Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром Страница 195

— Ну, может быть, и не слишком не прав твой коллега… — кивнул Воронцов.

— Я и не говорю, что совсем не прав, да дело не в этом. Тут другое важнее. Слишком поздно я понял, что вколоченные в меня алгоритмы активной дипломатии на Земле все время работают неправильно. Искажаются настолько, что чуть не в противоположность свою обращаются, и всегда так бессистемно, что никаких поправок на девиацию изобрести невозможно. И мозги у нас для Земли неподходяще устроены. Вот, на твой взгляд, я человек самый настоящий, а по правде говоря — все равно форзейль. И в свои представления, в те постулаты и логики, которыми оперирую, серьезных корректив внести не могу. В бытовом-то плане я умный, умнее каждого из вас, но не в состоянии настолько свою психику переделать, чтобы в должной мере человеческую информированность с родным менталитетом совместить. И в каждый конкретный момент выигрывая тактически, мы лишь приближаем стратегическое поражение.

Хочешь, скажу, в чем мои предшественники кардинально ошиблись, отчего история ваша на перекос пошла? Когда, геополитическую концепцию Раннего Средневековья выстраивая, сочли необходимым помочь Руси Хазарский каганат уничтожить.

— При чем тут каганат? — искренне удивился Воронцов. Про хазар он знал не больше, чем можно почерпнуть из «Песни о вещем Олеге».

— Да вот при том самом. Может, и с агграми сейчас та же ошибка. Решили тогдашние аналитики, что после избавления от хазарской опасности расцветет русская держава, с половцами и печенегами поладит, превратится в северную Византию, истинный Третий Рим, достигнет немыслимых высот культуры, Европу и весь мир за собой поведет. И главное, все предпосылки к этому на самом деле имелись!

Сам помнить должен — Киев, Новгород… Мегаполисы по тем временам, когда Париж деревней был, про Лондон и не слышал никто. А тут молодой этнос, мозги до невозможности изобретательные, строй мыслей эдакий… Космический… А хазарскую пробку вышибли — и открыли дорогу кочевой Степи. Возможность же появления таких фигур, как Чингисхан вкупе с Субедеем, предвидеть за триста лет никакая теория не могла. Ну и пошло. В 1237 году наша тогдашняя резидентура попыталась вмешаться, не допустить полного разгрома русских войск, но, увы, погибла сама в полном составе.

Кстати, не без участия аггров. С того момента мы уже не свои сверхзадачи решали, а пытались только размахи маятника гасить. Каждое же активное вмешательство новую волну непредсказуемых следствий вызывало… Отчего, кстати, кое-кто из тогдашних наших деятелей и решился заключить с агграми секретный пакт. Во-первых, о неприменении силы по отношению друг к другу, а во-вторых… Вот я тебе о них говорил, мол, силы зла и все такое… В принципе, конечно, по отношению к вам, россиянам, и вообще ко всем, против кого они работают. А с другой стороны, только с помощью их встречно направленных действий, для нас неожиданных и случайных, была надежда ваш исторический флаттер погасить. Вот и дали друг другу взаимный карт-бланш. С точки зрения моралистов, может, и цинично, и непозволительно, а другого выхода не нашли, решили, что цель оправдывает… А я вот видишь каким принципиальным и сообразительным оказался… — Антон произнес это таким тоном, что Воронцов удивленно приподнял бровь. Неужели сидящий перед ним и откровенничающий парень — полномочный представитель высшего разума? Сам-то он ладно, пусть просто средненькой руки чиновник, ограниченный, но честный, но кого он представляет?!

— Ты подожди, Антон. Или я чего-то не понимаю? Ты же мне показывал, как из Замка можно выходить в любую точку пространства-времени… Так как же? Раз ты знаешь, что произошло и случилось, откуда у вас вообще могут быть такие, как с хазарами, просчеты? Открой канал в десятый век, предупреди там своих предшественников…

Антон хмыкнул разочарованно, покрутил головой.

— Это ты до сих пор ничего не понял. А ведь и я тебе растолковывал, и Ирина вас пыталась просветить… Время необратимо. Это абсолютная аксиома. И если что случилось, то случилось. Когда я выхожу из Замка в прошлое, совершаю там что-то, то тем самым перевожу стрелку. Меняю реальность. И могу попасть только в то будущее, которое вытекает из прошлого, в котором нахожусь. Поперек реальностей мы двигаться не можем. Для того я тебя и посылал в сорок первый, а не сам пошел. Иначе бы остался в той же вновь возникшей реальности. А моя работа в этой, и живу я в ней в масштабе времени один к одному. Дошло?

— Кажется. Если что — еще раз переспрошу. Давай дальше.

— Так вот. Когда я на Земле резидентуру принял, поработал, вник, то составил свою теорию, по которой требовалось постепенно ограничивать и наше, и аггрианское воздействие на события местной жизни, притормаживать аккуратненько, а в перспективе поймать момент и как-то аггров вообще нейтрализовать и самим отойти в сторону.

Мой Учитель, он же начальник Департамента, вполне мой план поддержал. Увы, как я теперь понял, — чисто теоретически. В реальную осуществимость он не верил, отчего и не препятствовал. Я же, наоборот, вел дела именно к практическому воплощению. Вот тут вы и подвернулись…

— Что, без нас не вышло бы? — с живым интересом спросил Воронцов.

— Без вас другие заготовки должны были сработать, но растянулось бы все лет, может, на пятьдесят. А с вами так удачно сошлось! Где бы я еще такую Ирину нашел? Так вот, я считал, что, если Землю оставить в покое, вы на главную историческую последовательность мало-помалу выберетесь, а главная наша цель уже потом сама собой достигнется. Я на это, считай, всю сознательную жизнь положил и в итоге выяснил, что все наоборот…

Пропустив без внимания последние слова, Воронцов спросил:

— А сколько же ты на Земле работаешь?

— Да скоро полтораста лет…

— С крепостного права? — присвистнул Дмитрий. — Сколько же тебе лет?

— Лет, по-нашему, не слишком много, в пропорциональном пересчете мы ровесники. А крепостное право… На его отмене я как раз стажировался.

— Вон даже как? Ты, значит, на просвещенную монархию работал. А аггры?

— Естественно — наоборот. Кто, по-твоему, царя-освободителя грохнул?

За время знакомства с Антоном привык, кажется, Воронцов ко всякому. Насмотрелся чудес в Замке, дважды лично побывал в прошлом, пил коньяк с товарищем Сталиным, но сейчас опять, как в момент первого появления в Замке, ощутил легкое головокружение.

Наверное, даже и его закаленная психика не в состоянии бесконечно переваривать абсурдные реалии слишком далеко ушедшей (или зашедшей?) цивилизации. Сидишь в обыкновенном кабинете давно умершего адмирала, героя Порт-Артура, сквозь стрельчатые окна падают косые столбы золотистого предзакатного света, вдали перекатывают волны, которых не касались борта не то что колумбовых каравелл, а даже и норманнских драккаров, Атлантический океан, рядом в непринужденной позе устроился пришелец, как только что выяснилось, — близкий соратник Александра II Освободителя… И что? Ты по-прежнему уверен в своем полном психическом здоровье, товарищ бывший капитан-лейтенант? Или все же поехала крыша в долгом и нудном рейсе, и на самом деле вокруг совсем не то, что тебе воображается, а всего лишь палата в соответствующем заведении?

Но после короткой заминки и слишком, может быть, пристального взгляда на своего собеседника Воронцов всего-навсего прикурил очередную сигарету, выплеснул в кадку с бонсай развесистого клена (память о последнем визите адмирала в Нагасаки) остывший кофе и налил свежезаваренного.

— Н-да… И в каком качестве ты при дворе состоять изволил?

— Несущественно это. Официальных должностей не занимал, но кое-каким влиянием пользовался. Дело в результате. Если бы все пошло как надо, сейчас бы мировой расклад совсем иначе выглядел. Сколько раз я говорил Горчакову… — Антон словно понял, что сказал лишнее, оборвал фразу.

— То-то я всегда удивлялся, отчего история наша такая дурацкая. Две шаги направо, две шаги налево, шаг вперед и два назад… — изобразил он с характерным акцентом припев известного в свое время одесского шлягера. — А это, оказывается, ты ее вершил… — Воронцов оттопырил губу и посмотрел в лицо Антону с пренебрежительно-сочувственной миной. — У нормальных стран все логично и в основном последовательно, а у нас куда ни кинь… Везуха швейцарцам, за тыщу лет ни один форзейль туда, видать, не добрался. Или санмаринцам каким-нибудь… Не зря один мой друг говаривал: «Самая у меня большая мечта — быть послом Исландии в Швейцарии». Из-за тебя, значит, у нас и с флотом такой бардак — строили, строили — и р-раз! То тебе Крымская война, и мы топим флот, то Японская — и наш флот топят, потом Гражданская — снова сами… У англичан — Гран-Флит, у немцев — Флот Открытого моря, а у нас — в основном «шаланды, полные кефали…». Все остальное, впрочем, так же. Одна теперь радость — известно, кому морду бить!