Александр Маркьянов - Законы войны Страница 26

Ситуация — хуже некуда. Очевидцы — рассказывали, что у террористов осколочные гранаты и какая-то большая сумка. Автобус стоит на набережной, не подступишься. С одной стороны — здание, причем длинный, глухой фасад, с другой — набережная. Обычная тактика штурма — грузовые машины, кузов которых на одном уровне с окнами, трапы — не пойдет. И с той и с другой стороны — улица запечатана блок-постами, а затем и пробками. Он думал о том, чтобы попытаться подобраться по руслу реки, воспользовавшись тем, что набережная мощеная и можно незаметно подобраться прямо к автобусу — но затея авантюрная. Сначала потребуются лестницы, чтобы выбраться на набережную, а потом — чтобы штурмовать сам автобус. Десять раз успеют взорвать. Может быть, что-то получится ночью — но чутье подсказывало полковнику — ночи они ждать не будут.

Террориста — видели только одного. Отморозок конченный. Лет двадцать с небольшим. К каждой фразу в конце прибавляет Иншалла — если так будет угодно Аллаху. Продемонстрировал автомат системы Скорпион, сказал, что у них в автобусе несколько килограммов взрывчатки, и что все они — смертники. Никаких требований не выдвинул, потребовал прибытия генерал-губернатора, сказал, что больше ни с кем не станет разговаривать. Еду и воду взять отказался. Сказал: отключите сотовую связь — взрыв.

Значит — в толпе наверняка сообщники.

У автобуса, в котором располагался штаб — послышалась какая-то возня. Потом — полковник услышал четкий звук удара

Это еще что…

Выглянув в окно — он увидел несколько человек, с оружием. Главный среди них был невысокий бородач в черной, несмотря на жару форме. На погоне — помимо положенных знаков различия — серебрянные череп и кости. Спецбатальон.

— Кто вы такие? Что происходит?

— Я генерал Мадаев — ответил человек — а это мои люди. И там тоже — он показал в сторону захваченного автобуса — тоже мои люди…

Генерал русской армии Алишер Салимович Мадаев прибыл в Кабул сегодня утром вместе с небольшим отрядом лично преданных ему мюридов. Он прибыл сюда по вызову из Арка, вызов направил новый генерал — губернатор, и оба они знали, в чем причина такого вызова. Все, точка. Сегодня его вежливо попросят уйти в отставку, а его отряды, дающие два ли не треть всех боевых результатов, при том что на часть боевых результатов претендуют и парашютисты, и морпехи и спецназ — так вот, его отряды расформируют и отправят домой. И может быть, так же будет и лучше.

Все на самом деле просто. Армия должна побеждать — иначе она начинает проигрывать. И хуже того — разлагаться. Если не забиваешь ты — забивают тебе. Как то забыли про это — генералы великой армии, за сто лет не потерпевшей ни одного поражения.

Сложилась система. Жизненный уклад, связанный с присутствием русской армии на земле афганских племен. Такой уклад, что от этого хочется выть волком, задрав голову к нему. Но он есть — и просто меняя кадры его не сломаешь.

Все очень просто. В каждой провинции есть русская гражданская власть и русская военная власть. Гражданская — это губернатор провинции и управляющий местным корпусом гражданской реконструкции. Военная — это начальник сектора, обычно это полковник. Отсюда — из двойственности власти проистекает все остальное.

Афганцы — не дураки, дурак тот, кто считает их дураками. Они темные, необразованные, жестокие — но они не дураки. На самом деле они умны, умны умом зверя, который привык выживать в опасной среде и знает все, что для этого нужно. Когда в провинцию прибывает новый начальник гарнизона — первым делом к нему идет делегация старейшин с первыми подарками. Пока еще символическими — барашка, саблю. Не принять — значит, оскорбить местных — принимает. А старейшины — люди, давно жившие на свете, повидавшие всякое. И на этих смотринах — они тоже решают, как с этим человеком работать. Подкупить? Договориться? Или его нужно дискредитировать.

Подкупают по-разному. Дальше — начинают вертеться темные личности, переводчики, мелкие начальники из местных. Предлагают деньги, спиртное, походно-полевую жену. Афганцы прекрасно умеют льстить, это у них в крови. Здесь продается немало золота, могут подкупить золотом, доходы от контрабандной торговли тоже немалые. Если не проходит — начинают договариваться. Договорные кишлаки, договорные уезды — это уезды и кишлаки, в которых по договоренности с местными нельзя проводить никаких боевых операций, русские солдаты не должны появляться на этой земле. Конечно, ведется наблюдение с беспилотников. Но чем оно опасно боевикам? Только если у них есть оружие. Спрятали в какой-нибудь пещере и идут себе спокойно — нанести удар по ним нельзя, они считаются мирными. Пришли в кишлак, передохнули, отъелись, с женщинами это самое, а кто и с мальчиками. Награбленное на рынке продали, деньги спрятали или перевели куда. Потом — снова на джихад. Такие вот оазисы — нужны самим ашрарам, потому на такой земле они ничего делать не будут. Это их тыловые базы.

Если какой-нибудь полковник окажется честным и непреклонным, и начнет разгребать такой вот змеиный клубок, выяснять, кто на что живет, у кого в какой банде сын, муж и тому подобное, начинает проводить активные операции — тогда начинается этап дискредитации. Моджахеды начинают налеты и террор. Обстановка в провинции ухудшается. Старейшины начинают ходить к губернатору с жалобами. Если идет война — всякое бывает, и на все можно пожаловаться. Тут кого-то зарезали, там при зачистке кого-то ограбили — и тому подобное. А в Кабуле видят — растет количество террористических проявлений, убийств, нападений, провинция берется под особый контроль. Начинают приезжать проверяющие, которым надо что-то найти — иначе в Кабуле спросят, а ты за каким … туда ездил?

И вот — перед выбором становится уже губернатор. Если он в Кабуле на плохом счету, если его провинция постоянно в сводках — его могут убрать, Развалил работу, не наладил рабочего контакта с местным населением. Или по-другому можно все устроить. Берет губернатор лист бумаги и пишет: Полковник такой — то в работе не учитывает местную специфику, не согласовывает свои действия с гражданской администрацией, слабо владеет оперативной обстановкой, уделяет недостаточно внимания работе с отрядами самозащиты, не пользуется авторитетом среди местного населения, вступил в конфликт с духовенством. Имеют место факты противоправных действий со стороны подчиненных полковника такого то — дальше губернатор пишет все, что имело место быть за последнее время, подкрепляя это жалобами с мест. Жалобы составлены очень грамотно, всегда жалуются на одного, и в то же время хоть намеками — но хвалят другого. В результате чего … — и идет перечисление сводок последнего времени: убили, взорвали, похитили. Дальше пишется: посему нижайше прошу удалить полковника такого-то, так как его действия подрывают процесс мирного урегулирования, создают негативные тенденции в работе с местным населением, подрывают авторитет русской власти в глазах афганского народа. Такое письмо — чаще всего пишется и в Кабул и в Санкт-Петербург — копию. И отныне — губернатор прикрыт, если что он покажет письмо и скажет — я же писал, сигнализировал, А в Кабуле — тоже встает жесткий выбор, либо снимать непопулярного среди местных полковника и ставить другого, либо отвечать перед Санкт-Петербургом, почему нет прогресса в мирном урегулировании, почему в такой то провинции обострилась оперативная обстановка, почему ничего не делается для исправления ситуации. Тут и до оргвыводов недалеко — не справился с работой.

А преемник оставленного (и с не лучшей записью в личном деле) офицера — мотает все на ус и делает выводы — как надо строить работу.

Нет, все-таки прав был Александр Владимирович, ох как прав. Во главе провинций должны стоять афганцы, причем афганцы — избранные местными старейшинами и религиозными лидерами. Русские тоже должны быть — но как специалисты. Если что-то не делается — виноваты не русские, а такие же, как и вы, афганцы, которых вы же и избрали. Если изберут тайного сторонника ашраров — пускай, это для нас он тайный. Население все про него знает, и если он запорет работу, сделает свои выводы — людям то тоже нормально жить хочется. Большую часть войск из провинций надо вывести, прекратить всю эту, несколько лет уже не прекращающуюся вялотекущую шизу. Жаловаться теперь — будет не на кого. Под полным русским контролем надо оставить только крупные базы и города, они же — станут и центрами развития и центрами притяжения тех, кто устал от религиозного мракобесия. Больше доверять частникам, в частности водителям и набранной охране частных предприятий и приисков, оставшихся от англичан и теперь ставших русскими. От антиповстанческой войны — перейти к активной агентурно-боевой работе без задействования крупных подразделений и боевой техники, а так же, к нетрадиционным методам ведения войны. За это и отвечает он, генерал русской армии Мадаев. Его горцы, легкие на подъем, способные делать многодневные переходы в горах, умеющие охотиться и вести наблюдение, отменно стреляющие — стали для боевиков настоящим карающим мечом. Там, где они только появлялись — прекращалась всякая активность, люди бежали с гор в населенные пункты, только бы их не приняли за боевиков и бандпособников. Они были способны, действуя мелкими группами, выявляя и перехватывая каналы снабжения банд в горах — за несколько дней потрепать и выдавить из любого горного района любую по численности группировку.