Деян Стоилькович - Меч Константина Страница 2

Он неподвижно стоял в огромном зале замка Бабельсберг, на ничьей земле, где сходились мир смертных и царство вечного и блаженного жития. Он нервозно вертел на безымянном пальце правой руки перстень с серебряным черепом, покоившимся на дубовых листьях, окруженных рунами. Он был одет в черный мундир, галифе и офицерские сапоги. На поясе висели пистолет в кобуре и именной кинжал. Высокое арийское чело венчала скрывающая светлые волосы черная фуражка с серебряным черепом на околыше. На лацканах мундира сверкали две серебряные молнии – сдвоенный знак победы и символ германского превосходства, который в миру было принято называть просто SS.

Штурмбаннфюрер[1] Генрих Канн ожидал аудиенции у рейхсфюрера Гиммлера. Его отставили от должности руководителя раскопок древнегерманского поселения вблизи Рейна и в тот же вечер вызвали сюда. Ничего определенного не сообщили, только намекнули, что ему предстоит выполнить «специальное задание». На вопрос, чей это приказ, курьер равнодушно ответил: «Лично Птицелова». Зал овальной формы, где он оказался, был уставлен мраморными статуями, в которых он без особого труда узнал древних арийских богов. На полу сверкала огромная мозаичная стилизованная свастика, концы которой сливались с символами Солнца. Несколькими этажами ниже находилась крипта, над которой нависали двенадцать гранитных колонн, а в центре ее зияло небольшое черное отверстие – зев Универсума, начальный и конечный пункт существования… «Колодец мертвых» (как однажды назвал его рейхсфюрер), в котором, согласно ритуалу, хоронили прах рыцарей ордена Мертвой головы. По коже Канна пробежали мурашки, но в то же время он испытал гордость – ведь ему позволили приблизиться к этому священному месту. В самом конце большого зала, разместившегося под вершиной северной башни замка, два дюжих эсэсовца, похожих на ожившие скульптуры воинов, замерли перед массивными дубовыми дверями личного кабинета Гиммлера, отделка которого отдавала дань королю Генриху Первому.

Время медленно текло в мраморной тишине овального зала. Генриху Канну было интересно, что за важное задание собираются поручить ему, что ждет его по ту сторону массивных дверей, и он едва дождался момента, когда ровно за полчаса до полуночи эсэсовцы расступились и в дверях появился ординарец Гиммлера, который провел его внутрь.

Кабинет, в котором оказался Канн, был погружен в полумрак, однако в нем можно было рассмотреть развешанные на стенах гербы, бесконечные ряды старинных книг на полках, а также небольшой письменный стол, за которым сидел рейхсфюрер. За его спиной свисал алый флаг со свастикой, похожий на пропитанный кровью саван, снятый с тела мертвого бога. Канн остановился, щелкнул каблуками и выбросил в знак приветствия правую руку.

– Хайль Гитлер! – голос штурмбаннфюрера прозвучал твердо.

Скосив глаз, он заметил у большого окна человека, любующегося ночным пейзажем Вестфалии. Даже со спины тот показался ему знакомым. Для арийца и офицера был маловат ростом, но вместе с тем вся его фигура казалась чрезвычайно важной и надменной.

– Добро пожаловать, Канн. – Рейхсфюрер знаком велел ему приблизиться.

Подойду к столу, Канн замер, как на параде, не отрывая глаз от Гиммлера, который держал в руках документы и фотографии. Потом перевел взгляд на неброский предмет, лежащий на черной папке с оттиснутым на ней германским орлом.

Это был наконечник копья, похоже древнего. Он походил на нож, которым вспарывают брюхо животным, чтобы по их внутренностям прорицать будущее, однако отличался от него округлостью металлического лезвия, прикрепленного к концу короткого древка с помощью кольца и проволоки. Внизу металлического основания было что-то вроде крылышек с выгравированными на них крестами.

Гиммлер кивнул, словно прочитал его мысли:

– Да, герр штурмбаннфюрер, это именно то, о чем вы подумали.

– Копье Маурицио?

– Да… Или копье Лонгина, если вам так больше нравится. На самом деле… Удивительно, сколько хозяев было у этого священного оружия. После императора Константина оно попало к Феодосию, затем побывало у Алариха Гордого, и так вплоть до Карла Великого и Фридриха Барбароссы…

– То самое, которым проткнули Христа, распятого на кресте?

– Можно и так сказать… Однако мне кажется, что вы, будучи незаурядным членом Аненербе, а также искусствоведом с университетским образованием, относитесь к глуповатым христианским легендам с определенным скептицизмом.

– Конечно, герр рейхсфюрер.

Человек, молча созерцавший окрестности, отошел от окна и остановился под тусклой люстрой. Глаза его сверкали как два голубых солнца, в них светилась решимость изменить мир, который под его взглядом, похоже, замирал в предчувствии великих потрясений. Канн и прежде не раз встречался с этим взглядом, с его гипнотической глубиной и решительностью – на военных смотрах, во время торжественных мероприятий новой Германии, на фотографиях и в кадрах кинохроники… Канн тут же вспомнил, что ему когда-то рассказал некий офицер СА о взгляде, который исходил как бы из бесконечности, о взгляде этих пристальных голубых глаз, глаз вождя.

– Скажите, штурмбаннфюрер Канн, – голос, казалось, звучал из какого-то иного мира. – Вы видели богов? Там, перед дверьми?

– Да, – пробормотал он.

– Как вы полагаете, они милосердны?

– Да.

– Вы ошибаетесь. Это вам не еврейские боги… Это древние боги германской расы, боги чести и силы… Они не любят слабых. Это боги крови и земли, они любят солдат… И потому они немилосердны. Их кровь течет в жилах германского народа. А теперь скажите мне… Что нужно сделать для того, чтобы пробудить столь долго дремавшую германскую кровь? Есть ли ключ, подобный вот этому копью, талисман силы, с помощью которого мы сможем вернуть себе право на обладание миром?

– Я верю, он существует.

– Верьте крепче, майор! – Голос взвился к высокому потолку. – Сначала уверуйте в то, что их еврейского бога нет, а единственные сущие боги уже ходят по нашей земле. Сверхлюди живут среди нас! Я видел их. Они неустрашимы и суровы. При виде их я ощутил страх…

Канн хотел произнести слова, которые подтвердили бы его верность ордену и преданность идеалам тысячелетнего рейха, но был прерван новым вопросом:

– Чувствуете ли вы страх, майор?

– Нет…

– Отлично! – Голос его собеседника зазвучал спокойнее. – Сверхлюди… В их числе и мы с вами.

В его голосе сквозила крайняя самоуверенность. Канну на мгновение показалось, что именно так должен звучать голос бога.

– Мы овладеем этим миром.

Следующие несколько мгновений показались штурмбаннфюреру Генриху Канну бесконечно долгими.

– Вы все поняли? – ледяным тоном спросил человек.

Канн резко кивнул, стараясь этим рутинным офицерским жестом скрыть собственное волнение. Подняв взгляд на этого человека, он выдавил:

– Да… – и с чувством безмерного уважения продолжил: – Мой фюрер!

Адольф Гитлер удовлетворенно кивнул и взял со стола Гиммлера папку. Перелистывая документы, он задержался, просматривая один из них. Это длилось мгновение, однако Канн заметил, как дрогнула левая рука фюрера с листком бумаги. Взгляд фюрера мгновенно утратил остроту, и это показалось странным. В скупом свете настольной лампы фюрер казался маленьким, сгорбленным, хилым, с лицом, изборожденным морщинами. Человек на пороге старости, который держит лист бумаги, мучительно стараясь рассмотреть написанное. Это состояние длилось совсем недолго, да, но в глазах Канна эта дрожь, явный тремор левой руки, лишила великого фюрера магического обаяния, превратив его из бога в обычного человека. Неожиданно фюрер выхватил из кучи бумаг на столе какой-то предмет. Это было огромное увеличительное стекло, лупа вроде тех, которыми пользуются в Цюрихе часовых дел мастера, только намного большего диаметра и толщиной в два пальца.

– У вас безупречная репутация, Канн. То, что вы сделали в Африке… – бормотал фюрер, с трудом вчитываясь в документ, – просто великолепно. Если бы у меня было побольше таких настоящих арийских воинов, я бы уже раздавил всех врагов рейха.

– Стараюсь служить ордену и фатерланду надлежащим образом!

– Меня это радует. Орден Мертвой головы создан именно для таких, как вы. Для иных людей. Национал-социалистический взгляд на жизнь основан на принципе неравенства людей. Треть германского народа составляют герои, вторую треть – трусы, прочие – изменники. Вы, Канн, принадлежите к первой трети, и постарайтесь оставаться таким!

Потом к нему обратился Гиммлер, который продолжал изучать документы:

– Вы слышали что-нибудь про город Ниш?

– Боюсь, что нет.

Этот городок на юго-востоке Сербии лежит на перекрестке многих дорог. Через него следуют в Африку ниши составы.