Николай Буянов - Медиум Страница 29

Глава 12

ПРОБА СИЛ

– Слишком быстро. Нужно плавнее. – Тренер взял Алёнку за руку и сам потянул вперед, показывая движение.

– А по-моему, чем быстрее, тем лучше.

– Быстрота рождается из медленного. Ты слишком надеешься на свою силу. Ещё раз, и не торопись.

Алёнка попробовала.

– Нет. Это резко. Еще.

– Никак!

– Постарайся сделать тягуче. Чувственнее. Ты же женщина.

– Пардон?

Тренер смутился.

– Ну, будущая женщина. Так и будь женственнее.

– А в карате все по-другому.

– Ты занималась карате?

– Нет, гимнастикой. Теперь бросила.

– Почему?

Она пожала плечами.

– Не сошлись характерами кое с кем.

– А откуда знаешь про карате?

– У Валерки смотрела по видику. Здорово! Красиво – все в белых кимоно, рукой – раз, ногой выше головы – два! А зачем они кричат?

– Ну, это сразу не объяснишь. Сама поймешь когда-нибудь.

Когда-нибудь. Значит, пока не доросла.

Впрочем, Алёнка весьма трезво относилась к себе самой и видела, что, несмотря на разряд по гимнастике, движения у неё получались довольно корявые. Руки-крюки и ноги-крюки не желали работать так, как от неё требовали. И она потихоньку злилась, совершенно не понимая, почему тренер доволен ею, пожалуй, больше, чем остальными.

А потом и думать об этом перестала. Все её существо постепенно, незаметно для сознания, погружалось в какой-то сложный, кажущийся на первый взгляд хаотичным, ритм (ничего общего с каратистским «ичь, ни, сан!») Скорее это было похоже на некую сложную программу.

И она увидела Шар…

Шар был живой и неживой одновременно. Он переливался всеми цветами радуги, а внутри, под полупрозрачной оболочкой, двигалось и дышало что-то живое.

Она сама. Маленькая девочка посреди зала, погруженного в полумрак, только несколько свечей роняют тусклые отсветы пламени на стены, покрытые темным бархатом. Неподвижные, будто деревянные статуи, ученики, сидящие полукругом на скрещенных ногах, вокруг низкого подиума. Голос гуру, духовного наставника:

– Тьма и свет, инь и ян – не есть, как думают многие, две стороны медали. Это две соседние ступени огромной лестницы. Стоит сделать шаг – и ты пересечешь эту границу, не заметив…

Более тысячи лет назад великий тибетский йог Миларепа Джецюн, имя которого означает «Человек в хлопковой одежде», спросил своего учителя, Черного ламу Тхэпанга Янга: может ли добродетель существовать без порока? И тот ответил: может, если всю жизнь удастся простоять на одной ступени, не двигаясь ни вперед, ни назад. Если же между движением и неподвижностью выбрать первое, то придется забыть, что есть на свете порок и Добродетель – только две ступени великой лестницы…

Внутри Шара было неуютно. Огромные тени мелькали по поверхности вперемежку с отблесками пламени. Потом сквозь них проступили очертания исполинской ладони.

– Ты видела тело?

«Чье тело? – испугалась Алёнка. – Мое, что ли? Я вроде не умерла».

– Тело засыпало лавиной, – ответил незнакомый женский голос. Низкий, преисполненный глубокой печали. – Я одна спаслась каким-то чудом… Мне страшно, господин.

«Мне самой страшно, – подумала Алёнка. – Я боюсь этой лестницы: тьма-свет, тьма-свет. И боюсь, и хочу пройти по ней до конца: вдруг и правда…»

Потом женщина исчезла. Алёнка не видела, куда та ушла и ушла ли вообще. Просто перестала ощущать её присутствие. Ладонь, охватившая Шар, уплыла вверх.

– Он жив, – сказал кто-то. – Главное, он жив.

Воздух колыхался в неровном пламени свечей. Лилась тихая тягучая музыка – непонятно откуда, казалось, отовсюду сразу (динамики были установлены хитро и с большим умом).

– Ты чувствуешь ауру?

– Я пытаюсь почувствовать, Жрец.

Мужчина с седыми волосами кивнул, будто в подтверждение своим мыслям. Он не отрываясь наблюдал за теми, кто находился в зале, через маленькую щель в портьере.

– Только пытаешься… Поэтому ты и здесь, со мной, а не среди них.

– Не нужно меня дразнить, – хмуро сказал его собеседник. – Вы знаете, я мало чего пожалел бы, чтобы оказаться там.

– Для этого нужно совсем немного: ты должен обладать даром…

– То есть экстрасенсорными способностями? – Он горько усмехнулся. – Лучше скажите, зачем вам именно она. С огнем играете.

– Для меня это единственный выход. Другой человек не сможет подойти к Туровскому… А может статься – и к Воронову. Ее будут искать… Ну а кто кого найдет быстрее – это ещё вопрос.

Они помолчали. Жрец опять приник глазами к щели в портьере.

– Какая аура у девочки? – тихо спросил второй.

– Чистая, – ответил Жрец. – Чистая и сильная. Как у её отца. Ты видел её в додзе? .

– Видел. Данные неплохие, опять же бывшая гимнастка… Правда, материал сыроват, но…

– Справитесь. Сырую глину легче лепить.

Алёнка не замечала проведенного здесь времени. Она будто окуналась в иной временной пласт, где секунды растягивались в часы, как в замедленном просмотре кинопленки, и где часы прессовались в краткий миг – хватило бы только прикрыть глаза и вновь открыть их. Тренировки в додзе – зале для боевых искусств – перемежались с беседами по восточной философии и религии, релаксационными гимнастиками, языками и многим другим. Она и не думала уставать. Только однажды, уже ближе к лету, у неё неожиданно возник повод для огорчения.

Марина.

Девочка, приблизительно Аленкиного возраста, спокойная, немного застенчивая, не пропускавшая ни одного занятия… Было уже поздно, что-то около десяти вечера. Алёнка, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, с трудом привела себя в порядок в раздевалке, подхватила на плечо спортивную сумку и двинулась к выходу.

Было гулко и пусто. Она хотела выключить свет, но вдруг остановилась. Посреди зала, выглядевшего сейчас нелепо громадным, будто покинутый всеми вокзал, стояла Марина. Тоненькая, словно тростинка, она казалась крошечной и беззащитной – одна во всем мире, во всей Вселенной. Она подошла к низкой лавочке, стоявшей вдоль стены, присела на нее, тут же встала, зачем-то коснулась рукой гимнастического каната, свисавшего с потолка, как громадный удав. Алёнка не выдержала и, поколебавшись немного, подошла.

– Ты почему здесь?

Марина подняла голову. Глаза её были большими, серыми и печальными.

– Я уезжаю, – тихо сказала она.

– Куда?

Марина не отреагировала. Медленно, будто в зачарованном сне, она подошла к стенке, туда, где на перекладине висел тяжелый кожаный мешок в виде человека-уродца: массивное круглое туловище, ручки-обрубки, а ног вообще нет. Ткнула его ладонью, вроде бы несильно, без замаха, но мешок, будто снаряд из пушки, отлетел к стене и закачался на цепи.

– Жалко, что все закончилось,

– Тебя родители увозят, да? Вы переезжаете?

Марина покачала головой.

– У меня нет родителей. Я из детдома.

– Из детдома, – повторила Алёнка. – Я и не знала.

Ей стало грустно. Она представила себе: коридор, серые стены, мрачные комнаты с установленными в нескончаемый ряд железными кроватями. Воспитанники – в чем-то одинаковом, безликом и бесполом, сразу не отличишь, мальчик или девочка. Лица у всех печальны и непроницаемы. По свистку – отбой, по свистку – подъем… Впрочем, это, кажется, сцена из какого-то фильма про войну. На самом деле, возможно, все не так уж плохо, но все равно…

– Почему ты раньше не сказала? Можно, я тебя провожу?

– Нет, не надо.

– Мы же подруги!

– Не надо, – повторила она. – Ты и знать про это не должна, Я твердо решила ничего не говорить… А вот вырвалось. Не расспрашивай меня, ладно? Просто посидим вместе.

Они сели рядышком на узкую и низкую лавочку. Сидеть было неудобно (жестко и коленки торчат вверх), но они этого не замечали. Алёнке жутко хотелось узнать подробности: как это? куда? зачем? Было очень непохоже, чтобы подруга уезжала на неделю или на месяц. Нет, Маринка совершенно точно знала: они больше не увидятся.

Она прощалась навсегда.

Алёнка много раз вспоминала свою подругу. Даже лицом осунулась (правда, ненадолго: цветущей юности длительная меланхолия не свойственна). Что-то было в ней… Что-то, из-за чего сразу выделяешь человека в толпе – не по внешнему признаку, а повинуясь необъснимым магнитным потокам… Говорят, таким магнетизмом обладали многие из великих: талант талантом, но чтобы тебя узнавали – по походке, по неуловимому жесту, по повороту головы, – нужно уметь покорять людей (не в смысле подавлять!) силой своей личности.

В тихом скверике, через который пролегал обычный путь домой (домой сегодня никак не хотелось: грусть светла, на душе покой, а предки неизвестно в каком настроении, предполагать надо всегда худшее), встретился Валерка, верный рыцарь (Рыцарь Печального Образа – с тех пор, как Артур в красивом прыжке снес башку тому «новоруссу» и его «шестерке»).

– Привет.

– Привет, – равнодушно отозвалась она.