Дмитрий Крюков - Хроника Великой войны Страница 25

– Почему вы не идете?

Пентакреонцы не ответили, но, странно сжавшись, попятились назад, прячась среди окруживших их гхалхалтаров.

Бессмертный усмехнулся: "Люди хотят свободы, а, когда обретают её, оказываются не в состоянии справиться с бременем воли".

В то время как Хамрак разговаривал с пентакреонцами, лорд Карен отходил от Форт-Брейден, оставив там флот лорда Толокампа и раненых. Теперь армия повиновалась только ему, и, хотя полководец понимал всю сложность и ответственность возложенной на него задачи, он был рад. Сознание своей независимости придавало Карену уверенность, и его войско шло ускоренным маршем, нагоняя на день опередивших их гхалхалтаров.

Те, зная о своем превосходстве, двигались не спеша, и уже на третий день лорд Карен настиг их. Однако давать бой было гибельно, а приближаться – боязно. Люди приостановились, и стали следовать за неприятелем на расстоянии полудня пути. Гхалхалтары направлялись к Жоговенскому мысу, и единственным препятствием для них была крепость Грохбундер.

Армия Хамрака расположилась на ночлег. Темные отроги гор скрывали костры людей, но они были близко. Пентакреонцы, оставшиеся с гроссмейстером, знали это. Некоторые поднимались на скалы, чтобы взглянуть, как переливаются вдалеке огни.

Сэр Данвельд заметил двух людей из ордена, спускающихся по склону, и окликнул их.

– Что вы там делали? Смотрели на позиции Иоанна? – Его голос, неожиданно донесшийся из темноты, заставил людей вздрогнуть. – Почему же вы не ушли, когда король Хамрак предлагал вам?

Пенаткреонцы замерли, пряча лица, подались назад, чтобы сэр Данвельд не узнал их. Они злились на гроссмейстера, на гхалхалтаров, а в особенности на себя, потому что у них не хватило духа уйти. Теперь злоба искала выхода, и все больше были слышны в ордене разговоры о бегстве. Только на этот раз пентакреонцы считали себя обязанными отомстить Хамраку за причиненную им обиду.

Лучи солнца струились в окно и падали на лицо человека, отчего даже темнота под закрытыми веками казалась ему светлой. Он чуть улыбнулся, пушистые черные ресницы дрогнули. Мягкие голубые глаза блуждающе обежали комнату и остановились на резных ветках, колышущихся за окном. Ярко-салатовые, с изумрудными прожилками листья дрожали в теплом свете, льющемся из недр голубого неба.

Человек улыбнулся. Это был Ротер – дракун, сбитый в небе Форт-Брейден в ночь прорыва. С того дня прошла неделя, и все это время он пролежал в комнатушке на втором этаже одного из городских домов. Единственной мебелью были кровать и два табурета, на одном из которых стояла миска с водой. Однако комната не выглядела пусто: её наводнял прозрачный, золотистый воздух.

Ротер вспомнил поместье своего отца, где он прожил все свое детство, соседей, дочь барона Фуржида, прощание и как он обнял её в последний раз и поцеловал, как красиво сел на дракона и взмыл в небо, как гордо парил под облаками! Форт-Брейден лежал под ним, гхалхалтары казались мелкими и ничтожными – он был царем. Ночь… Вдруг из глубины сознания на него налетело что-то большое, черное.

Ротер застонал и закрыл глаза.

Мир провалился. Темнота…

Отряды медленно взбирались в горы, отделяющие Пентейский мыс от Жоговенского. Вечерело, и прозрачные синие тени поднимались из ущелий. Еще немного и объявят привал.

Гамар ехал верхом на вороном единороге у края колонны. Зверь, большой и сильный, с длинной шеей, остромордой головой с черными умными глазами и прямым золотистым рогом, медленно ступал по земле, подлаживаясь под шаг солдат.

Гамар разглядывал идущих. Гхалхалтары шли, переговариваясь. Пентакреонцы, напротив, молчали, угрюмо глядя под ноги. Временами они вскидывали глаза на темные силуэты скал, нависавших над дорогой. С того дня, как двое из них покинули войско, люди вели себя скрытно. Гамар решил наблюдать за ними и стал вслушиваться в редко возникавшие разговоры пентакреонцев. Впрочем, говорили они о пустяках.

– Дай хлеба, есть хочется.

– Так ведь отдых скоро – там и поешь.

– Э… ужин ещё неизвестно когда будет.

– Ладно, держи.

Человек потянулся за пазуху, Гамар отметил это движение и подумал, что точно так же пентакреонец может достать дротик и быстро метнуть его.

Сэр Данвельд избегал встреч с бывшим комендантом. Они ехали в разных концах колонны, а, если оказывались рядом, молчали.

Все это настораживало Гамара. Наконец он не выдержал:

– Сэр Данвьельд.

– Да?

– Почьему вы стали чуждаться меньа?

Гроссмейстер быстро взглянул на гхалхалтара, опустил глаза.

– Мы, кажется, хоть и недолго знакомы, за это время успьели пережить вместье достаточно, чтобы считать друг друга друзьями.

– Друзьями? – Данвельд поднял глаза. – Хорошо.

– Давайте поговорьим откровьенно. Я начну. Не гневайтесь на меньа, ибо я – честьен. Скажу, что меня волнуйут ваши льуди.

Гроссмейстер вздрогнул.

Гамар заметил это, но не подал виду:

– Как я слышал, три дньа назад двойе из ваших ушли в горы. Однако были и остальные, хто хотел вольи, но они остались.

– Да, это правда. Были такие, кто хотел уйти.

– Но они остались. Значит, они сейчас вмьесте с нами. Вы можьете поручиться за них?

Сэр Данвельд ответил не сразу. Он медленно качнулся в седле, опустив голову, затем распрямился:

– Да.

– Хорошо, – Гамар кивнул. – Я вьерю вам. Если вы за них ручайетесь – оставьим это.

Пентакреонцы шли сзади, в темноте, и, отстав от гхалхалтаров, тихо переговаривались…

Было ещё рано, и потому свет в комнате был сумеречный, сероватый.

Ротер очнулся, открыв глаза. Было свежо, и ему вдруг захотелось встать. Он попробовал пошевелился, но не смог.

– Осторожнее, осторожнее!

Ротер увидел белую женщину, поднявшуюся с одного из табуретов, стоявших в стороне.

Сначала он не заметил её. У неё было мягкое круглое лицо, в предрассветных сумерках казавшееся бледным, и глаза, испуганные и ласковые.

– Вам нельзя двигаться.

Ротер по-мальчишески лукаво улыбнулся, словно совершил какую-то шалость. Волосы женщины убранные под чепец и темное платье с белым передником делали её похожей на няньку, которая в детстве, ещё до того, как он стал дракуном, присматривала за ним.

– Почему нельзя?

– Доктор сказал.

– Доктор? – Ротер удивленно распахнул глаза. – Какой доктор?

– Тот, что доставил вас сюда.

Ротер нахмурился, вспоминая, как его принесли в эту комнатку, и снова что-то большое и черное навалилось на него, затмив собой все. Он ничего не помнил.

– Не хотите ли поесть?

Ротер взглянул на женщину, задумался:

– Да, пожалуй. Только чуть-чуть. Совсем немного.

– Подождите. Я сейчас.

Она, шурша платьем, вышла.

Ротер прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Он помнил, как летел над ночным городом, как показались внизу колонны гхалхалтаров, как он, желая предупредить своих, сменил курс и как подались под крылом дракона, завертелись горы, а потом что-то черное напрыгнуло на него и сшибло… Но куда? Куда он упал? И как оказался здесь?

Женщина вошла, держа перед собой поднос, на котором стояла чашка с дымящимся бульоном.

– Это должно быть вам полезно, – она поставила поднос рядом с ним, взяла ложку.

Ротер не хотел, чтобы женщина кормила его, дракуна, и потому попытался приподняться сам, но тело словно задеревенело, не двигалось.

– Что вы?! Не старайтесь встать. Я все сделаю сама.

Она осторожно поднесла ложку к его губам. Он отпил.

– Скажите, как я очутился здесь?

– Пейте, пейте. Потом узнаете.

Ротер покорно допил бульон до конца. Женщина собралась уходить, но он не отпустил её, ожидая рассказа. Она помолчала, наконец произнесла:

– Вас принесли с поля.

– Значит, я и вправду был ранен?

– Да. Вас лечил доктор.

Ротер испугался: значит, с ним случилось что-то серьезное! Но в то же время почувствовал гордость: раненый, он может считаться закаленным в боях воином, а даже не каждый ветеран похвастается настоящим ранением. А как он расскажет обо всем своей возлюбленной! Он парил над Форт-Брейденом, как вдруг гхалхалтары сбили его… магией! Обязательно магией, иначе что же это было, такое большое и черное? Это сам Хамрак нанес по нему удар, вложив в него всю свою силу. А он, Ротер, не растерялся, а обрушился прямо на врагов, раздавив нескольких магов…

Ротер улыбнулся. После бульона он почувствовал себя уверенней:

– А доктор говорил, когда мне можно будет встать?

Женщина грустно покачала головой.

Красное, поблекшее солнце скакало по темным гребням скал, освещая склоны косыми розовато-сиреневыми лучами, отчего горы и камни казались живыми, застывшими в невиданных позах чудовищами. Они со всех сторон обступили воинов, готовые наброситься на них, как только стемнеет. Горы ждали ночи, и их черные пики алчно тянулись в меркнущее небо, пытаясь поглотить беззаботное светило.