Василий Клюкин - Коллектив Майнд Страница 30

Они еще поговорили про Бенкси, про его чувство юмора и узнаваемость его работ, про то, как ему удается оставаться инкогнито. Про то, как забавно он вставляет граффити в окружающую среду: городские надписи, знаки, облезлости вместе с его рисунком превращаются в шедевр. Его не поймали ни разу за работой полицейские, интересно почему? Потому что он досконально продумывает, как не попасться, или ему тупо везет?

— Все что стоит делать, стоит делать хорошо. Аnything worth doing is worth doing right, — процитировал Байки. — Так говорил Хантер Томпсон. Знаете про него? Конечно, нет. Вы же не байкеры. Этот дядька, Хантер Томпсон, он в 60-х годах сделал офигительную вещь. У него самого тогда был старый «ягуар», никаких мотоциклов, он вообще к байкерам никаким боком не относился. Но они, то есть мы, ему были интересны. Всегда у нормальных людей мы ассоциировались со свободой, бунтарством и настоящим адреналином.

В ту эпоху мотоциклетных клубов было полно. Чемпионат брутальных названий: «Цыганское жулье», «Неприкаянные черти», «Охреневшие гуси», «Цинковые очки». Все это были мужики с татуировками, затянутые в кожу, они глушили пиво и гоняли по хайвеям. Но среди них выделялась одна банда — «Ангелы ада», вот они нагоняли дикого страха на все добропорядочное общество. Про них ходили слухи, что они измазывают свою одежду дерьмом, чтоб была дубовее, и насилуют всех женщин, попадающихся им на пути. Газеты то и дело несли про них чушь в стиле: «кажется, один байкер из, предположительно, «Ангелов ада», возможно, изнасиловал, якобы, официантку». Ну, вы понимаете, как низкосортные журналисты умеют нагнать страху и туману одновременно. Девки визжали и ждали, когда же к ним заедут «Ангелы» и начнут насиловать.

Томпсону стало интересно, что это за страшилка такая всенародная? У него был друг, бывший «Ангел», какой-то корреспондент, коллега, короче. Томпсон через него получил вход на байкерские тусовки. Бесполезно было говорить «Ангелам», мол, здрасте, я журналист, хочу написать про вас. Но Томпсон чистюлей не был, он был человеком, нарушающим общепринятые правила. Взяв у издателя аванс за будущую книгу, Томпсон купил байк и целый год колесил с «Ангелами», фиксируя их жизнь. Вместе со стаей он мотался по городам, рвал по трассам, общался за жизнь, курил траву, валялся на газонах, выслушивал от копов тираду про свои права и попадал в кутузку, бывал бит вместе с байкерами, хоронил вместе с ними «авторитетов». Короче, нырнул в проблему с головой. А когда вынырнул, издал свою книгу. Эта книга стала сенсацией. Он же не просто рассказал, сколько байкер пива выпивает в день, он копнул глубоко и вырыл причины конфронтации байкеров и американского общества — он так понял, что все дело в послевоенной поре.

Кстати, эти черти, «Ангелы», совсем свихнулись от популярности, стали читать о себе новости в газетах за утренним пивом, и научились сдирать деньги за интервью, за съемки. Поэтому потом, когда узнали про книгу, потребовали поделиться гонораром и избили Томпсона до полусмерти. Но ему не привыкать. Это был не первый и не последний скандал в его жизни. Скандал — двигатель прессы. Так он и жил, — закончил Байки свою не последнюю в этот вечер историю. — В его честь даже термин появился — «гонзо-журналистика», крутой был мужик. Легенда!

— Он еще написал книгу «Страх и отвращение в Лас Вегасе». Я ее читала, — с улыбкой добавила Мишель. Ты не один здесь знаешь Хантера Стоктона Томпсона.

— Если тебе наскучит этот болван Айзек, я всегда в твоем распоряжении, — после небольшой паузы с уважением добавил Байки. — Ты самая невъебенно крутая!

— Можно было бы и без мата, но от тебя, Байки, это звучит не грубо, — Мишель, смеясь, ему кокетливо подмигнула.

— Не дам! — очнулся Айзек, еще крепче прижав к себе Мишель.

Часть четвертая

Глава первая

Во сколько разошлись, Айзек не запомнил, водитель Мишель сначала отвез ее домой, а потом вернулся, забрав его, Питера и Байки на виллу.

Утро вместо запланированных шести наступило в двенадцать. Айзек трижды ночью бегал на кухню попить. Жажда была дикая. Выпив за ночь литр воды минимум, он все равно проснулся не до конца протрезвевший и немного опухший. Разбудил Байки и Волански, сварив всем по большой чашке кофе, и пожарил огромную яичницу.

После завтрака голова еще гудела, хотелось отлежаться дома, но, к сожалению, пора было выезжать в сторону Италии.

Питер предложил перенести выезд на день. Айзек был за. Утром, он обнаружил в своем телефоне ночное сообщение от Мишель, без слов, но зато с тремя поцелуйчиками и сердечком. Хотелось ее еще раз увидеть, исправить вчерашнюю ошибку. Встретиться вдвоем, без друзей. Но железный Байки, по которому вообще было незаметно, что он вчера прилично бухал, отмел эту идею, добавив, что не стоит расслабляться, он в норме и готов сесть за руль. Не первая пьянка и не последняя. Айзеку очень хотелось остаться, но аргументов возражать не было, тем более он понимал: ему не хотелось уезжать только из-за Мишель. Он вяло попытался спорить, пояснив другу, что получил очень обнадеживающее сообщение.

— Тем более, едем! Мишель от тебя никуда не денется. Как эксперт по женским сердцам скажу тебе так: Мишель избалованна мужским вниманием. Ей особенно будет интересен такой небанальный типчик как ты. Приглянулся таким, какой ты есть. Им и оставайся. Те, кто пляшут под ее дудку, ее наверняка не цепляют.

— И все же…

— И все же, едем, — прервал его Байки. Доверься мне, ты про нее здраво думать все равно не можешь. Садись в машину и поехали!

Через пять минут они стартовали. Только проезжая мимо госпиталя Айзек вспомнил про Викки. Ему стало стыдно. И за то, что забыл ее навестить, и за то, что из-за Мишель, она вовсе вылетела из его головы. Второе его расстраивало меньше. Может Мишель и вправду поможет забыть вспыхнувшие к Викки чувства?

Погода была солнечная, уже вовсю жарило. Байки рулил, а Айзек пытался подремать рядом, попросив не включать музыку. Попытка уснуть до выезда на автостраду на петляющих Монакских улицах, даже в тишине оказалась бессмысленной. В конце концов машина поднялась на самый верх, где местная дорога сливалась с автострадой. Байки себя чувствовал прекрасно, а выпив таблетку от головной боли, и Айзек начинал приходить в себя. Ехать в тишине уже смысла не было, да и странно не разговаривать, когда перед тобой дорога, начало нового путешествия. Оба друга были полны противоречивых чувств, гамма которых начиналась предвкушением приключений и успешной охоты и заканчивалась некоторой неопределенностью и боязнью потерпеть неудачу.

Хайвэй быстро привел к Ментону.

— Вот и город-лимон, — сказал Байки и сглотнул. — Последний французский город. Дальше Италия.

Сразу за ним проходила граница Франции и Италии. Друзья в последний раз отдали дань французским дорогам в натуральном смысле слова и пересекли туннель, разделяющий страны. Впереди виднелись электронные табло, оповещающие о въезде на платную, теперь уже итальянскую, автомагистраль.

Вентимилья — первый итальянский город на их пути. Как и все небогатые жители приграничной территории Франции, Айзек часто ездил на их большой местный рынок. Современные невысокие домики курортного городка скромно молчали о том, что его окрестности знавали древнеримских консулов и императоров. Когда-то в здешнем римском амфитеатре, от которого сохранились лишь развалины, богатую публику развлекали покорные рабы.

Айзек подумал, а ведь теперь складывается очень похоже. Сейчас веджи — это рабы, только не физические их свойства, а умственные. Их ОЭ продана тем, кто не нуждается в деньгах и не сдает свою фантазию. Из истории Айзек знал, что Римская империя пала не за один день, она сначала распалась на две части — Западную и Восточную. Восточной части, другое название которой — Византия, было суждено расцвести. Не потому ли, что рабов там перестали рассматривать как вещь, начав признавать их личность? Пока Айзек был поглощен своими древнеримскими мыслями, обдумывая идею освобождения мира от современного рабства, они уже подъезжали к Сан-Ремо.

— Ты бывал в Сан-Ремо? — спросил Айзека Байки.

— Как ни странно, нет, не был, но слышал, что уступает нашим курортам.

— Все курорты уступают нашим, но это не повод никуда не ездить.

— Тогда как-нибудь побываю.

— А я был, катался на мотоцикле. Туда можно доехать как по хайвэю, так и понизу. Мне было все равно куда ехать, особенно, когда у меня появился первый мотоцикл. Появилась цель — ехать, вот и выбрал первой точкой Сан-Ремо. Я был в восторге, и город мне показался чудесным. Хотя, возможно, просто мой настрой был таким очень позитивным.

— А куда ты еще ездил? — спросил Айзек.

— На машине мало куда. А вот на мотоцикле добирался до Венеции, Женевы, Парижа, само собой. Самыми дальними точками были Амстердам и Копенгаген. В Копенгагене я жил целую неделю в знаменитой «Кристиании». А в Амстере я так покутил однажды в кофешопе, что потом сутки боялся подойти к мотоциклу. У меня голова шла кругом. Да и сам, наверное, знаешь, это город, где ты всегда ищешь повод еще на денек задержаться.