Александр Шорин - Другой мир за углом (сборник) Страница 28

Я сидел в кресле возле иллюминатора, за которым – ничего, кроме тьмы. Дежурный пилот дремал в соседнем кресле – делать ему было решительно нечего. Впрочем, как и мне: анабиозные кабины функционировали нормально. Где-то там, в одной из них, сейчас застыл Макс, мой дружок-оптимист, сто лет его не видел. Лучше бы дежурил он. Ганс (так зовут дремлющего пилота) меня порядком достал – никаких интересов у человека, пожрать да поспать. Б-р-р-р!

Из иллюминатора вышел капитан, молча сел рядом со мной и налил себе рюмку из моей бутылки.

– Чем кончилась история с тарлингами? – спросил я его лениво.

– Договор о вечной дружбе, наилучшие пожелания.

– Я так и думал.

Он осторожно спросил:

– Чего ты там им написал?

– Да так, пару слов всего.

– Каких?

– Да… Ничего особенного.

Лицо капитана начало покрываться пятнами. То ли это реакция на спиртное, то ли на меня… Так недолго и взыскание заработать.

– Экзюпери читали? – спросил я его.

– Ну.

– Помните, как Маленький Принц просил нарисовать барашка?

– Ну!

– А летчик все не мог нарисовать такого, какой нужен…

– Ну!!

– И тогда он нарисовал ящик.

– Ты… нарисовал ящик?

– Ну да.

– Вот оно что…

Он, пошатываясь, отправился восвояси. У двери всё же спросил:

– Какие два слова ты написал?

– Простые два слова. Понимаете, что им наши чувства, переживания… Вот вы бы стали читать про почкование осьминогов?

– Седов! Ты меня доконаешь, я тебя просто убью.

Мрачный Ганс покосился на нас, жуя бутерброд.

– Какие два слова?

– Я ж говорю – простые…

– !!!

– Ничего земного. Ни-че-го зем-но-го.

– И это всё?

– Всё.

– Не понимаю.

– Я тоже. Но тогда понимал.

Часть 3. Другой мир – за углом

Введение

Тем людям, которые считают, что другие миры – всего лишь выдумка, я искренне сочувствую: они не умеют заглянуть даже за угол.

Удивительное, оно и впрямь рядышком.

Вот вчера, к примеру, еду в автобусе, и вдруг начинает до меня домогаться тетка. Одна из тех, которые раздражают нормальных людей самим фактом своего существования.

Она ворвалась в наш автобусный мирок, неся с собой панику в ряды мирно дремлющих пассажиров: сначала громогласно выясняла у водителя маршрут, потом, всех расталкивая своим тяжеленным корпусом, протискивалась к свободным сидениям, заняв сразу оба, и, наконец, добралась до меня. Я видел, как шевелятся ее толстые губы, как вращаются выпученные глазки, уставленные прямо мне в лицо. Пришлось вынуть из уха один из наушников, чтобы услышать:

– Сколько проезд-то стоит, сынок?

Я ответил и хотел уже было вставить свой наушник обратно в ухо, но она ухватила меня за рукав и начала бормотать что-то не вполне вразумительное:

– …всю обожрут меня, охальники. А я пенсионерка уже, мне такую ораву не прокормить!

Вздохнув, я попытался вникнуть в суть её рассказа.

Как я понял, какие-то «обжоры и охальники» поселились в доме у этой «бедной женщины», и теперь она приехала искать на них управу у властей.

– Почему просто не вызвать участкового? – спросил я у неё как можно более вежливо.

– Степаныча-то? Звала, как же не позвать! Так энти гады с ним вместе три литра моей браги выжрали, и таперя они почитай лучшие друзья!

– Ну тогда нужно написать заявление начальнику милиции.

– Да не в милицию! Тут к властям надо! Писать – долго. Я лучша решила сама, ножками, может послушают старую женщину.

Я усомнился, но постарался виду не подавать. В конце концов, баба-то бойкая – может и пробьётся в какой-нибудь кабинет…

А та между тем продолжала:

– …я в милицию и не хочу! Они вообще-то меня не обижают, токо жрут очень много.

– А кто они-то? – не выдержал я.

– Да инопланетяне, я ж говорю! Они это… напилися и тарелку-то свою разбили. И пока я их у себя рассольчиком отпаивала, наши мужики ихнюю аппаратину уже в цветные металлы увезли. Эти, сердешные, как узнали – так распереживались, что в запой ушли. Почитай уже третью неделю не просыхают.

– Инопланетяне?

– Я ж говорю: тут дело-то государственное!

– А как они выглядят-то?

– Люди как люди, токо жрут много, а пьют и того больше. Я уж два раза у соседей занимала до пенсии.

– А язык?

– Что?

– На каком языке они говорят?

– Да по-нашему! Я ж говорю: нормальные мужики, только пьяницы, вот тарелку-то и разбили!

– Да ну! Может они и не инопланетяне вовсе?

– Да как нет? Тарелка-то была? Была! У нас на деревне мужики как её сдали в энти самые… цветные металлы, так столько денег получили, что двое насмерть упились, а один без вести пропал. А то бы я этих планетян к ним, гадам, отправила: пусть сами бы их и кормили!.. Так где, говоришь, выходить-то, чтоб в Правительство-то попасть?

Поезд до станции М…

Должность Клавдии Петровны называлась «железнодорожный диспетчер», но здесь, на станции К…, её именовали не иначе как «Начальник вокзала».

В какой-то мере это соответствовало правде: на этом полустанке, откуда один раз в день отправлялся ремонтный поезд с рабочими по узкоколейке, никого главнее её не видывали. Всей работы-то у Клавдии Петровны: утром отправить поезд, вечером – встретить. Всё остальное время можно поливать цветочки…

Впрочем, у Клавдии было другое увлечение: коротая день, она вязала свитерок для внука.

…Было около двух часов пополудни, когда её занятие прервал шум приближающегося поезда. Не веря своим глазам, она бросила вязание и выбежала на перрон. По рельсам неторопливо катил поезд: тепловоз и четыре вагона, как ей показалось. Она побежала к телефону: звонить в Полтаву.

…почему не предупредили, что пустили состав?!!

Её начальник, Игорь Валентинович, озадаченно приподнял форменную фуражку и почесал под ней вспотевшую лысину:

– Клава, ты ничего не напутала?

– Я не слепая, только что проследовал состав в сторону М…!

Тот снова почесал лысину, посмотрел на план.

Тихо произнес, зажав трубку рукой, своему помощнику:

– Слышь, Ген. У Клавки крыша поехала!

И ей:

– Клава, с тобой всё в порядке? Может на солнце перегрелась? Иди-ко ты домой, отдохни.

Помощнику:

– Придётся ехать в К…

Трясясь на дорожных ухабах в служебной «Волге», он молчал, пока не добрались до М… Там он вышел и подозвал к себе бригадира рабочих. Спросил напрямую:

– Тут проходил железнодорожный состав из К…?

Бригадир, Петр Сергеич, был мужик простой. Глядя прямо в глаза Игорю Валентиновичу, он покрутил у виска.

– Валентиныч, у тебя с головой всё в порядке? Рельсы разобраны, и на этой узкоколейке наш поезд единственный. А то ты не знаешь!

– Знаю. Тогда скажи, ты утром Клавку видел?

– Станционную начальницу? Видел, конечно, а что?

– Ну и как она?..

– В смысле… как?

– Ну… нормальная была с утра?

– Да вроде… Я не присматривался… А что?

– Говорит, что в два часа дня видела поезд, который мимо её полустанка прошел в вашу сторону.

– Ну, дела…

…Клавка, хоть и встревоженная, на сумасшедшую похожа не была.

– Валентиныч, богом клянусь: был состав! Старый такой, облупленный. Шёл медленно… в сторону М…

Игорь Валентинович спросил осторожно:

– Кто-нибудь кроме тебя его видел?

– А я почём знаю? Скорее всего – нет. Ты же знаешь, у нас тут народу-то: две бабки да три собаки.

– А завтра будет ещё и Генка. Геннадий Сергеевич. И не спорь! Останется до выяснения. Усекла?

Генка помялся, хотел что-то возразить.

– Никаких возражений. Остаёшься на служебном довольствии!

Он походил по путям, зачем-то потрогал рельсы пальцем, а затем двинулся обратно к своей «Волге».

На следующий день ровно в два (а если быть точнее – в 14.02 по Киевскому) послышался стук колёс. Генка выскочил из здания станции и уставился в ту сторону, откуда слышался шум. К нему присоединилась Клавка с победным видом, типа «А я что говорила».

В той стороне, откуда слышался стук колёс, рельсы заворачивали. Всем (и больше, чем кому-либо – самой Клавке) было известно, что там, за поворотом – тупик, куда по вечерам загоняют маленький рабочий поезд. Сейчас там почему-то все заволокло туманом, из которого с лязгом и грохотом выполз допотопный паровоз. Генка готов был поклясться: такой он видел только на картинках и в старых вестернах. Изрыгая клубы пара, он неторопливо приближался. Генка отчаянно замахал флажками, давая знак ему остановиться. Тот приближался на той же скорости. Когда стала видна кабина машиниста, Клавка охнула:

– Та она пустая!

Когда поезд скрылся на горизонте в клубах пара, Генка позвонил начальнику:

– Валентиныч, это… Был поезд-то…

…– В тупике всё осмотрели?

– Да всё, всё осмотрели. Нет там ничего и быть не может!

– Ты хочешь сказать, вам это примерещилось?

– Нет, был поезд, был! Четыре вагона и паровоз. Старый, допотопный!

– И что я буду по-твоему докладывать начальству, а?