Уильям Сандерс - Очаги сопротивления Страница 24

Шел третий день пребывания 318-го в Лагере 351. Из Блэктэйл Спрингс его доставили на скоростном авто с двумя вооруженными охранниками и с эскортом мотоциклистов. Единственным пассажиром еще был Гловер.

Самого лагеря он толком пока и не видел. Его прогнали коридорами большого здания без окон, составлявшего, похоже, основной компонент «лагеря», и заперли в небольшой, но очень даже комфортной камере. Объяснять что-либо или отвечать на вопросы Гловер отказался.

Следующий день прошел в череде кабинетов и смотровых, где всякого рода застольные чинуши заполняли бланки, а взвод одетых в белое врачей и санитаров устроил ему самый что ни на есть скрупулезный в жизни медосмотр. И у всех были ничего не выражавшие, однотипные лица, словно вырезанные из бумаги по государственному трафарету. Гловер куда-то исчез вообще.

Не было никакого, в сущности, контакта с другими заключенными. Один раз, переходя из кабинета в кабинет, он увидел в коридоре на некотором расстоянии нескольких человек, как оказалось, под охраной; все они были добросовестно обриты наголо и носили длинные оранжевые мантии, как какие-то буддистские монахи. Но приглядеться 318-му не дали, и стало ясно, что отделяют его намеренно, с какой то целью. Ел он один, у себя в камере, причем пища была на удивление доброкачественной и сытной.

А нынче вот, поутру, его забрали из камеры и привели в этот кабинет с табличкой «ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА» на двери, за которой навстречу осклабилась образина Фарлея во всей своей обезьяньей постылости.

В общем-то, он и сам смотрелся не краше Фарлея; оба были одного примерно возраста, и двум сопровождающим 318-го молодым охранникам казались на одно лицо. Пара реликтов, оставшихся от прошлого… Фарлея, не исключено, выбросили б на свалку еще много лет назад, если бы не его талант к интриге. Хотя, поразмыслил 318-й, нельзя отрицать, что старый дуралей был в свое время прекрасным ученым, и до сих пор таким, видимо, остался; Гловер безусловно не из тех, кто терпел бы некомпетентность. 318-й лениво изучал висящую на стене за спиной у Фарлея схему первого этажа и прилегающих площадей, где различные детали были методично выделены цветом и помечены. Старпер — такой же бюрократ, как был, куда ни ткни.

— И как же вы дослужились до замначальника лагеря смерти, интересно?

— Ну уж, — Фарлей нарочито поморщился, блеклые глазки за стеклышками очков водянисто блеснули. — Такой, как вы, интеллектуал, а повторяет сплетни и чужую пропаганду, просто удивительно.

Фарлей снял свои очки без оправы и неуклюже вытер их о полу длинного лабораторного халата. Жест чисто машинальный, от нервозности; 318-й припомнил: коллега так по нескольку пар очков ломал в году. — Какие бы россказни вы не слышали, это не исправительное учреждение, или какая-нибудь в этом духе ерунда. Это центр исследований.

Слово это он произнес так истово, что 318-й подумал: сейчас перекрестится.

— Мы ученые, а не каратели, — продолжал он. — Что бы эти люди ни содеяли, виновны они или нет, осудило их общество или нет, все это не наша забота. В отличие от вас, — подчеркнуто сказал он, — я — извечно лояльный подданный официально назначенного правительства своего государства. Но вы безусловно согласитесь, что для этих людей лучше, по крайней мере, выполнить свой последний долг перед обществом, послужить человеческому знанию…

— Ага, — кивнул 318-й, не меняясь в лице. — Зубы тоже как-то используете? А насчет мыла как?

— Что? — В глазах у Фарлея мелькнула секундная растерянность.

— Да мыла, знаете ли. После того, как дело уже сделано. Что-то наподобие переработки, позволяет сократить накладные расходы. Потом еще, в свое время, выгодно было изготавливать эдакие оригинальные абажуры…

Теперь до Фарлея дошло.

— Я не считаю это хорошим вкусом, 318-й. — Он впервые упомянул номер. — Знаете, я специально воспользовался отсутствием директора, чтобы организовать эту встречу; директор сегодня, кстати, находится на совещании у президента Соединенных Штатов, если это вам о чем-то говорит…

Перед мысленным взором 318-го возник Гловер, беседующий с президентом. Господи, вот что значит быть мухой на стене! Да уж, эти двое крылышки пооборвут.

— Мне хотелось с вами переговорить, — сказал Фарлей, — ведь мы в конце концов бывшие коллеги, и вам здесь с нами работать на постоянной основе. Однако, если вы находите эту беседу скучной или неэтичной… — Он завел ладонь над пупырышками кнопок на столе.

— Нет, что вы. — 318-му вовсе не хотелось торопить события, если еще можно было протянуть время. — Прошу, продолжайте. Вводите дальше в курс дела.

— Да, так вот, как я сказал, использование добровольцев в медицинских экспериментах вещь едва ли новая, не так ли? Как вы помните, многие из старшекурсников участвовали в них как подопытные, чтобы заработать деньжат. И, разумеется, общественность всегда рукоплескала программам, в которых бывали задействованы заключенные и дементные, редко задаваясь вопросом, понимают ли подопытные, на что идут, и насколько добровольно они это делают. — Фарлей подался вперед. — Так вот это просто продолжение аналогичной концепции.

Самое худшее, подумал 318-й, это что он даже не сумасшедший, а просто холуй-карьерист с одной стороны и прилежный робот с другой, совершенно без человеческого естества где-либо посредине. Кучка таких, как он, на скамье подсудимых в Нюрнберге совершенно не представляла, что же они такого сделали плохого; и, несомненно, любая кровавая свистопляска в истории крутилась на колесах, где подшипниками — все эти Фарлеи в совокупности. Еще одна личина чудовища, да еще и нос рябой…

Фарлей к этому времени вылез из кресла, возбужденно жестикулируя веснушчатыми руками.

— Да, скажу вам, дружище, это большой размах — то, чем мы здесь занимаемся; вам и представить сложно, какой. Если б я только мог вам сказать — но директор на этот счет оставил строгие указания; по определенной причине он хочет инструктировать вас сам, когда вернется. Тем не менее, я могу говорить, что мы в стенах этого здания уже смоделировали научную историю, множество раз. Хотя, разумеется, — добавил он с коротким смешком, — вряд ли можно называть словом «история» то, что еще не опубликовано. Секретность здесь беспрецедентна.

— Думается, мне придется постигать все заново (разыграй из себя покорного к[>етина, посмотри, развяжет ли собственное тщеславие Фарлею рот, с приказами или без). Вся моя прежняя работа, несомненно, безнадежно устарела. Уж и не знаю, как мне удастся нагнать.

— В какой-то степени, пожалуй, да, — морщины Фарлея изогнулись, вероятно, в выражение тихой гордости. — Но вы, я уверен, освоитесь достаточно быстро. Вы вливаетесь к нам на небывало важном этапе программы. Нам бы еще улучшить поставку подопытного материала… Представляете, по всей стране в центрах заключения сосредоточен потенциальный материал, сидящий без пользы и без дела…

— Потрясающе, — выдавил 318-й. Где-то в животе у него начинал взрастать тяжелый, черный гнев.

Фарлей издал некое подобие смущенного смешка.

— Конечно, можно понять ваши ощущения. Я понимаю, вы можете испытывать некоторое недовольство, тем не менее, ошибка теперь устранена, и об этом можно позабыть.

Фарлей поднялся, сутулый старичок в не по размеру большом лабораторном халате.

— Пойдемте-ка. Я покажу вам кое-что из оборудования.

Двое молодых андроидов с пистолетами в кобурах и до блеска надраенных ботинках резко застыли навытяжку, завидев выходящих из кабинета Фарлея и 318-го.

— Господа, — кивнул Фарлей с довольным видом, — я так понимаю, вам вменяется сопровождать этого человека по всему пути следования, даже когда он со мной?

— Так точно, сэр. Личное указание мистера Гловера, — откликнулся детина с лычками старшего охранника. Напарник ограничился кивком.

— Так что приказ есть приказ? — Фарлей пошел впереди.

Оставив позади добрую дюжину коридоров, он остановился возле двери, на которой красной эмалью значилось «Д-4».

— Ну вот, пришли.

— Сэр, мы будем снаружи, — сообщил старший.

— Безусловно. Красный сектор, — объяснил Фарлей 318-му, открывая дверь. — Службе безопасности вход воспрещен, если только нет прямого указания. Здесь у нас хранится лабораторное оборудование во избежание загрязнения.

Когда дверь за ними закрылась, он добавил:

— Кроме того, говоря откровенно, не всем нам по нраву выполнять филигранную работу, когда в шею дышит громила в форме.

Они теперь находились в большой, залитой светом лаборатории, оснащенной обычной утварью: черные столы, полки с поблескивающим стеклом, стояки с фаянсовым верхом, на которых громоздятся весы, емкости с химикатами и прочий антураж. Оснащение, несомненно, хорошее, хотя ничего такого особо выдающегося 318-му на глаза не попалось; помещение по большей части мало чем отличалось от лабораторного класса какого-нибудь медицинского училища. Помимо них в лаборатории никого не было, если не считать больших клеток с животными у дальней стены.