Евгений Шкиль - Стражи Красного Ренессанса Страница 25

Мальчик подчиняется. Смотрит на улыбчивую девочку и хмурится.

— А давайте расскажем считалку, — предлагает мама Рита, — вы оба ее знаете. Une, deux, trois, — начинает женщина, хлопая в ладоши, — Soldat de chocolat…

Темнокожая девчушка подпрыгивает, гримасничая и заливаясь звонким смехом. Мальчик повторяет за мамой еле слышно, без всякой охоты.

— Quatre, cinq, six: Le roi n'a pas de chemise, — подбадривает мама угрюмого ребенка.

Девочка продолжает смеяться, хлопает в ладошки, смотрит на мальчика, выкрикивает вслед за женщиной:

— Sept, huit, neuf: Tu es un gros boeuf.

Мальчик хмурится, потупившись, и вновь отворачивается. Он смущается, его щеки горят. Где‑то вдали слышится гул.

— Маленький Марк, повернись, пожалуйста, я тебя прошу.

Мама пытается взять его за плечо, но мальчик неожиданно для самого себя проворно выворачивается, отбегает на несколько шажков в сторону.

— Да что же это такое… — возмущается мама и вдруг, умолкнув, смотрит на дорогу.

По ней, подымая пыль, мчаться четыре большие грузовые машины. Одна из них притормаживает возле негретенка со школьным рюкзаком, шагающего по обочине. Из кабины выскакивает здоровенный чернокожий дядька с зеленой повязкой на голове. В руках у него огромный стальной предмет, похожий на нож, но только гораздо длиннее. Он кричит какие‑то непонятные слова и бьет негретенка. И голова школьника вдруг странным образом отделяется от тела и катится по обочине, плескаясь чем‑то: то ли красным, то ли черным.

Мальчик не успевает понять, что же произошло, как вздрагивает, пугаясь страшного выкрика отца:

— Забирай детей! Беги! только не в школу, в деревню! Беги и прячься!

В следующее мгновение мальчик взмывает вверх. Лишь секунду спустя он понимает, что его подняли на руки. Он поворачивает голову и видит, что рядом с ним прижимается к маминому плечу чернокожая девчушка, которая отчего‑то перестала улыбаться.

В уши бьют резкие звуки, мальчик вздрагивает и смотрит в ту сторону, откуда они доносятся. Это, присев на одно колено, стреляет дядя Боря из автомата. А у папы он видит в руках пистолет. А директор бежит в сторону площадки с играющими мальчишками, машет руками и что‑то кричит. Одна из больших машин, резко развернувшись, переворачивается на бок. А потом вдруг взрывается джип, и мальчик, перед тем как зажмурится, видит объятого желтым пламенем дядю Борю. Когда он открывает глаза, то обнаруживает, что мама уже мчится по улице среди хаток. Вокруг начинается столпотворение. Вдали слышится стрельба. Несколько женщин бегут, гортанно выкрикивая что‑то непонятное, но такое, от чего очень хочется плакать. В пыли сидит лысый негретенок. Он трет кулачками глазки и ревет.

Мама проносится мимо него и забегает в один из домиков. В тесной комнатенке нет ничего кроме дряхлого дивана и подранного шкафа. Женщина останавливается, быстро ставит детей на ноги. Открывает дверцу и заталкивает их внутрь шкафа.

— Послушай меня, — мама садится на корточки, голос ее дрожит, глаза широко раскрыты, — послушай меня, малыш. Ты должен сидеть тихо. Что бы ты ни увидел и ни услышал, ты должен молчать и не шевелиться. Понимаешь меня, малыш, молчать и не шевелиться!

Ребенок кивает.

— И не вздумай плакать. И не бойся, ничего не бойся, что бы ты ни увидел. Испугаешься — умрешь, заплачешь — умрешь. Понимаешь меня, малыш?

Ребенок снова кивает, разглядывая родинку возле левого уголка рта.

— Я люблю тебя, Марик, — произносит мама, целует мальчика, затем спешно что‑то говорит по — французски девчушке и закрывает шкаф.

Между дверцами остается щель, и мальчик смотрит в нее. Мама прячется за диван.

Стрельба становится все громче. Где‑то вопят, где‑то плачут, где‑то бахает. Все время слышится непонятное слово: «алахуаба! алахуаба! алахуаба!».

Он чувствует, как к нему прижимается трепещущее тельце девочки, как оно отрывисто дышит. У мальчика чешутся глаза, отчаянно стучит сердечко, но он помнит наказ мамы: нельзя плакать, нельзя бояться.

В комнатенку кто‑то заходит. Мальчик слышит шаги, но пока никого не видит. Откуда‑то сбоку доносится тяжелое дыхание. Какая‑то возня…

Наконец, в просвете появляются чьи‑то ноги в военных ботинках, таких же, как у дяди Бори. Но мальчик знает, что это никакой не дядя Боря, потому что видит длинный — предлинный толстый нож, вымазанный в красное. А в другой руке этот кто‑то держит за ухо голову негретенка. Того самого, что недавно ревел, сидя в пыли. С головы капает черная кровь. Раз, два, три — и на полу уже вязкая лужица. Веки негретенка полуоткрыты. Кажется, сейчас голова откроет глаза и зарыдает, и мальчик разревется вслед за ней.

Не плакать, и не бояться…

Ноги исчезли. Все также где‑то слышаться шаги, но никого не видно. А потом наступает могильная тишина. Даже на улице никто не кричит, не воет, не стреляет. Слышно только как бьется сердечко. То ли у мальчика, то ли у девчушки. А, может, у обоих сразу. В одном ритме, в одном такте. И вдруг заиграла музыка. Мальчик вздрагивает и видит мобильник на полу. Мамин мобильник. Она его обронила, когда пряталась за диван.

«Раз, два, шли в лес зайцы, три, четыре, шли домой, — поет веселый детский голос, — а за ними плелся пятый, впереди бежал шестой…»

Кто‑то звонит. Кто‑то может помочь, спасти всех: и его, и маму, и девочку. Нужно просто вылезти из шкафа, пробежать совсем чуть — чуть, мимо черной лужицы, оставленной головой негретенка, взять телефон, прислонить его к уху и сказать: «Алло».

Мальчик смотрит на девчушку, а она смотрит на него, моргает испуганными глазенками. Тогда ребенок снова переводит взгляд на мобильник. Он ведь лежит совсем рядом. Ничего ведь не стоит выскочить, схватить его и позвать на помощь.

«А седьмой от всех отстал, — продолжает звучать мелодия, — испугался, закричал…»

Ребенок не отрывает взгляда от непрестанно поющего и вибрирующего мобильника. Ведь это может звонить папа. Папа всегда звонит маме и спрашивает, как дела. А мама отвечает, что хорошо. Папа их ищет, чтобы забрать. Это папа…

Мальчик отстраняет от себя девчушку, касается рукой двери шкафа, надавливает на нее, и дверь слегка приоткрывается. И вдруг прямо на мобильник что‑то шлепается, заглушая веселую детскую песенку. Ребенок вздрагивает, отдергивая руку. И только потом видит голову негретенка. Телефон продолжает играть и вибрировать, отчего нижняя губа головы непрестанно дрожит, будто поет:

" — Где вы, где вы? — Не кричи! Мы тут рядом, помолчи!"

Мальчик жмурится и отворачивается, упираясь лбом в плечо девчушки. Хочется закричать, зарыдать, забиться в истерике и, захлебываясь слезами, позвать маму, уткнуться в подол ее платья. Чтобы она присела, обняла, утешила, сказала, что ничего страшного, что это дурной сон, а сейчас уже взошло солнышко, и они позавтракают и пойдут гулять…

"Не плакать и не бояться… не плакать и не бояться… не плакать и не бояться…"

Ребенку кажется, что это мама нашептывает, буквально умоляет его поступать так, как она велела. Только шепот этот идет изнутри головы, а не наоборот. Тогда мальчик открывает глаза. Он видит перепуганное личико девчушки и вдруг понимает: сейчас она завизжит. Недолго думая, ребенок засовывает ей в рот ребро ладошки. И девочка стискивает зубы. Мальчику становится очень больно, но он помнит, что плакать нельзя. Он отворачивается и смотрит в щель. Там снова появились чьи‑то ноги и длинный нож. Армейский ботинок отфутболивает, точно мячик, голову негретенка, наступает на мобильник. Слышится хруст, и телефон замолкает.

Затем этот кто‑то приседает на корточки, и мальчик видит бритого наголо негра с зеленой повязкой на лбу. Его широченные ноздри раздуваются, втягивая в себя воздух. И, кажется, они чуют детей, сидящих в шкафу, и, кажется, говорят: "От меня не убежишь! Вы пахнете! Вы очень сильно пахнете!"

Глаза у негра красные, налитые кровью будто смотрят прямо в щель между дверьми, будто тоже говорят: "Я знаю, где вы прячетесь! И я сейчас вас найду!"

И верно, черный мужчина поднимается и медленно идет к шкафу. Шаг за шагом он приближается. Сердце мальчика отчаянно колотится. Дрожа, он смотрит в просвет как завороженный. Теперь видны только камуфлированные штаны, ботинки и длиннющий нож, с которого стекают красные капли. Раз, два, три — и на полу темная лужица. И резкий, неприятный запах бьет в носик. Мальчик морщится и слышит, как негр касается дверной ручки шкафа. Девчушка еще сильней кусает ладонь. Широко раскрыв глаза, сжимаясь в маленький комочек, ребенок поднимает голову. Он готов закричать…

И вдруг комнату оглашает отчаянный вопль. Ботинки отступают на несколько шагов. С вибрирующим звоном падает длинный нож. Негр вертится на месте, теряя равновесие, опускается на одно колено. И мальчик видит маму. Обхватив черного мужчину руками и ногами сзади, она с хрустом вгрызается в его ухо. Помещение заполняет протяжный рев. Негр, по шее которого бежит красная струйка, с силой тянет женщину за волосы, пытаясь сбросить с себя, но лишь с корнями вырывает длинный локон. Борющиеся шумно валятся на пол. Черный человек орет, катается на спине, пытаясь раздавить маму своим весом, однако она не сдается, и все также крепко держа его за шею, откусывает мочку. Негр яростно вопит, неистово работая локтями, переворачивается на живот, поднимается на четвереньки, хватает маму за загривок, яростно дергает, но все равно не может сорвать ее с себя. Из его глотки вырываются режущие гортанные звуки, от которых у мальчика бежит холодок по спине, а на щеку сползает горячая слеза.