Михась Южик - Ледник Страница 17

Восторженные глаза вперились в командира. По команде майора Джобовича раздался дружный могучий крик:

— Служу Президенту! — и тотчас зависло внимательное молчание.

Выждав паузу, Нэш продолжал:

— Не хочется говорить высоких слов, тем более — требовать от вас каких-либо клятв. Я знаю одно — лучшие солдаты ОЕ вместе со мной пожертвуют даже жизнями для мира и спокойствия нашей родины. Эти солдаты будут биться, как львы, с превосходящими их физически тварями. И эти солдаты их одолеют. Бойцы! — возвысил голос полковник. — Вряд ли это будет сейчас уместно, но все же скажу вам следующее. Всем возвратившимся с победой из-под ледника, а также семьям погибших бойцов обещано солидное вознаграждение. Как в чинах, так и денежное. Самые отважные будут представлены к высоким правительственным наградам. Их имена навечно войдут в историю. Помните это, солдаты! Хотя понимаю, что не деньги, не чины и награды вдохновят вас на битву, а любовь к Родине. Да, безмерная жертвенная любовь! По прибытии в Берлин мы будем день и ночь выслеживать и убивать обезьян. Уничтожать офицеров, которых невозможно будет пленить. Не убивая лишь Главаря. Обещаю, что я им лично займусь. Мы принесем на улицы этого древнего европейского города мир и покой. Мы успокоим ледник. Мы успокоим страну. Мы выполним задание нашего Президента. Воины! Вы неутомимы и яростны. Вы неукротимы и дерзновенны! Вы ни на минуту не усомнитесь в своих силах. А отвага ваша несокрушима. Это говорю вам я, полковник Нэш. Я поведу вас в бой. И мы одержим победу! — Тут Нэш порывистым жестом выбросил вперед правую руку, с особой силой произнося знакомое:

— Служу Президенту!

— Служу Президенту, — вторил ему верный взвод.

Через десять минут они сели с заднего двора в красно-желтый автобус, чтобы проехать полкилометра до Восточного вокзала. Их подвезли почти к самым путям, к синему приземистому поезду. Все происходило в напряженном молчании. Нэш смотрел на суровые лица солдат, на строгие физиономии офицеров, и ему почему-то хотелось рассмеяться. Да, именно рассмеяться, назло этой щемящей тревоге, поселившейся в сердце каждого воина и его собственном сердце. Нужна была психологическая разрядка. Но смеяться было никак не возможно.

Обычно, чтобы разрядить ситуацию, Дэвид использовал проверенный прием — заставить солдат шевелиться, организовать построения, проверки обмундирования, дать физические нагрузки в виде отжимания или бега с препятствиями. Но и это было невозможно по дороге в Берлин. Инструкция предписывала сидеть, пристегнувшись. Хождения по салону допускались только в исключительных случаях. А Нэш привык уважать инструкции. Поезд пронесется до Берлина за полтора часа, но в эти полтора часа надо же будет чем-то занять людей. Чтобы не закисали.

В поезд, состоящий из пяти вагонов, заканчивалась погрузка. Как сообщил комендант, поезд везет продукты и медикаменты. Из людей там едет только команда охраны, семь человек. Один же вагон, самый последний, целиком в распоряжении взвода полковника Нэша.

Когда автобус подъехал чуть ли ни впритык к заднему вагону, Дэвид скомандовал очень быстро, гуськом, совершить перебежку от автобуса к поезду. Солдаты стремглав соскакивали на плиточное покрытие перрона и в несколько прыжков одолевали расстояние до вагонных дверей. Все-таки на них стали озираться грузчики и охрана, толпящиеся около первого и второго вагонов. С огромного фургона люди перетаскивали тюки, ящики, баулы. Там раздавались командные голоса. Грузчиков торопили.

Охрана, военные с автоматами в камуфляжной форме, в скупом свете фонарей кольцом охватила фургон. Несмотря на суету и поспешность, они то и дело бросали взгляды на последний вагон, в который грузился взвод. Нэш с раздражением это отметил и выругал в душе коменданта. Ведь, согласитесь, можно было устроить погрузку так, чтобы она закончилась до прибытия такой важной команды, как спецотряд по ликвидации террористов. «Это какой-то идиотизм», — ворчал Нэш, яростно сплевывая на перрон. Когда он последним заскакивал в вагон, погрузка в первых вагонах еще не закончилась и поезд (неслыханное дело!), стоял лишних пятнадцать минут, нарушая график отправления.

Но наконец он тронулся — стремительно набирая скорость, поезд влетел под арочные огни тоннеля. И Нэш только успел бросить взгляд вперед, инстинктивно пытаясь посмотреть на ледник, которого не могло быть видно в такую темень. В ясный же солнечный день это было бы зрелище — сверкающая, полого возвышающаяся громада ледника во весь горизонт.

Итак, ледник поглотил их, даже не поздоровавшись. «Спасибо за радушие», — пошутил полковник, откидываясь на мягкую спинку сидения.

За окнами мелькали только сигнальные огни — вереница разноцветных шариков, стремительно бегущих назад. И приглушенный звукоизоляцией гул несущегося по тоннелю поезда.

В Берлин они прибыли около четырех утра. Заметим, что световой режим, освещенность городов электричеством, соблюдался неукоснительно. «Светало» здесь летом синхронно с солнцем, восходящим над ледником — огни включались с постепенно нарастающей мощью. Пик освещенности приходился на полдень. Потом постепенно «темнело», надвигался подледниковый «вечер», и где-то в одиннадцать часов световой режим города выходил на ночную норму — одни уличные фонари, вывески и окна домов освещали пространство. Днем же горели мощнейшие лампы дневного света, укрепленные непосредственно под куполом.

Даже часовые пояса здесь соблюдали — в Москве, например, «солнце» вставало на два часа раньше, чем в Париже, и на три часа раньше, чем в Лондоне.

Подледниковый город двадцать третьего века очень мало напоминал себя тех времен, когда ледник лежал там, где ему и положено, — в Арктике. Здесь, конечно же, не зеленели бульварные аллеи, парки и скверы. Здесь не текли полноводные реки — русла их пересохли. Причем отвод рек, текущих в сторону ледника, происходил одновременно со строительством саркофагов. Ведь невозможно было допустить, чтобы реки, когда-нибудь упершись в ледник, беспорядочно затопили своими водами старушку Европу. Рекам дал был, так сказать, от ворот поворот. То есть — отвод их течений в боковые ветви, ведущие к искусственным водохранилищам — огромным озерам, почти морям, расположенным на части Европы, свободной от ледника.

Русла же могучих рек, текущих в Балтийское море, давно пересохли и использовались в городах под хозяйственные объекты. Чаще всего — это хранилища продовольствия, топлива. Нередко в руслах рек строились стадионы, концертные залы, больницы. В Берлине, например, русло Шпрее использовалось в том числе и под железнодорожный вокзал, занимающий километры. Что и неудивительно. Ведь в Берлин, постоянно наводненный отдыхающими честными гражданами ОЕ, не летали самолеты, не вели автомобильные дороги, не плавали корабли. Вся нагрузка по перевозке людей и товаров, топлива ложилась на железную дорогу. Поэтому в расширенном русле Шпрее толклись, ожидая отправки и ремонта, десятки, даже сотни железнодорожных составов.

Центральный вокзал, куда прибыли Нэш и команда, располагался недалеко от Рейхстага, над зданием вокзала нависал знаменитый мост, некогда ведший Потсдамштрассе через полноводную реку. Укрепленный и расширенный, старинный мост действует и поныне.

Еще немного о городах, защищенных от ледника саркофагами. Вернее, более уместно говорить о центральной части городов, поскольку весь целиком город нереально взять под колпак. Это несколько десятков квадратных километров площади, где находится, как правило, центральная, старая часть городов. В этой центральной части снесены все высотные сооружения. В Берлине — это две огромные вышки со смотровыми площадками. Многоэтажные же здания (не небоскребы) спокойно умещались под ледником. Их не приходилось сносить. Через каждые триста метров рядами, от земли и вверх — до самого купола, шли упорные столбы из железобетона диаметром десять метров и высотой от 100 до 200 метров. В некоторых городах купол превышал высоту 250 метров. Самая же высокая точка берлинского купола — 195 метров, его центр.

Поскольку деревья без солнечного света не растут, то вообразите город, закатанный в асфальт и бетон, с вкраплениями в него участков голой земли. Все футбольные поля, спортивные площадки во дворах домов, в парках — искусственного покрытия. Этакая зеленая травка, не увядающая от засух. Резиновые беговые дорожки. И только песок в прыжковых ямах — самый что ни на есть настоящий.

Кстати, говоря о песке, не забудем и о пыли, которая неизбежно поднимается в воздух от ног, шин и от всего того, что имеет свойство перемещаться. На упирающихся в купол колоннах установлены водяные распылители, которые ночью слегка поливают город моросящим доджем. Так прибивается пыль. Воду, к слову, берут из артезианских бассейнов под городом и в его окрестностях.