Павел Буркин - Краденая победа Страница 31

Выждав, пока защитники Кангры натешатся, Салумбар снова поднял руку.

— Мы победили, — повторил он. — Но у нас украли победу. Пока мы сдерживали целый полк врагов, предатели в Джайсалмере убили законного раджу. Власть взял Бахадур, дядя раджи Валладжаха, и темесский посол Фанцетти. Сам раджа, рани Кайкея и, скорее всего, наследник, царевич Нарасимха — убиты. Новый правитель приказал сдать крепость врагу, освободить пленных и вернуть им оружие. Даже темесцы требуют меньшего.

Салумбар ненадолго замолчал, на площади повисла гнетущая тишина, а Рокетт вдруг понял, как пал Эрхавен. Защитники пограничного форта тоже устояли, но толстосумы в Магистрате продали их победу за золото в свои карманы. Рокетт никогда не видел узурпатора, более того, благодаря перевороту он и его товарищи снова на свободе. Отчего же в сердце пустота и тяжелая, холодная ненависть к предателю? И что чувствуют защитники крепости, если даже ему не по себе?

— Я не изменил бы законному правителю, — продолжал Салумбар. — И пока я жив, темесцы под Джайсалмером бы не появились. Но я не хочу и не могу служить узурпатору, убийце и темесской марионетке. Поэтому я слагаю с себя обязанности коменданта крепости, отныне никакой я не рават, а всего лишь зажившийся на свете старик. А сотник Удай достаточно храбр, умен и опытен, чтобы меня заменить. Отныне он — рават Салумбара и Кангры, комендант крепости и вождь для вас всех. Он будет вашим правителем и, если понадобится, поведет вас в бой. Поклянитесь же, что будете повиноваться равату Удаю и равати Падмини, а так же их потомкам, как повиновались мне, потому что отныне он заменил мне сына.

Воины молчат. Они привыкли, идя в бой, видеть впереди шафранный тюрбан равата и знать, что тот способен найти выход из самого отчаянного положения, что он первый в атаке и последний в отступлении. Рават, правящий уже тридцать один год, а сам разменявший седьмой десяток… Казалось, он вечен — по крайней мере, на их век хватит. И вдруг власть сменилась, и все случилось так сразу… Изумление гарнизона неудивительно.

— А теперь раскройте ворота пошире, — произнес рават. — И пленные могут быть свободны. Темесцы! — наконец обратился он к пленным, переходя на почти правильный темесский. — Передайте своему командиру, что перевал отныне свободен, и полк может пройти к Джайсалмеру. Но если вы попытаетесь войти в крепость — убедитесь, что не только женщины Джайсалмера умеют держать оружие.

Тяжелые, окованные листовым железом, покрытые шипами створки ворот отворились. За воротами и переброшенным через ров мостком виднелась каменистая дорога, по обочинам которой виднелась чахлая трава и кусты — к счастью, не те, усыпляющие. Там была свобода, соратники, дорога на Джайсалмер. Может быть, под стенами вражеской столицы доведется искупить невольный позор?

Убедившись, что колонна пленных потекла через приземистую арку ворот, рават снова обратился к своим воинам.

— Подойдите к жрецу, и над священным огнем поклянитесь, что будете верны равату Удаю и его наследникам.

Бойцы подходили к крыльцу перед входом, где старый жрец разводил огонь, нехотя. Им казалось, что, присягая новому равату, они предают старого — а ведь с ним пришлось столько пережить, довелось пировать и голодать, побеждать и терпеть поражения, драться с лучшими армиями Аркота и Темесы, десятки раз обманывая смерть. Изуродованные шрамами, поседевшие и загоревшие дочерна ветераны плакали, как малые дети. Но слишком сильно было в душах бойцов почтение к роду Салумбаров, слишком привыкли они беспрекословно повиноваться старому полководцу. Жрец на крыльце перед входом в башню развел огонь в священной жаровне — и, когда пламя загудело, пожирая просмоленные дрова, солдаты стали по одному происходить и клясться в верности новому равату.

— Они верят, что священный огонь испепелит лжеца и закалит сердце правдивому, — вполголоса пояснил Сюлли. — Наивные люди… Впрочем, чем мы лучше?

Проплыла над головой арка ворот, вокруг раскинулась стиснутая скалами долина. Точно вода по сложенным «лодочкой» ладоням, стремилась вниз каменистая, пыльная дорога. Но ее неудобства сейчас не замечали ни Рокетт, ни Сюлли, ни остальные солдаты Особой роты. Да и была она куда проще той тропы, по которой пришлось идти к крепости. Полыхала огромная, вполнеба, вечерняя заря, в ее скоротечном пламени загорались, мигали, дрожали и разгорались все ярче бесчисленные южные звезды. И дома, в Эрхавене, Рокетт любил наблюдать, как медленно опускается в море солнце, гаснет закатное пламя, а небосвод осыпают бриллианты звезд. Но даже на родине закаты не были такими краткими, неистовыми, обреченно-прекрасными, а звезды — такими крупными, яркими и многочисленными. Аркот — очень красивая страна, быть может, самая красивая на всем Мирфэйне. Надо только не отворачиваться от красоты, брезгливо морща нос от жары, грязи, густого запаха навоза, специй и дыма ароматных палочек-агарбати. Тогда эта страна покажет то, что никогда не увидеть снобу, лентяю и неженке…

Примерно в полумиле от стен крепости конвой поворотил коней, оставляя недавних пленников наедине с собой. Видно, конники не сомневались, что темесцы найдут однополчан. Или, наоборот, им было плевать на судьбу вчерашних пленников.

— Идем осторожно, — распорядился Сюлли. — Рокетт, возьми свое отделение, будете за передовое охранение. Не хватало нарваться на местных…

— Командир, а что их бояться? Они пропустили нас, значит, признали поражение. Вдобавок тут уже прошел полк, они видели, что с нами связываться опасно. Струсят, особенно селяне.

— В общем, верно, — подумав, согласился Сюлли. На миг замялся, прикидывая, стоит ли объяснять, решил, что стоит. — Но мы уже раз нарвались, второй раз может и не повезти. Пока не придем в расположение полка, считай, мы на войне. Твое отделение будет за передовое охранение, мы пойдем следом. Если что необычное увидишь, шли ко мне человека.

— Есть, сир капитан.

Отряд ушел в последних отблесках заката, миг — и семеро бойцов скрылись в каменном хаосе предгорий. Дождавшись, пока закат погаснет, капитан Сюлли скомандовал роте выходить на Джайсалмерский тракт. Шагая в общей колонне, капитан думал о юном командире разведчиков. Сообразит ли он, что сейчас не время искать себе приключений? Будь обстановка боевая — сообразил бы, без сомнения. И действовал бы на загляденье — и откуда что берется?

Но сейчас тишина, мир и покой, намечавшаяся война закончилась, не начавшись. А парнишка любопытный, ох какой любопытный. Все-то ему интересно в этой жаркой, пыльной, грязной стране. Еще потянет его сунуться в село, подсмотреть какую-нибудь свадьбу, похороны или службу языческую. Не дай Единый-и-Единственный, прознает батальонный священник — и самому парню влетит, и капитану. «Только бы не нарвался на неприятности!» — подумал капитан. За долгую и богатую на приключения жизнь у Сюлли было много любовниц, а жены и, соответственно, сына не было. Осознал, что упустил, он лишь недавно, когда в роте появился этот мальчишка.

Мгла пала стремительно, плотная, густая, как будто даже осязаемая, она укутала землю, лишь высоко в небе сияли бесчисленные россыпи звезд. Несмотря на кромешную тьму, отделение шло споро, правда, и без солнца было нешуточно душно — ночи Шестого месяца или, по-аркотски, месяца ашадх, иными не бывают. Рокетт служил в этой знойной стране уже не один месяц, но так и не успел привыкнуть к этим непроглядным жарким ночам, наступающим стремительно, будто задернули полог. Лишь над головой мерцали звезды, и больше в мире, казалось, ничего не было.

Джайсалмерский тракт встретил их, где ему и положено находиться. Рокетт рискнул, зажег факел. Склонился над дорогой. В пыли отчетливо отпечатались колеи от тележных и пушечных колес, бесчисленные следы копыт и солдатских сапог. Не было лишь одного — самого полка.

— Сквозь землю они, что ли, провалились? — буркнул один из солдат Рокетта.

— Скорее в Джайсалмер, — как учил Сюлли, эрхавенец приложился ухом к земле. — Не слышно, небось, уже на полпути к городу. Бегут, будто скипидаром подмазанные… Толаньи, предупреди Сюлли, мы пойдем дальше. Дальше должна быть деревня, посмотрим, что в ней.

— Есть, сир сержант, — получивший приказание боец растаял во мраке, остальные шестеро быстрым шагом двинулись в сторону Джайсалмера. Пару раз неподалеку попадались крошечные полуразрушенные крепостцы, не заслуживающие даже названия фортов. Они тонули во мраке — крепости уже не одно столетие не использовались по прямому назначению. Еще недавно они были, считай, в самом сердце страны, нужды в них уже не было. Теперь времена меняются, и крепостцы вновь оказались почти на границе. Значит, вскоре понадобятся, будут восстановлены и заселены. Впрочем, чаще развалин крепостей попадаются деревни.

Вот одна из них — огромная, какие бывают лишь в этих перенаселенных краях, наверняка там живет не одна тысяча человек. Хижины из циновок, обмазанных глиной, саманные домишки, крытые пальмовыми листьями, пыльные улочки, невозмутимо жующие чахлую траву коровы, вспенившийся резьбой по камню сельский храм Ритхи, отблески пламени факелов. Ветер доносит из храма отзвуки каких-то песнопений — наверняка языческий жрец ведет службу. Языческий… За этими стенами сохранилось далекое прошлое. «Но настоящее придет и сюда, — с поразившим его самого сожалением подумал Рокетт. — Лучше оно будет или хуже — судить не берусь, но эти храмы, деревни, дворцы и хижины — обречены».