Дмитрий Старицкий - Горец. Гром победы Страница 26

Проснулся среди ночи и вспомнил, что вот так же я, после презентации 82-сильной паровой машины Урса, вскочил под утро, вспомнив во сне, что читал как-то в Интернете о самолете с паровым двигателем.

Который летал!!!

И все срослось… Зря, что ли, я заставлял пленных с самого начала взлетно-посадочную полосу ровнять.

На следующее утро первым делом, обобрав всех, кого можно, на рельсы, отдал приказ протянуть железнодорожную ветку до будущего аэродрома.

Одновременно построили там два ангара и ремонтную мастерскую.

Для большого ангара, куда предполагалось заталкивать ночевать дирижабль, место я также выделил, но к строительству его так и не приступали пока. Дирижабли – это уже вчерашний день. Хотя с двигателями Урса они могут получить здесь второе рождение.

Я не шибкий авиастроитель, но кое-что знаю, кое-что видел, до чего местным придется десятилетиями догадываться методом проб и ошибок, хуже того – катастроф.

Той ночью я, заботливо укрыв одеялом спящую Элику, пошел к себе на первый этаж в кабинет – чертить.

На эскизе получилось что-то похожее на «этажерку» из кинофильма «Служили два товарища».

Сварная ферма из стальных труб с открытой гондолой. Двигательная группа по центру с толкающим винтом. Кабина спереди. Большие колеса неубирающегося шасси.

Биплан с тремя парными стойками с каждой стороны. Расчалки. Элероны из дерева. Обшивка – тонкая и прочная перкаль. Лак бы еще подобрать подходящий, чтоб не мокла.

В кабине штырь ручки управления. Вправо-влево, вверх-вниз. Педали. Все управление тягами. Тяги из стальной проволоки.

Из приборов только «горизонт» есть. На дирижаблях такой стоит на вертикальном штурвале. Высотомер, вариометр и указатель скорости еще. Все с дирижаблей. Больше брать пока неоткуда.

Вот указателя расхода топлива нет. Изобретать надо. Всех инженеров навьючить проблемой. А не то будет «ой»… или «упс»… Не на всякое место спланировать удастся. Ладно, у нас тут степь, а над сплошным лесом с болотами, как в Огемии, или над горами?

Жестко закрепленный одиннадцатимиллиметровый гочкизовский ручник по правую сторону от кресла. По левую – держатели для дисков. Калибр в одиннадцать миллиметров выбрал только потому, что только к нему уже есть у нас трассирующие и зажигательные боеприпасы.

Прицел простой кольцевой, примитивно нарисованный на прозрачном стеклянном ветроотражающем козырьке. Наводить всем телом самолета придется. Пристреливаться на земле еще на определенное расстояние.

Поглядел еще раз на эскиз. А что?.. В Первую мировую таких аппаратов летали сотни. И у меня полетит. Не может не полететь.

Вот и все. На следующей неделе я создал группу энтузиастов на проект «Уничтожителя дирижаблей». Ребята все молодые, образованные, идеей загорелись и пахали как проклятые.

Вот так вот. Было это месяц назад.

Завтра повезу Плотто знакомить с его смертью. Дурацкая шутка. Не приведи ушедшие боги.

Хорошо, что он Шибза с собой прихватил – будет кому для истории запечатлеть первый полет аппарата тяжелее воздуха. Ну как первый… Первый публичный. Пяток невысоких подлетов на аэродроме мы уже сделали. Даже сфотографировали. А у Шибза кинокамера есть на дирижабле.

Самое смешное, что летает такой паровой самолет практически бесшумно. Только шорох от винта стоит, типа как от вентилятора. И еще он, как паровоз, время от времени пшикает и чух-чухает цилиндрами машины.

– Что это, Савва? – спросил командор, когда солдаты открыли двери ангара, где в затемнении стояла ажурная сварная конструкция на четырех больших колесах.

– Это, Вит, пионер заката эпохи воздухоплавания, – гордо заявил я. – Летательный аппарат тяжелее воздуха. Плоскости только перкалью обшить, да кокпит жестью обтянуть для лучшей обтекаемости воздуха. И можно лететь. Вон у стены пропеллер стоит.

– Паровая машина Урса, как я понял? – Плотто обошел недостроенный самолет со всех сторон.

– Она самая.

– Работает на чем? На керосине?

– Именно так.

– Сколько ест горючего?

– Точно пока не знаем. Могу сказать только, сколько эта машина потребила на стенде.

– Меня интересует расход топлива в полете. – Плотто снял кепи и, не выпуская его из руки, почесал затылок.

– Полечу – узнаем, – пожал я плечами.

– Сам собрался лететь?

– Ну а кто же?

– Не-э-э-эт, Савва, так дело не пойдет. Я запрещаю тебе летать. Разобьешься, кто машину доделает с учетом ошибок? – Плотто явил свой аватар грозного командира. – Я лучше тебе парочку мичманцов пришлю. Как ты говоришь, безбашенных. Они станут твоими испытателями, тем более что все свободное время они только и спорят о возможности летательных аппаратов тяжелее воздуха.

– А я думал, ты вообще эту идею зарубишь, – с некоторой ехидцей ухмыльнулся я.

– Какая скорость у него будет? – не обратил командор внимания на мою подколку.

– Километров сто тридцать – сто сорок в час где-то, по расчетам. Но если сделать планер более обтекаемым, то еще прибавить можно, движок потянет.

– Годится, – сказал Плотто.

Я не понял, что годится и куда годится, переспросил:

– А что случилось?

– Завтра, наверное, уже будет во всех газетах. – Командор снова нахлобучил на голову форменное кепи. – Островитяне тремя дирижаблями бомбили нашу базу флота на Северном море. Никого не утопили, но сам факт. Зенитки оказались слабоэффективные. Там либо все баллистические расчеты надо менять, либо другие снаряды применять, а не шрапнель. А такой истребитель дирижаблей будет в самый раз. Главное, догонит и собьет. Не маловато будет иметь один пулемет?

– Больше этот планер не потянет. Нужна совсем другая конструкция.

– Вот и делай другую конструкцию, а сам летать не смей. Приказываю тебе именем императора.

– А в бой? – спросил я с надеждой.

– В бой пойдешь только тогда, когда самолет испытают и докажут, что он может летать. Пилотов мы найдем и обучим. А вот такую голову, что придумывает подобные штуки, вряд ли. Понял, Савва?

– Что уж тут не понять… – шмыгнул я носом. – Обидно только.

– Отставить! Кобчик, вы капитан-лейтенант воздушного флота или кто? – строго прикрикнул на меня командор.

– Отставной капитан, – буркнул я.

– Ну так марш на медкомиссию, – рявкнул Плотто. – Развел тут, понимаешь, студенческий салон с барышнями.

– Знаешь что, капитан-командор, – упер я руки в боки «фертом», расставив ноги «азом». – Потрудитесь для начала правильно титуловать камергера его светлости и коммерции советника. И так как я в данный момент старше вас не только по рангу, но и по чину, то ваш приказ вынужден игнорировать. Аппарат – моя собственность, построен на мои деньги, и я буду делать с ним, что хочу и как хочу. Тем более на первом прототипе мною уже совершены рулёжки по полю и подлеты. То есть взлет и посадка таким аппаратом под моим управлением произведены. Неоднократно, что характерно. Подняться выше двадцати метров помешало только то, что укороченный дирижабельный винт совершенно не подходит к моему аппарату, в данный момент его заново обсчитали и вытачивают новый.

Я повел Плотто в соседний ангар и показал ему биплан на четырехколесном шасси, похожий на «Фарман-22» времен Первой мировой войны. Он был полностью готов, но стоял без винта. Он также сделан по толкающей схеме, а поднят на высокое шасси только потому, что винт от дирижабля был очень большой, больше чем нужно. Даже укороченный.

Там ему и заявил с гордостью:

– Вот на этом аппарате я уже летал. Низенько, правда, но летал. Так что первый летчик империи – я, Кобчик. И это задокументировано. В том числе на фотографиях. Газетчиков только не звали из соображений секретности.

Плотто молчал, сжав губы.

А я продолжал:

– Хочу летать и буду летать. И никто мне в этом не указ. Так каков будет твой положительный ответ?

– Делайте что хотите, ваше превосходительство, – сказал «деревянным» голосом Плотто и, не прощаясь, повернулся и ушел по полю к дирижаблю пешком широким шагом, отмахивая здоровой рукой.

Ушел и даже не обернулся.

Мне показалось, что я потерял друга. Но маршировать у себя на голове никому больше не дам. Хватит. Это вам не бронепоезд. Так что не лапайте грязными руками мою чистую мечту о небе.

На следующий день все офицеры-воздухоплаватели теснились у меня в ангаре.

Ощупали все что можно. Только что на зуб не попробовали.

Спорили до хрипоты с моими инженерами-авиастроителями. Сравнивали плюсы и минусы воздухоплавания и авиации, представленной пока что двумя аэропланами, из которых один калека, а второй вообще еще не готов к эксплуатации.

Показывал им фотографии подлетов над аэродромом. Журнал испытаний с подписями всех свидетелей.

Только Плотто не пришел.

Обиделся на меня.

Мне об этом Шибз рассказал. Он притащил свой фотоаппарат и снимал меня в разных ракурсах на фоне первого прототипа самолета, который для этого выкатили под солнышко. Он внешне больше смотрелся карикатурой на самолет, если не знать, что он уже отрывался от земли и летал. «Низэнько», как крокодил из анекдота про украинского прапорщика, но летал.