Олег Верещагин - Не время для одиночек Страница 31

— А я, между прочим, — Колька дожевал остаток бутерброда, — ни у кого разрешения спрашивать и не собираюсь. Я индивидуалист. И вообще, они слишком близко ко мне стоят и сами виноваты… — он тщательно облизал пальцы и встал. — И ещё вот что. Я тут вас всех слушал. Долго, внимательно. Вы много умного сказали. Но я спросить хочу. Вот, как я вижу, есть у нас свой журнал, я его даже иногда читаю, когда перебои с туалетной бумагой… шучу, шучу, не надо доставать блокнотики и смотреть на меня такими глазами. Для бодрости шучу. Газеты тут и там выходят. Но я хочу спросить: а почему у нас нет своей радиостанции?

Наступила абсолютно полная и совершенно растерянная тишина. Такая, что в неё хоть гвозди вбивай, что называется. По радио кто-то прокашлялся. Колька с удовольствием послушал эту тишину и продолжал:

— Центральная станция в Петрограде — "Пионерская Зорька" — есть, я знаю. Но её и в Верном-то не везде принимают! А за его пределами… увы. Полное радимолчание. Почему бы нам не учредить… гм… станцию пионерского вещания?

— …визжания… — добавил кто-то тихонько. Колька хмыкнул:

— А это как получится, от нас зависит. Местные новости и мировые новости, хорошая музыка, радиоспектакли, конкурсы… ну и пропаганда. Куда без неё.

— Хорошая идея, — сказал Мирослав Николаевич, и Колька вдруг понял, что смутился. Необычно и непохоже на себя. Поэтому уже следующая фраза получилась какой-то скомканно-умоляющей:

— Ты вы… поддерживаете?

— Вполне, — отозвался по радио Волк. — И окажем всемерное содействие.

— Нет, затея и правда хорошая, — сказал Колька Райко. — Но помещение?.. Нет же ничего подходящего.

— Найдём, — сказал Муромцев. Но тут Колька продолжил — честное слово, сам только теперь про это подумав и придя в восторг от своей же идеи:

— И искать не надо! Вы же знаете — у меня дом почти пустует. Вот в зале и развернём всё, что нужно, почему нет?

— А назовём, — это опять был Третьяков, — назовём…

— Только не "Семь рек", — предупредил Островский.

— Не бойся, очень надо… Назовём — "Наш дом"! Разве плохо?!

— Хорошее название, — Баторгин поглаживал своего ястреба. — И хозяину не обидно.

— Часа четыре по вечерам… — развивал мысль Колька. — Да! — вспомнил он. — А министерство связи согласится?

— Согласится, — кивнул Муромцев уверенно.

— Ну вот… И час ночью хотя бы. Совсем ночью. Для музыки… ну, вроде как для тех, кто ночью не спит…

— Например — совет дружины, — вздохнул кто-то в полутьме.

— Кстати, а кто будет этим делом заведовать? — спросил Мелехов.

— Элли Харзина, — предложил Колька безо всякой задней мысли. — Она лингвист, сумеет всё правильно наладить…

— …и будет к тебе поближе, — уточнил Райко. Колька пожал плечами:

— Ну да. И что?

— Да ничего, — в ответ точно так же пожал плечами тёзка. — Мы, кстати, ещё собирались обсудить День Жатвы и сентябрьские праздники… (1.)

1. День Жатвы — 25 августа, символический день начала уборки урожая. Праздник в своём начале очень торжественный и даже суровый, но уже с середины дня, как правило, переходящий в полумаскарад. (У англосаксов ему соответствует Сайклз Ринг) Сентябрьские праздники: День Знаний — 1 сентября (в этот день во всех учебных заведениях начинаются занятия. Но это не только "школьный" праздник — даже не столько. Это праздник Знания — оружия, которое подняло человека над остальным миром.); Праздник мальчиков — 14 сентября (четвёртый из "семейных" праздников. Посвящён мальчику — символу развития будущего. В этот день принимают в пионеры мальчиков и проводят массовые спортивные состязания. Помимо прочего, в этот же день устраиваются дворянами Большие Осенние Турниры); День Солнца — 22 сентября (в этот день на исходе пятого года Безвременья впервые ненадолго проглянуло Солнце.) В Республике Семиречье День Жатвы и Праздник Мальчиков официально не были праздничными днями, но все про-имперские силы и отдельные граждане их отмечали и всячески пропагандировали.

— О-о-о, без меня, — Колька встал. — Вы обсуждайте, а у меня дела. Серьёзно. И серьёзные. Совет дружины Семиречья может быть уверен, что я оправдаю возложенное на меня доверие и ни единого доверенного рубля не потратил и не потрачу не на дело, — с этими обтекаемыми словами он поспешно убрался.

8.

В школьном штабе отряда "Охотников" царила пустота. У выезда, правда, дежурили двое Городских Теней — в юнармейской форме, с "сайгами" 20-го калибра на бедре. Шестеро их приятелей-сменщиков гоняли себе мяч на освещённой прожектором площадке. В вестибюле на диванчике спали двое дежурных-новичков. В остальном оказалось пусто. Часть помещений была закрыта, часть — открыта, но нигде — ни души. Один из знамённой группы дежурил у отрядного знамени, двое — у арсенала, но с ними не поговоришь и даже не заговоришь. В полной растерянности Колька шагал по коридору, и со стен на него смотрели картины, лозунги, портреты, карты и прочая наглядная агитация и пособия.

Он уже совсем было решил вернуться и расспросить футболистов, почему в час ночи в августе, когда ещё и слёт не окончен — тут никого нет? Обычно здесь по делу и без дела слонялись толпы людей, самых разных, а в кабинетах непременно кто-то спорил, кто-то чертил, кто-то работал на чём-то или просто пел… Но тут он увидел, что из закоулка, где располагался штаб звена Городских Теней, падает свет…

…Внутри был сам Живко Коробов, командир звена, а с ним — Гай Маковкин, его верная тень. Собственно, раз звено Живко дежурит, то и его присутствие тут понятно… Живко сидел на диванчике в полной мотоциклетной форме, только без шлема, и читал последний номер "Пионера". Гай возился за столом, прилежно составляя какой-то разноцветный график.

— Где остальные-то? — Колька развёл руками, чтобы полней отразить размеры своего удивления. — Пусто почему?

— И тебе привет, — Живко бросил журнал на стол и потянулся с треском и воем. — Все на химстанции в школе сеттельмента. Премьера фейерверка.

— На праздники, что ли, на сентябрь?

— Угу.

— Ясно… — Колька плюхнулся на диван. — Я тут подожду кое-кого?

— Да хоть живи, — зевнул Живко.

— Погоди, — Колька оглянулся, — а в дежурке есть кто-нибудь?

— Я есть, — не поворачиваясь, сказал Гай. — У меня всё сюда подключено, — он ткнул в сторону самодельного телеэкрана. — И вообще я работаю, не мешай.

— Работай… Дай журнальчик.

— Держи, — Живко протянул максимально удобно устроившемуся на диване Кольке "Пионер". Тот зашелестел страницами:

— Говорят, скоро к нему аудиоприложение будут выпускать… О. Трансевразийский мотокросс финишировал… — Колька пошелестел страницами, вздохнул печально, глаза его стали мечтательными. — У вас пожрать и попить нечего? Я за последние полдня один бутерброд съел… пойду поищу…

— Сиди, — Живко дотянулся до сигнальной кнопки. — Молодёжь принесёт, а то они скоро диван до пола продавят… Слу-ушай, — он с интересом посмотрел на Кольку, — а ты чего, собственно, сюда припёрся в час ночи? Да ещё пешком… А. Я понял. Тебя Элли вышибла из дома и ключи от "харлея" забрала?.. Это кто? Борис? Какой из семи? Борис Соколов, вот теперь понял. Вот что, Соколов, занеси-ка к Теням чего-нибудь горячего попить и два бутерброда, с чем есть, — он отпустил кнопку и кивнул Кольке. — Сейчас всё будет.

— Спасибо… Никто меня не выгонял, никто ничего не отбирал, кроме покоя… Элли уже у себя дома, наверное, а я просто пешком тут гуляю, ночь хорошая. Звездопад, между прочим…

— Готово, — Гай с удовлетворённым выдохом распрямился. — Закажу тысячу штук, везде развесим.

Они с Живко стали что-то обсуждать. Колька в "Пионере" наткнулся на отрывки из дневников последней марсианской экспедиции в Долину Маринера (1.) и уткнулся в журнал снова.

1. Гигантская система каньонов на Марсе. Единственное место на планете, где ещё до терраформирования текли постоянные реки, росли леса и было сосредоточено 90 % всей марсианской фауны. В процессе терраформирования регион был поставлен под угрозу затопления, но спасён при помощи постройки каскадов шлюзов, плотин и дамб — чтобы сохранить этот уникальный уголок планеты.

В коридоре застучали быстрые шаги. Все трое переглянулись. Колька завёл руку за спину, где за брючным ремнём торчал трофейный пистолет (это был старый мелкокалиберный ПСМ). Гай повернулся к экрану. Живко быстрым движением извлёк из-под лежавшего на спинке дивана шлема "наган". Но в следующую секунду все трое переглянулись и захихикали:

— Заказ, — фыркнул Живко. — Ох и дам я ему сейчас… Медленно ходит.

— Оставь, — буркнул Колька.

Вошёл мальчишка, помпезно-представительно нёсший на растопыренных пальцах правой руки жестяной поднос. Лицо у вошедшего было торжественно-серьёзным. На подносе стояла чашка с дымящимся чаем и лежали два бутерброда с ветчиной.