Алла Гореликова - День в дождливом декабре Страница 3

– Сто лет? Лисс?!

– Да. Лисс. У вас тоже хорошая память, господин Герондаки. Списали на бунт, беспорядки.

– А на самом деле?

– Они… общаются? – перебил научный консультант. – Контакт… был?

Герондаки бросил на подчиненного короткий острый взгляд и подошел к окну.

– Был, – вздохнул старик. – Там, в Лиссе. Они любят поболтать, морочницы. Любопытные. Намного любопытнее нас. Зурбаган взвесил «за» и «против» и предпочел знаниям прибыль. Сомнительной пользе контакта – верняк бессмертия. Мечта против мечты…

– Но как же так… – Дрожащие пальцы потянулись к огненно-золотому цветку.

– Не надо их бояться. Вы ведь научник, верно? Вам будет интересно. Глядите, сейчас раскроется еще цветок. Расцветание – это важно для них, как… не знаю даже, с чем сравнить. Роды, возможно? Сейчас она занята только цветком. Но потом – ей будет интересно познакомиться с новым человеком. Я в последние годы стал не слишком приятным собеседником.

– Но… за сто лет как никто не узнал?

– От кого? Чужих не пускают дальше космопорта, а свои…

– Бессмертие, – кивнул Герондаки. За окном шел дождь, тонкие струйки пробивались сквозь рассохшуюся раму, и корни морочницы жадно тянулись им навстречу. – Слишком сладкий кусок, чтобы рисковать. Понимаю, понимаю… так значит, губернатор… Скажите, Алекс, вы согласитесь помочь «Герону»?

Старик посмотрел в молодое лицо своего ровесника и медленно покачал головой.

– Почему?

– Я наслышан о «Героне». Изменится только одно: там, где раньше брали понемногу, будут грести лопатой. Скажете, нет?

– Во всяком случае, мы их изучим! Мы… вы же сами сказали – контакт…

– Вам лучше уйти, господин Герондаки. Вы своего все равно добьетесь – но без меня.

Морочница одобрительно зашелестела.

– Шеф, связь есть, – крикнул из-за двери пилот.

– Иду!

Кровь и золото, снова подумал старик. Рука привычно нашарила бутылку. Будь они прокляты, эти истинные ценности сытого человечества.

– Алекс.

Старик обернулся. Выстрел прозвучал не громче шелеста морочницы; еще живое тело отбросило на подоконник, алая капля брызнула на золотой лепесток.

– Господа, поздравляю. – Герондаки широко улыбнулся. – Нам есть что сказать бывшему хозяину этой мокрой дрянной планетки. Пойдемте. Не забудьте растение.

Научник кивнул, опасливо подхватил горшок с морочницей. Пилот поднял бутылку, встряхнул, нюхнул, отбросил:

– Ну и дрянь.

Задребезжали стекла: рядом со станцией садился корабельный катер. Обожженный кровью лепесток опал, провожаемый неслышным вздохом.

– А… этот?

– Оставим дверь открытой. Дождь все сделает за нас.

На полу растеклась лужа, подползла к потухшему, скрутившемуся в жалкую трубочку лепестку. От влаги он развернулся, набух, проклюнулся корнями: быстро, мощно, ведь его питал не поганый дистиллят, а настоящий декабрьский дождь. Корень дотянулся до лежащего под окном тела. Вполз под кожу, нашарил артерию. Погнал в живую еще кровь соки, щедро разбавленные дождем. Благотворная органика, лучший субстрат для новых ростков…

Загонять катер в гараж значило бы потерять стратегическую позицию под окнами губернатора. Мало ли, что задраены, – против боевого залпа не устоят. Господин Герондаки усмехнулся и лихо выпрыгнул под дождь, прямо в несущийся по тротуару поток. Так еще и лучше. Приятно будет поглядеть, как зурбаганский царек шарахнется от насквозь мокрого гостя.

Господин Герондаки был абсолютно уверен: отправить эксперта «Герона» в карантин губернатор не осмелится. Не с боевым катером под окнами. Примет как миленький. Будет поить вином и лживо радоваться «чудесному спасению».

Научник неловко вылез следом, одной рукой натянул капюшон. Он все еще обнимал горшок с морочницей. Пока летели, она выпустила еще четыре бутона, а первые три раскрылись; взгляды сидящих в катере людей тянулись к ало-золотым цветкам, и морочница горделиво поводила веточками, норовя показать цветки в самом выигрышном ракурсе. Манеры у нее были явно женские.

Порыв ветра швырнул в лицо тяжелые капли; показалось, стена дождя застыла на миг – и обрушилась с новой силой. Научник застыл, не в силах оторвать взгляд от разворачивающегося бутона: под дождем свежераскрытые лепестки засияли чистым, слепящим огнем. Ничего прекрасней не видел, подумал он.

Это была его последняя мысль. Зурбаганский губернатор наблюдал за происходящим, сидя в бункере перед широким, в половину стены экраном. Боевой катер заставил его скептически приподнять бровь, выпрыгнувший под дождь эксперт «Герона» пробормотать: «Пижон!», – а увалень в обнимку с морочницей – восторженно выругаться.

Ничего прекрасней не видел, подумал он в следующий миг. Боже, благослови идиотов!

Сияющие огнем цветы – и косые струи дождя. Лепесток, плавно падающий на открытую кожу; другой, третий, четвертый… бьющие сквозь кожу, прошивающие все слои одежды ростки, искаженное ужасом лицо, раззявленный в вопле рот – жаль, звуков не слышно.

Жаль, не видно лица пижона-эксперта: обернулся на крик. Шарахнулся… глупец! Поздно! Цветущая морочница под дождем – это не ваши глупые боевые катера, набитые под завязку десантниками – или кто там в вашей «квалифицированной команде»? Хороша квалификация – им бы люки задраить и огнеметы в ход пустить, а они…

Жаль, спектакль короток. Впрочем, остается запись. В коллекцию.

Губернатор полюбовался еще пышными купами морочницы, отмечающими тела эксперта и его «квалифицированных кадров»; в особенное умиление привели его молодые веточки, выглянувшие из полуоткрытого люка. Стебли жадно тянулись навстречу дождю, выпускали воздушные корни, ветвились; вот и первый бутон появился.

– Сожгите это все, – бросил в пространство бункера губернатор.

– Но, босс… может, собрать?..

– Не вздумайте! Запись пойдет в метрополию, – и усмехнулся, добавив: – Трагический инцидент, едва не повлекший серьезную опасность для колонии. «Герону» следует уделять большее внимание инструктажу своих проверяющих.

Через несколько минут в заросли молодой морочницы ударил огонь. Тугие струи дождя зашипели, исходя паром; задрожали ветви, роняя лепестки недораскрывшихся цветов. Жгли тщательно; особое внимание уделили внутренностям катера. Дождь смывал с плиточного тротуара жирную копоть; мутный поток вихрился водоворотами в стоках, разбивался пенными бурунами о деревья и фонарные столбы, колотился прибоем о высокие ступени домов. Скоро о «трагическом инциденте» напоминал лишь обожженный остов боевого катера посреди залитой дождем улицы.

Да с десяток лепестков, унесенных потоком.

Лепестки выпускали тонкие пробные корни, нащупывали органику и торопливо прорастали. Впереди был месяц дождя, месяц цветения.

Окно старой метеостанции подалось под напором ветвей; рассохшаяся рама треснула, стекла выпали, и в свободный проем радостно хлынул дождь. Сбитая случайным взмахом ветви бутылка упала в лужу; шустрый корень нырнул внутрь. Лисс, зашуршали листья. Лисс; зачем иначе было лететь к звездам…

Корни взрыли землю и совсем скоро вплелись в общую сеть. Старый знакомый, зашелестели где-то далеко, здравствуй… первое изумление смялось и смылось, поглощенное волной новых знаний и представлений – частью человеческих, частью чуждых. Это и есть – бессмертие, растерянно подумал старик… да уж не смерть, насмешливо отозвалась морочница.

А за толстым одеялом дождевых облаков призывно мерцали звезды.