Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 3 Страница 20

Понятно, не говорил я об этом неожиданном родственном чувстве, только ощущал его. Но как-то оно купам передалось. Я видел: они слушают меня как своего, а не как чужого. Притихшие, грустные, придавленные новой бедой, подступившей вплотную к хижинам, они сидели или стояли почти не шевелясь и не перебивая меня. И лишь когда я закончил, громко заговорил Сар, сидевший на «блоке»:

— Мы сделаем, как ты говоришь, брат мой! Говори с нами почаще. Мы перебьём всех волосатых, которые к нам приблизятся.

— Тогда придут другие, — ответил я Сару. — Они ведь не будут знать, куда делись те, кого вы перебили. А вот если вы сумеете их крепко напугать, даже ранить, но не убить — они вернутся к своим и расскажут о вашей силе. И тогда другие могут не прийти сюда. Побоятся. Как перестали приходить сюда напуганные хуры.

…Перед сном, уже в темноте, рассказал я Лу-у о том, как неожиданно появилась у меня и, значит, у неё, новая сестра.

— Ты помнишь день, когда убили моего друга? — спросил я.

— Помню, — тихо ответила Лу-у. — Я все твои дни помню. Они стали моими днями, моей жизнью.

«Как хорошо она говорит! — подумалось мне. — Научиться бы ей писать — писала бы стихи!»

Однако до «писать» ещё невероятно далеко. Осваивались пока первые буквы алфавита, и трудней всего было объяснять, зачем они вообще нужны…

— Вот тогда всё началось, — сказал я. — С того дня, когда погиб друг. Он завещал нам Даю. И она стала нашей сестрой. Теперь она в Городе, у мамы.

— Пусть прилетает сюда, — предложила Лу-у. — Здесь ей будет теплее, чем в вашем Городе. Его хорошо посмотреть. А жить лучше здесь.

11. К первобытной честности! Размышления над картой

Чжан Ши и Билл Фоссет, которых назвала Мария Челидзе, были атомщиками. Видимо, пришла их пора, начиналась на этой планете их эпоха.

Американец Билл прилетел сюда на первом корабле, а Чжан — на нашем. Вместе со своей маленькой Ли он появился в «Малахите» тогда же, когда и Бруно Монтелло с Изольдой — к самому концу курса. Только Бруно был из Миланского политехнического, а Чжан — из Пекинского. Бруно был инженером-механиком, а Чжан — учёным, кандидатом физических наук, создателем учебного курса «Малые атомные электростанции».

Здесь же, на Рите, всех атомщиков определяли на тепловую электростанцию, поскольку атомной пока не существовало. И жили они рядышком с электростанцией, чуть западнее Заводского района, где потихоньку поднимался такой же дом-кольцо, как и в Нефти. Только поменьше и высотой и диаметром.

Обычно энергетиков старались не отвлекать от их дел на какие-то посторонние. Как и положено в нормальном обществе, энергетика у нас считалась основой всего хозяйственного развития. А следовательно, и время энергетиков принадлежало прежде всего их главному делу.

Но если сейчас двух атомщиков вдруг включили в совершенно не атомную команду, значит, были на то очень веские основания. Значит, очень важно им посмотреть на будущий атомный рудник хотя бы со стороны одного из естественных входов. Тем более — самого близкого к морю. Кто знает, какая судьба выпадет этому входу в будущем устройстве всего рудника?.. Может, именно отсюда и потечёт на переработку первый ручеёк урановой смолки, которую добудут в пещерах роботы?

Где вот только поставят переработку — на восточном берегу пролива или на западном? Вот главный вопрос! Если на восточном — руду далеко возить. Да и сложно, она ведь радиоактивна… Если на западном — далеко везти оборудование и стройдетали. Они ведь невероятно громоздки! Завод на Центральном материке был бы обеспечен работниками, живущими в Нефти. Для завода на Западном материке придётся строить новый посёлок. И это — в сравнительной близости от пока что непредсказуемых урумту… Не завяжется ли тут такой же нервный узелок, как на Центральном материке с племенем ра? Там наших женщин убивают, тут их могут похищать…

Видимо, вскоре предстоит Совету решать эту проблему. Отсюда и участие двух атомщиков в невинной экспедиции к бывшим владениям урумту.

Впрочем, почему к «бывшим»? Сами урумту наверняка так не считают!

На обсуждение меня могут и не позвать. Я не атомщик, не экономист, не строитель, не машиностроитель и даже не представитель племени урумту. Ещё интересы купов так-сяк мог бы я представить и самолично и с помощью близких родственников. Ещё представительство интересов ту-пу как-то мог бы организовать с помощью нового вождя Фора и его дочки Тили. А на большее претендовать рано. У айкупов был всего один раз, про килов только слыхал… Времени не хватает! Даже на чтение, без коего, как тонко заметила Розита, вполне можно одичать, остаются какие-то минутки перед наступлением темноты. Гляди, ещё и читать разучишься…

Вчера, кстати, взялся наконец-то за дневники Давида Ливингстона, написанные во время путешествия по Центральной Африке. Ещё в первом вертолёте Розита отправила мне эти микрофиши. И вот только руки дошли. Вставил микрофищу наугад, глянул в первую попавшуюся страницу и наткнулся на знакомые строчки: «Иногда нам подряд попадались покинутые деревни… Все двери хижин были закрыты: пучок листьев тростника или связка зелёных тростинок, положенная поперёк двери, означает «входа нет».

Ещё в «Малахите» я читал это — когда пролистывал Ливингстона в натуральной книге, а не через аппарат для чтения микрофиш. На сплошное изучение дневников времени тогда не хватило. Надеялся, не очень понадобится…

Много ли мы знаем о своём будущем? Марат тоже, небось, надеялся, что не понадобятся ему подробности жизни Стивенсона на островах Самоа…

Стоит ли при такой первобытной честности, о какой говорит Ливингстон, удивляться тому, что слой тонкой клейкой плёнки, запечатавшей на два-три дня мой парашютный купол, оказался неодолимой преградой даже для любопытных мальчишек из племени купов? Не говоря уже о взрослых… Тысячи лет возвращалось земное человечество к той простейшей честности, в которой жили первобытные племена. Лишь к концу двадцать первого века этот первобытный уровень честности снова возобладал на большей части земной суши. Почти столетие понадобилось человечеству, чтобы прийти в себя от потрясающей вакханалии безудержного всеобщего воровства, которой неожиданно завершился великий двадцатый век. А ведь начинался он в этом отношении более или менее благополучно, не хуже других… Но какие-то существенные нравственные тормоза были сорваны с человечества вскоре после второй мировой войны и полностью отброшены после поражения первой социалистической системы в Европе, рухнувшей под тяжестью тех самых массовых преступлений, о коих говорили исторические новеллы из личной библиотеки Розиты. Размах воровства в последнее десятилетие века стал максимальным: от дворников до депутатов парламентов, министров, премьеров, президентов и даже целых правительств в полном составе. Ничего подобного земная история не знала ни прежде, ни потом.

Однако всё проходит. Прошёл и пик почти всеобщего воровства. Человечество излечилось от него так же, как от инквизиции, от массовых репрессий, от истребительных войн, от межнациональной розни и подавления одних народов другими. Распространилось по планете понимание того, что плохих народов нет, что все равнозначны и имеют право жить по-своему, что есть лишь неумные подлые правители, которые стравливают народы друг с другом, чтобы затушевать своё неумение править.

От всего ужасного человечество постепенно излечивается. Вот только в какие сроки и какой ценой?

Возродилась понемногу и социалистическая система в Европе, но уже на другой основе, в других формах, «с человеческим лицом», как писали первые её историки. И систему эту назвали «второй». Из неё и улетели мы с Земли.

…Обо всём этом плавно думалось над картой северо-восточной части Западного материка. Надо найти на ней подходящее местечко для посадки сразу трёх вертолётов. Чтобы и безопасно, и удобно, и ко всему нужному близко. Ибо, наперекор прежним планам, решил я садиться вместе с Джимом и Натом, а не барражировать над ними в воздухе. Подумалось, что не с воздуха смогу я обеспечить им лучшую защиту, а именно внизу. Наверняка там будет Вук. А я уже вроде научился с ним договариваться. Авось и на этот раз удастся.

Пожалуй, самый восточный перешеек между двумя озёрами будет наиболее безопасным. С флангов — вода. С тыла урумту не сообразят зайти, потому что не знают моих намерений. Я и сам их до этой минуты не знал… На карте тут — ровная зелень. Теперь бы получить от спутника фото и данные локации, чтобы не вляпаться в болото.

…— Город слушает.

Голос Розиты.

Я коротко объясняю свою просьбу к спутниковой службе. И прошу указать время, когда надо быть возле факса в вертолёте. В палатку фото мне не принять — нет второго факса.

— Есть, — возражает Розита. — Отправлен тебе второй факс вместе с петухом и цыплятами. С него и начинали загрузку вертолёта. Я там была. Ищи в глубине! Включи да иди куда надо… Заодно вытащишь из упаковки факса музыкальный приветик. Соскучился, небось, по нормальной музыке?