Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 4 Страница 28

Было видно, что герру Ирлмайеру это неприятно.

— Я ничего не знаю про Японию, сударь. И откровенно говоря, не хочу знать, — начальник гестапо перешел на русский[28], - если я сказал вам о том, что рассчитывал убить вас, вы так же должны знать и о том, что распоряжением начальника РСХА мне категорически запретили убивать вас. А я придерживаюсь правила: если не можешь кого-то убить, попробуй переманить его на свою сторону. Я правильно говорю?

— По смыслу неправильно — ответил я — вы пытаетесь меня перевербовать или как?

— Было бы неплохо — так же спокойно сказал Ирлмайер — но это не соответствует требованиям обстановки. Мне нужна помощь от вас. Разовая помощь в конкретной ситуации.

— В какой же?

— В наведении порядка в Италии.

— Масштабно…

Судя по сузившимся глазам Ирлмайера — удар достиг цели

— Вы интеллигент? Левак?

— Вы в своем уме? Я русский дворянин.

— Это не мешало некоторым из русских дворян злоумышлять на убийство вашего Императора. И ваш Кропоткин тоже был дворянином.[29]

— С ними у меня нет ничего общего. Совершенно ничего общего — подчеркнул я

— Тогда какого черта вы делаете омерзительные интеллигентские намеки? Вы что, считаете, что порядок наводить не нужно?

— Нужно. В своей стране.

Ирлмайер резко выдохнул

— Как считаете нужным, сударь. Могу заметить только одно — в восьмидесятом мы спасли весь европейский континент от расползания по нему коммунистической и анархистской заразы. И мы имеем право на некое уважение, черт бы вас побрал.

— Не упоминайте — сказал я — может и посетить, в самом деле. Конкретно. Для чего я вам нужен.

— Конкретно… В сущности, я мог бы посадить вас под замок. И продержать вас под замком столько, сколько нужно… до тех пор, пока ваше вмешательство уже ничего не сможет изменить. Но я считаю это контрпродуктивным. Да… контрпродуктивным. К тому же — ваш опыт, ваше чутье, ваша информация может в значительной степени помочь Рейху.

— И что вы предложите взамен? Неужели деньги?

— О нет, не деньги. Ваше преимущество в том, что они вас не интересовали и не интересуют. Но есть кое-что, что я могу вам предложить. Вы, кажется, кого-то ищете в Италии.

— И кого же? — спросил я

— Скажем, генерала Абубакара Тимура. Вам он нужен? Я отдам вам его в качестве платы за содействие, мне он не нужен.

Я прикинул.

— Как можно отдать то, чего у вас нет, сударь?

Попадание. Шансы на то, что офицер безопасности стал бы держать взаперти террориста такого уровня, никому не сообщая — один к десяти. Ирлмайер мог бы на это пойти. Я знаю таких людей. Они делают то, что нужно, ломятся напролом — но то, что нужно всегда определяют сами. Но нет… непроизвольная реакция, на мои слова показала, что генерала Тимура в руках немецкой разведки нет…

— Генерал Тимур — сказал Ирлмайер — устроил здесь лежбище. Во многом потому, что Ватикан позволил ему это сделать. Ватикану нужен такой человек. Когда наш Кайзер сказал: а сколько дивизий у Ватикана, чтобы остановить вторжение[30] — он был неправ, наш Кайзер. У Ватикана есть нечто гораздо более опасное, нежели эскадры стратегических бомбардировщиков и дивизии солдат. У него есть распухшая засаленная книга с кучей рецептов бессмертия, которую все считают за абсолютную истину. И эта книга дает этим людям право учить весь мир, как ему следует поступать. А мы — покорно следуем к алтарю, как жертвенные бараны, и даже не задаем вопросы — а кто судьи, и кто дал им право судить нас. Генерал Тимур существует только потому, что здесь ему дали деньги и укрытие. Но все это — только до тех пор, пока не найдется некто, кто наведет порядок. Залить керосином гнездо — не будет и шершней…

— Один момент. Даже два.

— Начинайте с первого.

— Первый… меня все же интересуют деньги. Те деньги, которые украдены у Персии и Польши. Они принадлежат нам, и я хочу их вернуть. Это более важно, чем убить генерала Тимура. Эти деньги дают ему возможность финансировать террор. Не будет денег, не будет и террора.

— Я должен доложить в Берлин — сказал Ирлмайер

— Второе — я тоже должен связаться с Санкт-Петербургом.

Долгое время — нам говорили, что немцы друзья и дружба России и Германии есть залог мирного существования европейского цивилизационного пространства. Но дружбой тут и не пахло… скорее были два хищника, которые решали — то ли идти вместе на охоту, то ли сначала сцепиться между собой, чтобы прояснить вопрос о принадлежности охотничьих угодий.

— Хорошо… — решился Ирлмайер — вам дадут такую возможность…

— И третье… — сказал я

— Вы говорили только про два обстоятельства.

— Есть и третье. Вы расскажете мне все, что знаете — в ответ на информацию от меня. Банкуете вы — но я должен знать ваши карты не меньше, чем вы — мои. Раз уж мы играем на пару.

Ирлмайер подумал, потом неохотно кивнул. Наверное, подумав про себя, что ему хватит ума обвести вокруг пальца этого проклятого русского.

— Хорошо.

— Тогда, может, начнем прямо сейчас? — решил додавить я — как вы во все в это влипли?

Картинки из прошлого

Лето 2004 года

Абиссиния

Рейхскомиссар безопасности Абиссинии, рейхскриминальдиректор, доктор Манфред Ирлмайер исчез совершенно внезапно — и вряд ли кто-то, кроме такого же аса сыска, как он смог бы точно выяснить — как именно он скрылся и куда направился.

В своем холостяцком жилище он проснулся в пять часов утра по местному времени, когда еще не рассвело. Без будильника, еще со службы в рейхсвере у него осталась способность чувствовать время и просыпаться именно тогда, когда нужно. Какое-то время — несколько минут — он полежал, тихо и недвижимо, пока не вспомнил до мельчайших деталей все, что он должен был сделать, и не понял, что ему никто и ничто в данную минуту не угрожает.

Он принял душ — неизвестно, когда у него еще будет такая возможность — потом прошел на кухню и позавтракал, не зажигая свет. Позавтракал он местным грубоватым хлебом и кровяной колбасой, которую ему прислали из Рейха — мясо это хорошо, мясо дает силы, а ему нужно будет много сил. В холодильнике у него оставалось немного от окорока антилопы — он съел и это, а холодильник отключил. Неизвестно когда он сюда вернется — и вернется ли он сюда вообще. Запив все это крепчайшим, приготовленным на спиртовке кофе с корицей — он прошел в комнату и принялся одеваться.

Одежду — он приготовил еще вчера. Легкая светлая ветровка, брюки более темного тона, грубого полотна рубашка, грубые ботинки на шнуровке, небольшая сумка через плечо. Гардероб небогатого европейца, работающего в Африке.

Перед тем, как одеваться — он надел на пояс и застегнул пластиковый пояс. Там — деньги в разных валютах, два небольших ножа — скелетника в пластиковых ножнах и микропленка с информацией. Там же — запасные документы, на случай если эти — «полетят». Этот пояс — снимут с него только с мертвого…

В карман ветровки — он положил небольшой, но мощный Вальтер, немного денег и документы. Карман застегнул на молнию.

Перед тем, как закрыть дверь — он остановился на пороге, окинул взглядом свою небольшую квартирку, в которой прожил достаточно долгое время. Здесь он не был счастлив — но счастья ему никто и не обещал…

До главного вокзала страны на Асмераштассе — он добрался пешком, улицы были почти пусты, только торговцы устанавливали свои палатки на улицах, раскладывали костры, чтобы жарить свою нехитростную снедь, вяло перекрикивались на амхари и суахили. Полицейских он не видел — знал расстановку постов на ночь и потому добрался до вокзала, избежав возможных неприятных расспросов.

На привокзальной площади тоже не было привычной суеты, только собаки — остервенело грызлись за какую-то кость, злобно рычали. Торговцы — готовились к очередному напряженному дню — разгружали ручные телеги и грузовые мотоциклы, устанавливали палатки. В бронированном Унимоге на краю площади — спали полицейские дежурной смены.

Спали и местные, которые не могли платить за крышу над головой. Спальные места были устроены прямо рядом с забором, отделяющим пути от привокзальной площади, это был непорядок, но полицейские отсюда никого не гоняли — бесполезно. Иные — проводили здесь по несколько недель, тяжелой черной работой зарабатывая деньги на билет, чтобы уехать домой. Африканцев здесь было много, кто-то спал, кто-то просыпался, какая-то женщина уже кормила своего ребенка грудью. Условия здесь были ужасные — но чернокожие могли проявлять удивительное смирение с самыми невыносимыми жизненными обстоятельствами — пока вспышка ярости не заставляла их вести себя иначе. Как стадо — достаточно одному коню заржать и броситься бежать — и вот, за ним бегут уже все остальные…