Алексей Ефимов - Долгая дорога к дому Страница 28

— Я вижу, вы всё делаете вместе, — сказал Элари.

— А как иначе? Тут трудно жить. Мы или будем вместе работать… или вместе умрем.

Юноша лишь кивнул. Он был занят — жадно осматривался по сторонам. Байгара, запретный город, в который он давно мечтал попасть, вдруг перестала ему нравиться. Слишком уж здесь всё было одинаковым — одинаковые дома-коробки без всяких украшений, одинаковые кварталы, одинаковые улицы. Если бы не номера на домах, тут ничего не стоило заблудиться. От самого облика этих домов — красный кирпич голых стен, высокие деревянные крыши, дощатые балконы, узкие двери и окна — веяло духом унылой скучной старины. Серое пыльное дерево тоже было старым. Первые этажи домов сплошь занимали какие-то магазинчики, учреждения и мастерские, в которых файа делали то немногое, что могли сделать из местного сырья или привезенных из-за моря деталей. В магазинах местами попадались витрины, но обычные застекленные рамы были здесь редкостью. Чаще всего окна закрывали плотные ставни, на первых этажах иногда дополненные решетками.

— Почему у вас почти нет стекол? — удивился юноша. — Разве вам не мешает пыль?

— Стекло дорого, — равнодушно ответил Суру. — И легко бьется. Дерево тоже дорого, но зато долговечнее.

Элари скривился. В глаза ему лезли все новые признаки убожества — электрические провода, протянутые на столбах чуть ли не посреди улицы, сложенная из каменных плиток мостовая… каменные, а не бетонные фундаменты домов… Этот город был построен сразу, целиком, и целиком состарился. Нигде никаких новых построек, лишь кое-где — следы ремонта. Всё было сделано очень добротно, никакого сравнения с Си-Круаной… но они были похожи — два старых городка на самом краю света.

— У вас водопровод-то хоть есть? — спросил он.

— Есть. Ну, не везде, конечно. Мы же залезли в дома прямо с деревьев.

Элари обиженно замолчал. Он знал, что бессмысленно высмеивать город, в котором ему придется жить… особенно зная, чего стоило вообще его построить. Но, как не говори, смотреть на прохожих было гораздо интереснее. Он думал, что окажется здесь единственным человеком, но нет — среди шести-семи смуглых лиц попадалось одно светлокожее.

— Я и не знал, что здесь живут люди, — сказал он. — Я думал, что вы оставляете всех беглецов в Си-Круане.

— Беглецы бывают разные, Элари. Когда к нам приходят и просят защиты, мы не можем отказать — это недостойно. Но преступников мы оставляем в Си-Круане, а остальных… берем сюда. У них рождаются дети…

— И у тех, кто живет в Си-Круане, тоже рождаются дети? И тоже остаются жить там?

— Если ты сам видел — зачем спрашивать?

Элари промолчал. Некоторые лица были странными — черные волосы со светлой кожей, синие глаза на смуглых лицах, кожа разных оттенков…

— Это полукровки? — удивился Элари. — Я думал, у нас не может быть общих детей.

— У нас с тобой — не может, — ответил Суру и Элари хихикнул. — Раньше мой народ был другим… но это было так давно, что я не знаю, было ли. Но мы не любим говорить об этом. Если ты не принадлежишь ни к одному народу, жить трудно. С обеих сторон всегда полно радетелей за чистоту крови. Пожалуй, если бы у нас не рождалось общих детей, было бы лучше.

— Тогда почему вы это допускаете?

Суру удивленно посмотрел на него.

— А что делать? Запретить любить, кого не надо? Уже пробовали. Это был такой идиотизм… Мы даже поселились одни в этом гиблом месте, где больше никто не жил, чтобы не… раствориться. Куда же дальше? И кстати, ты заметил, что полукровки красивее чистокровных?

Элари кивнул, продолжая рассматривать прохожих. Всё же, в них было нечто странное. Одежда? Нет. Во всяком случае, не настолько, чтобы выйти за пределы личных причуд. И вдруг он понял. Возраст. На улицах не было никого, моложе двадцати лет… или двадцати пяти, если говорить о женщинах. Были старики, даже дряхлые, но не было ни девушек, ни юношей, ни молодых женщин, ни, тем более, детей — всего, что составляет будущее народа.

— А где они? — спросил он. — Где дети? Вы их что, прячете?

Суру остановился и долго смотрел на него.

— Об этом тоже не стоит говорить, но… Ладно. На самом деле все наши дети живут всего в одном месте — в оазисе Лангпари, к северо-востоку отсюда. А когда вырастают — приезжают сюда… или в другие селения. Таков обычай… хотя никто не хочет уезжать оттуда. Там красивое место… зеленая долина, похожая на Айтулари. Я тоже там вырос… и не знаю, кто это придумал. Наверное, просто не хватило места, — а кому отдать лучшее, как не детям?

5.

Квартира Суру оказалась более чем скромной — две небольших комнатки на пятом этаже длинного дома, с низкими потолками, почти пустых. Зато в её узких окнах были настоящие стекла, хотя они и пропускали мало света. Элари подумал, что Суру очень неприхотлив — в его жилище почти не было личных вещей.

Его друг рассмеялся в ответ на такое предположение.

— Я здесь просто не живу. Все мои вещи остались в Емс-Самзе. Да и не мой это дом, тут всё принадлежит государству… как и повсюду у нас. Но зато он достался мне совершенно бесплатно, как подарок к совершеннолетию.

— У тебя хороший народ, — Элари захотелось вдруг хоть этим отблагодарить друга, спасшего ему жизнь — и не один раз. — Я слышал, вы все живете очень дружно — не воруете, не ссоритесь, не пьянствуете.

Суру пожал плечами.

— Тот, кто затуманивает свой разум, для нас уже не свой. Таких убивают… убивали раньше. Теперь такие просто исчезают. А насчет дружбы… бывают и ссоры, и драки — между парнями из-за девушки или просто так.

— Но вы не убиваете друг друга.

Суру посмотрел на него. Глаза у него были печальные.

— И убиваем. Мы не ангелы. Просто об этом не говорят… особенно чужим…

Он помолчал.

— Ты уже знаешь, какие у нас девушки. Некоторые… могут заколоть соперницу… — его голос звучал ровно и тихо. — Так погибла моя любимая. — Элари не посмел бы его спрашивать, но Суру продолжил: — Я просто полюбил другую девушку. Полюбил потому, что она была красивее. Я не знал, как… как моя прежняя любимая любит меня. Как бы ты поступил с человеком, который отнял у тебя всё, ради чего стоит жить? У нее был неплохой характер… только с внезапными вспышками ярости. Она взяла нож и убила её… подстерегла, когда они шла от меня… буквально искромсала в клочья. А потом пришла ко мне… что мне было делать? Донести на девушку, которая носит моего ребенка? Зная, что все произошло из-за моей глупости? Мы решили… я сказал, что сам убил её… сознался в самом страшном преступлении для моего народа. Это было невыносимо. Со мной так обращались… на меня так смотрели… пожертвовать своей жизнью не так уж и трудно, но пожертвовать своей честью? Рассказывать, как убивал любимую… лгать над её телом… — Суру замолчал. Он сжался в комок, сидя на постели, и юноша заметил, что он весь дрожит. Его мучительно расширенные глаза тревожно смотрели в пустоту, не замечая друга. — Я очень старался, но я не умел лгать. Они быстро всё поняли. Меня отпустили… но я не смогу забыть, что говорил, чтобы со мной поскорей покончили, потому что терпеть это дальше просто не было сил… это так… мерзко… Ведь я ничего не делал! — эти слова Суру почти выкрикнул. — В бою легко отдать свою жизнь — разом. А вот так… по кусочкам, вместе с клочьями души, зная, что в любой миг можно всё прекратить… это страшно. Но я любил её… я знал, что она продолжит меня в себе… в своем ребенке… так мы поклялись друг другу. И не нарушили клятвы. Просто она оказалась бесполезной. Они всё поняли сами… ведь мы были ещё почти детьми.

— Что с ней стало? Что с ней сделали? — Элари сам испугался своего вопроса.

— А что они могли с ней сделать? Может быть, лишь ради меня, но её не тронули. Она живет в Лангпари, как раньше. Но она сильно изменилась… стала совсем другой… выжгла в себе всё это — злобу, зависть… иногда так бывает. У нее родился сын… сейчас он уже бегает. Я по-прежнему люблю её… но не хочу видеть. Она стала на двадцать лет старше — по характеру, не по внешности — а я остался, как был.

— Я бы так не смог, — задумчиво сказал Элари. — Я трус.

— Ты думаешь, я лучше тебя? — юноша кивнул. — Нет. Впервые я убил в пятнадцать лет… убил файа, учителя.

— За что? — Элари был изумлен.

— Он хотел изнасиловать мою сестру. Достаточный повод, верно? Она очень красива… мы купались… порознь. Я услышал крики… побежал… оттащил его — хотя он был раза в два старше меня… мы дрались… хотя… нет. Не думаю, что он хотел причинить ей вред, по крайней мере, сразу — скорее, просто потерял голову. Ему было уже все равно — девушка или мальчик. Мы упали… боролись… голые. Он подмял меня… — Суру проглотил комок в горле и продолжил. — Вот тогда я испугался и пришел в дикую ярость. В пятнадцать лет я был уже сильнее взрослого мужчины. Я прижал его к земле, уперся коленом между лопаток и сломал шею — сцепил руки на лбу и рванул назад и вбок. Он умер сразу, едва хрустнул его хребет. Когда я стоял над ним… мне это понравилось. Не само убийство, нет, а именно этот миг, когда я понял, что он мертв, а я — жив, что я одолел его. Это была чисто звериная радость и я не смог этому противостоять. Меня никто не осудил за это — осудили, если бы я этого не сделал — но я сам понял, что хочу убивать.