Техник-ас - Панов Евгений Владимирович Страница 3

С удивлением посмотрел на свои руки, их заметно трясло. И это не реакция моего сознания, это реакция тела. Сознание у меня абсолютно спокойно. Я хоть и не воевал реально, но всю свою жизнь к этому готовился, а вот тот паренёк, чьё тело мне досталось, такого опыта не имел. Нет, Родину защищать, а если надо, то и умереть за неё, он, как и подавляющее большинство людей этого времени, был готов, но моего багажа знаний и опыта у него всё же не было.

М-да, а приложило меня неслабо. Попытался дрожащими руками отстегнуть ремни – ничего не получилось. Без сил откинулся на бронеспинку.

Сзади послышался топот множества ног. Вот кто-то с разбега заскочил на крыло, отчего самолёт качнулся, и перед глазами предстало полноватое лицо старшины Федянина. Во, вспомнил, Анатолий Кузьмич его зовут, или, по-простому, но не для всех, просто Кузьмич.

– Ты как, сынок, жив? Не ранен?

Во, уже сынок. А совсем недавно сопляком обзывал.

С другой стороны фюзеляжа в кабину заглянул запыхавшийся командир в синей пилотке с голубым кантом и двумя шпалами майора в голубых петлицах. Майор Пегов Сергей Викторович, услужливо подсказала память, командир полка. Поговаривают, что года три назад он был полковником, больше года «отдыхал» на нарах, но реабилитирован уже при новом наркоме внутренних дел Берии, хотя и понижен в звании.

– Ты?! – Казалось, глаза майора сейчас выскочат из орбит от удивления. – А где капитан Сысоев?

– Убит Сысоев, – подсказал кто-то, невидимый мне. – Прямо в висок осколком.

– Так это ты, что ли, летал? – совершенно обалдев, спросил комполка.

– Я, товарищ майор, – устало улыбнулся я. Уж больно эта сцена напоминала мне сцену из моего любимого кинофильма «В бой идут одни старики».

– И сбивал тоже ты?

– Тоже я, товарищ командир. – Всё так же улыбаясь, я пожал плечами и чуть виновато произнёс: – Так получилось.

– Ни хрена себе у тебя получилось, боец, – вытер Пегов ладонью вспотевший лоб.

– Так, в сторону, в сторону, товарищи! Где раненый? – раздался новый голос, на этот раз, для разнообразия, женский, и, оттеснив старшину, в кабину заглянула очень даже симпатичная женщина в белом халате, с аристократическим лицом и пронзительными зелёными глазами.

Наш доктор (во, уже наш) Бурцева Марина Михайловна, военврач 3-го ранга. Мой, так сказать, реципиент, считал её старой и побаивался. Гоняла она его пару раз, когда он пытался вручить скромный букет полевых цветов медсестре Лиде. Ну, старая – это явно не про неё. Ей от силы тридцать пять – тридцать восемь лет, так что для меня, учитывая мой истинный возраст, она молодая женщина. Кстати, довольно симпатичная.

– Ранен? Куда? – обеспокоенно спросила она, пытаясь рассмотреть на мне страшные раны.

– Да цел я, доктор, цел. Только сил что-то нет.

– Ну-тка, товарищ военврач, разрешите мне.

Старшина помог мне расстегнуть ремни и буквально выдернул меня на крыло.

– Качай его, ребята!

Бли-и-ин! Вот где было страшно. Это вам не фрицев вгонять в чернозём или на соревнованиях фигурять. Это гораздо, гораздо страшнее, когда тебя, взрослого человека, с криками подбрасывают в небеса. Хорошо хоть не уронили и длилось всё это недолго, после чего меня буквально потащили в штаб.

– Давай рассказывай.

Передо мной сидели трое. Прям не штаб авиаполка, а народный суд. Или, что ближе к эпохе, тройка НКВД. Комполка, начальник штаба и комиссар смотрели на меня, как на заморское чудо-юдо.

– Ну а что рассказывать? – Я переступил с ноги на ногу, и это опять-таки была не моя реакция, а реакция тела: не мне, подполковнику запаса, переминаться перед младшими по званию. – Взлетел, сбил, вернулся. Что такого?

– Что такого, говоришь? – Комполка вытащил из лежащей на столе пачки папиросу и закурил. – А ничего такого. Просто рядовой техник садится в новейший истребитель, взлетает под бомбёжкой и, как куропаток, сбивает семь вражеских самолётов. А так да, ничего такого. – Он смял в пепельнице недокуренную папиросу. – Ты где так летать и стрелять научился? И за каким ты вообще в самолёт полез?

– Так я же, товарищ майор, в Саратове в аэроклубе учился. – Ну, память Ильи Копьёва, выручай! – Мне и на УТ-2[4] доверяли летать. Я даже на первомайские праздники над городом пилотаж показывал. А стреляю я из всего отлично. У меня и значок Ворошиловского стрелка второй степени имеется. Ну а в самолёт полез из злости, потому что они Лиду…

Я замялся, опустив голову, – опять реакция тела.

– М-да…

Командир хотел ещё что-то сказать, но на столе затрещал телефон.

– Комполка майор Пегов у аппарата. Да, товарищ комдив. Вернулся с незначительными повреждениями самолёта, товарищ комдив. Всего семь самолётов противника, из них три истребителя и четыре пикирующих бомбардировщика. Налёт был внезапный, и поднять дежурное звено в воздух не успели. Потери большие, товарищ комдив. После последнего налёта в строю восемь машин и семь пилотов. А он не пилот, товарищ комдив. Нет, не шучу. Он младший авиатехник, красноармеец Копьёв, товарищ комдив. Да, это так. Слушаюсь, товарищ комдив. Донесение и представление составим немедленно и сразу отправим вам в дивизию. Спасибо, товарищ комдив.

Майор аккуратно, словно взведённую бомбу, положил трубку телефона и вытер выступивший на лбу пот.

– Так, – обвёл он взглядом землянку, в которой располагался штаб полка. – Начштаба, оформляй приказ. Красноармейцу Копьёву присвоить звание сержанта. Перевести сержанта Копьёва из технического в лётный состав. А что ты хотел? – повысил он голос, глядя на вскинувшегося было начштаба. – У нас лётчиков меньше, чем самолётов, а тут такой умелец нашёлся. Далее, составить совместно с сержантом Копьёвым схему боя, донесение в штаб дивизии и наградной лист на орден Красного Знамени. Комдив, оказывается, почти весь бой с земли видел.

Из штаба я выбрался часа через два. Попробуйте составить все требуемые бумаги и при этом не показать свои истинные знания. Сразу пошёл к столовой, чтобы наконец-то умыться. А то так и хожу грязный с того самого момента, как здесь оказался. Заодно и перекушу чего-нибудь. В животе уже ощутимо бурчало.

Рядом с умывальником у входа в столовую висело довольно большое зеркало. Умывшись, я взглянул на своё отражение и оторопел. На меня смотрел я же, только молодой. Но ведь этого не может быть! Я же попал в другое тело. Хотя… Говорят, что у каждого человека есть свой двойник, так почему бы не быть двойнику и во времени. Может, поэтому и сознание моё переместилось сюда, в это тело, которое уже покинуло сознание прежнего хозяина.

Как бы там ни было, но на меня смотрел молодой парень, судя по ощущениям, роста чуть выше среднего, крепкого, как говорят, спортивного телосложения, со светлорусыми волосами, глазами серого цвета и лицом… В общем, как говорится, девкам нравится.

Помнится в своей школьной и курсантской молодости я не был обделён вниманием противоположного пола. Ну а потом женился, и для меня никогда не существовало других женщин, кроме моей любимой. Блин! Я же больше никогда не увижу ту, которая много лет делила со мной все тяготы службы, жизненные невзгоды и радости, ту, которая была моим надёжным и любящим тылом. И детей своих не увижу. Никогда.

От осознания всего этого я сел на стоящий тут же чурбак. Из меня словно выпустили воздух. Захотелось по-звериному завыть от безнадёги и от горечи потери. С немалым удивлением почувствовал на губах солёный вкус, а на щеках – влагу. Это что, я плачу? Похоже, что так. Но как же тяжко на сердце. Такое ощущение, словно его сжали стальные тиски.

Я встряхнул головой и ладонями вытер лицо. Негоже мне, подполковнику, слёзы лить. Того, что случилось, вспять не обратить, так что, как говорится, будем жить.

– Вот ты где, – неслышно подошёл откуда-то сзади старшина Федянин и сел на лежащее здесь же брёвнышко. – Ты как, Илья?