не лишённую, однако, роскошной груди. Я задержал на этой особи взгляд, потому что она «выпадала» из толпы, выглядела отстранённой; словно вслушивалась в тревожные звуки, доступные только её ушам.

Вторым из приметных человеков был калека, восседавший в допотопной, тарахтящей инвалидной коляске. Из конечностей у него имелась только левая рука, посредством которой он и управлял коляской. На груди у него висела табличка, на которой красным мелкОм было неуклюже накарябано:

«я витеран вайны в амсигонне Прашу памочь мине диньгами чтопы паехать в сестему стилхоумм где ис колеки сделають настоящиго боевохо сайборга Май мозг пирисадять в танку и я отомшчу сучьим сукам нуово итальянам»

Я долго провожал индивидуума взглядом, пока он не скрылся в овальном проёме одного из проулков, и в приступе альтруизма всё пытался лихорадочно вспомнить, где спрятал свою кредитку. Но за моей спиной женщина—лорианка сказала спутнику, изысканно разодетому воггу—2: «Говорят, это самый богатый человек на всей Танжер—Бете…», – и я очнулся. Тяжким вздохом ознаменовал окончание приступа.

Ох—х—х, человеки… Угораздило же меня пребывать в теле одного из представителей этого одиозного биовида!

Я шагал всё дальше и дальше, а сквозь меня напористо неслась многоцветная и разноголосая река, и вместе с нею вливался в меня поток осознания. Я начал подозревать, на сколько порядков красочнее и неожиданнее в своих многообразных проявлениях жизнь реальная. В сравнении с той, которую я видел на «чёрно—белых» картинках, подсовываемых студентам—ксенологам в косцюшкианском Коллеже…

С некоторых пор я пребывал в убеждении, что человеки, ныне доминирующая разумная раса Освоенных Пределов, потомки их основателей—землян, – стремясь всё классифицировать, нацепить ярлык и отправить в архив, омертвляют природу. Тем самым пытаясь подчинить её себе.

Ох уж эти классификаторы! «Флора—фауна»! И по ступеням классификации – вверх и вширь, от «эго» к «социо». Куда там дальше – к «Тео»?

Сгребли цивилизации в кучу, и порешили: а давайте—ка на маленькие кучки разложим, классфисыруем!

В первую, значит—ца, надобно складывать те цивилизацийки, что в будущее по техногенному пути энергично рванули. Искусственную природу предпочтя естественной. В системе звезды Стил Хоум, упомянутой в своём воззвании промышляющим милостыню «калекой», планетка упоминалась одна. Свит Смоук зовут планетку ту. Райские дебри техногенистов. Её – в кучку первую, без разговоров. Самый красноречивый пример…

Во вторую кучку – биогенные. С паранормалами всяческими, телепатами и прочими «уродцами», предпочитающими силе «электричества и пара» мощь собственной мысли и силу знания естественной природы.