Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром Страница 197

Антон достал из кармана потертый кожаный портсигар и, что делал очень редко, закурил толстую, в палец, папиросу.

— Ты сам сказал практически все… «В нормальных условиях»… Значит — пока не допекло. А пароход зачем строишь? Подсознательно домой не собираешься. Зачем советскому моряку личный пароход?

— Ну, я его на другой случай планировал…

— Вот тебе и другой случай. К себе вы не попадаете, и корабль действительно на неограниченное время заменит вам Замок. Но ведь всю жизнь на палубе не проживешь. Какая-нибудь Реальность, где на берег сойти можно, все равно необходима. И я предлагаю выход.

Выбор у нас невелик.

Будущее исключается по условиям задачи, насчет настоящего ты сам все понимаешь, простор для маневра остается только в прошлом.

Туда я могу вас переправить безболезненно, как уже и делал. Однако число перемещений в прошлое подчиняется довольно сложной формуле. Тебе достаточно знать, что в двадцатом веке их не так много, и далеко не каждая точка вас устроит. В девятнадцатом веке их больше, но зато и век сортом пониже…

— Да это еще как сказать… А в общем, знаешь, пойдем коньяку выпьем, трудно мне на трезвую голову с тобой общаться, — взмолился Воронцов и, не дожидаясь, пока Антон за ним последует, решительным шагом направился к шкафу, где размещался адмиральский бар, или, по-русски выражаясь, — погребец.

— Вот, значит, так и выходит, — продолжил Антон, когда они расположились в креслах и Дмитрий выпил большую рюмку «Шустовского» и закусил гвардейским «пыжом», то есть сандвичем из двух кусков сыра с проложенным между ними ломтиком лимона. — … Выходит, что я предлагаю начать новую, достойную свободного человека жизнь. Если — заметь, я все-таки говорю «если» — вам не придется больше увидеть свое время. Я не гарантирую, но вдруг все-таки… — По тому, как Антон это произнес, Воронцову показалось, что проблема возвращения имеет не технический, а скорее идеологический аспект и как-то связана с последними событиями в Метрополии. — Но в любом случае я приложу все свои силы и… влияние, чтобы вы оказались в лучшем из возможных времен. В таком, где не очень мучительно больно от взаимодействия с окружающей средой. В таком, где люди ваших способностей достигнут пика самовыражения и в то же время не слишком повредят остальному человечеству. Этакий взаимоприемлемый гомеостаз и две ладьи форы…

— А может, ты снова хочешь нас втравить в те же забавы? — подозрительно спросил Воронцов, подняв на уровень глаз наполненную рыжеватым напитком рюмку и рассматривая сквозь нее, как через лорнет, своего собеседника.

— Да бог с тобой! Теперь я точно ничего не хочу, кроме как помочь. Ты просил личный пароход — и практически его уже имеешь. Любое оборудование, которое есть в моем распоряжении, включая роботов, — пожалуйста. Невзирая на последствия… Впрочем, об этом никто и не узнает. И правил, которые запрещают снабжать аборигенов принципиально новой техникой и технологиями, я не нарушаю, поскольку они перекрываются предписанием об активизации перспективных открытий и озарений, а роботов, формально говоря, ты самостоятельно придумал, и в дальнейшем чем смелее будут ваши идеи, тем лучше для вас. Так что, приняв мою помощь, вы не прогадаете. Ну а если откажетесь, придется устраивать вашу судьбу по собственному усмотрению…

Воронцов вздохнул, не зная, на что решиться. Он догадывался — как всегда, Антон не врет, но и правдой его слова признать трудно. Вокруг их возвращения явно идет очередная дипломатическая игра, оно по-прежнему затрагивает чьи-то разнонаправленные интересы, а Антон ведет себя, как врач, не желающий объявить пациенту страшный диагноз, но подводящий к мысли, что в любом случае ничего особо утешительного ему не светит.

— Скажи хотя бы, к чему нам готовиться? Согласись, в двадцатом веке тоже не все равно, где оказаться. Начало, середина, конец — далеко не одно и то же…

— Увы, этого как раз и не могу сейчас. Сам еще окончательно не знаю. Не от меня зависит. Тут считать и считать… Многие факторы должны сойтись. Не только чтобы мир вам подошел, а чтобы и вы ему… Чтобы не повторить старых ошибок, не допустить еще большей дестабилизации. В конце концов есть риск загнать вас вообще в ложный мир…

— А это что за новость?

— Хитрая штука. Нечто вроде фантомной реальности, возникшей в результате ошибки или… — Антон снова оборвал себя на полуслове, будто понял, что опять говорит лишнее. Или, как уже предполагал Воронцов, давая таким образом понять, что, несмотря на чины и награды, по-прежнему несвободен в своих поступках.

— Короче, ты друзей пока не расстраивай, поскольку не окончательно все. И сам в уныние не впадай. Процентов двадцать пять за то, что все решится к взаимному удовольствию. Слово даю, постараюсь перебрать все мыслимые варианты. А пока развлекайтесь, отдыхайте, с кораблем заканчивайте… Одним словом, времени не теряйте, а то мало ли…

Глава четвертая

…Доклад Воронцова об итогах последней, не слишком связной и оставляющей массу открытых вопросов беседе с Антоном произвел на слушателей тяжелое впечатление. И это при том, что в своем большинстве они уже давно свыклись с нынешним образом жизни и, пусть не до конца осознанно, все же держали в уме и такой вариант.

Левашов, например, пришел к мысли о сомнительности возвращения в заданную точку путем здравой оценки технических возможностей доступной ему аппаратуры Замка и экспериментов с собственной установкой. Их со всех сторон окружал барьер, столь же непреодолимый, как вертикальная стенка для живущего на плоскости двухмерного существа. И преодолевать его раньше они могли просто потому, что кто-то как бы извне проделывал в нем отверстия. Именно извне, изнутри проблема не имела даже намека на решение.

Новиков же с Ириной не верили в возвращение домой чисто психологически, исходя из несовместимости их теперешних личностей с ноосферой покинутой реальности. Грубо говоря — изменился рисунок папиллярных линий на пальце, и замок, настроенный на их старое сочетание, просто не откроется.

Однако окончательный и не подлежащий обжалованию приговор пока еще не был произнесен, и у большинства сохранялось в душе нормальное русское: «авось обойдется».

Настоящий срыв произошел только у Ларисы. Со слезами, истерическими рыданиями и не слишком выбираемыми словами упреков и обвинений в адрес всех и каждого. Хотя полностью невиновной в этой истории могла бы считаться только Наташа. Однако нет, это ведь она пригласила Ларису на Валгаллу, соблазнив приятным пикником и интересными знакомствами… А уж знала сама, куда приглашает, или нет — не имеет значения!

Новиков, как всегда, приняв главный удар, вначале еще более самокритично, чем требовала обстановка, признал все свои реальные и мнимые ошибки и просчеты, а потом, в утешение Ларисе, которая сильнее всего горевала, что мама сойдет с ума, она ведь обещала вернуться через сутки-двое, сказал, что за маму как раз беспокоиться не надо, она просто ничего об исчезновении дочери не узнает.

— Как это? — У Ларисы даже слезы высохли на глазах.

— Я сам не понимаю — как, но тем не менее. Может, Ира лучше объяснит, а я просто знаю, и ты знаешь, только от волнения забыла, что там, у нас, так и продолжается все тот же день…

— Но это же ерунда, бред. Как может один день длиться вечно?

— Лар, но ты же не удивлялась, когда мы полгода жили на Валгалле, а собирались вернуться в момент ухода. И наоборот, Ира с Алексеем четыре месяца провели в параллельном мире, а мы с Андреем и рюмку выпить не успели, — постарался успокоить ее Левашов, воздействуя больше интонацией.

— Зато сейчас успеем, — очень кстати вмешался Шульгин, который до этого о чем-то перешептывался с Сильвией, и тут же разлил в качестве противошокового кому коньяк, а кому ледяную, только что из холодильника, водку.

— Не знаю, — Лариса растерянно пожала плечами. — Там я понимала: вот мы ушли, вот вернулись, ну как будто видик выключили, а потом опять включили с того же места. А если мы никогда не вернемся?

Объяснений Ирины тоже никто до конца не понял, но обстановка все же немного разрядилась.

Помогла и Наташа, приведшая чисто женский довод.

— Ну вот представь, ты вышла замуж за иностранца и уехала, в Америку или в Израиль. И обратно неизвестно когда приедешь. Расставаться с родными тяжело, конечно, но ведь не смертельно! Многие вообще больше не встречаются… Так зато своего рода и плюс есть — не надо по крайней мере все время переживать, как там дома без тебя, живы ли, здоровы? До самой смерти знать будешь, что у них все в порядке.

Утешение достаточно странное, но ведь не более странное и абсурдное, чем все остальное.

Сама-то Наташа настолько давно жила отдельно от родителей, встречаясь с ними даже и не каждый год, что отнеслась к случившемуся спокойно. Гораздо важнее для нее было, что Дмитрий с ней и нет больше опасности постоянных, на полгода и больше, разлук. Ну и, как уже говорилось, ее по-прежнему влекла перспектива красивой, полной приключений жизни.