Павел Буркин - Краденая победа Страница 32

— Сержант, — отвлек его один из солдат. — Что это за деревня?

— Читтапур, — вспомнил карту Рокетт. — Пятнадцать миль до Джайсалмера.

— Двигаемся дальше?

Рокетт задумался. Нужно как можно быстрее добраться до Джайсалмера — точнее, до расположения полка. Но что изменится от получасового промедления? А что до возможности нарваться… Джайсалмер признал свое поражение, правитель теперь будет вполне лояльным, значит, на темесцев нападет только безумный. Притом сильно безумный. Настолько безумных нет, наверное, во всем Джайсалмере. А когда еще представится возможность увидеть… Он еще не знал, что именно, но любопытство уже проснулось. Наверное, в городе все это тоже есть, и даже красивее, чем тут. Но в Джайсалмер наверняка уже добралось то, что темесцы зовут «цивилизацией». Пусть в виде первых, еще робких ростков. «Кто хочет увидеть настоящий Ствангар, должен побывать в ствангарской деревне» — говаривал когда-то Вантер, Леруа уже не помнил, по какому поводу. Но что верно для Ствангара, еще более верно для Аркота. Майлапур же вообще давным-давно превратился в помойку пополам с темесскими пригородами.

«Кроме того, полезно знать, что происходит в этих краях, как нас встретят в других деревнях» — придумал он еще одно оправдание принятому решению.

— Гестар, Алкири, — командовал Рокетт. — Располагаетесь в кустах и наблюдаете за подходами к деревне с тракта. Клестон, Гнейзе — становитесь туда, за большой валун. Задача — наблюдать за деревней. А мы с тобой, Моруа, отправимся в село.

Вот и окраина. Дальше тянутся унылые, пыльные — и в то же время, как ни странно, красивые домишки. Село застроено плотно, почти как в городе, улочки кривые, грязные и тесные. По ночному времени на улицах никого, не видно ни зги. Только из храма слышатся и слышатся песнопения, а мимо прошел, обдав запахом перегара, местный пьяница, напевающий что-то на джайсалмери и опирающийся на стену. Рокетт и Моруа вжались в стены, но пьянице было не до них — бедняга пытался устоять на танцующей земле… Заметив у пьяницы на поясе внушительных размеров нож в самодельных ножнах, Рокетт не удержался, подкрался со спины и, осторожно потянув за рукоятку, вытянул его наружу. Какое-никакое, а оружие. Пьянчужка ничего не заметил, развернулся к стене и принялся мочиться.

— А теперь — к храму, — шепнул Рокетт. — Что-то там интересное. Может, указ какой объявляют.

— Стоит ли? — впервые усомнился подчиненный. Как и сам Рокетт, Моруа был родом из Эрхавена, ему позволялось то, что не позволялось остальным — при условии, конечно, что остальные не видят. — Нам же сказали ни во что не вмешиваться!

— Мы и не будем, только посмотрим, что да как, — отозвался сержант. — Домой вернемся — будем рассказывать, что видели настоящих языческих жрецов.

Бесшумными тенями, хоронясь во мраке, двое шли по темным улочкам. Песнопения неслись над поселком, как свет путеводного маяка, без них они сто раз бы заблудились. Наконец, двое вышли к высокой ограде из саманного кирпича, перекрывающей улочку. Дальше дороги не было, судя по запаху, местные использовали тупичок по прямому назначению, то есть справляли тут нужды. Где-то вдали лаяла собака.

— Подсади, посмотрим, что там, — шепнул Рокетт. С плеч Моруа удалось ухватиться за верх ограды. «Только бы не обвалилась!» — промелькнуло в мозгу, а тело уже переваливалось на ту сторону.

Он оказался на хозяйственном дворике — но одного взгляда хватило, чтобы понять: с храмовым подворьем это место не имело ничего общего. Скорее уж жилище какого-то местного богача (все имущество которого, впрочем, не стоило и месячного жалования подполковника Меттуро). Пригибаясь, Рокетт пробрался поближе к дому и затаился меж двумя высокими поленницами и какими-то медными кувшинами. В одном лежали какие-то пряности, провонявшие весь двор. От их соседства Рокетт едва не застонал, но все-таки нашел в себе силы замереть. Если тут, у этих, нет собачек, можно вообще ничего не бояться.

Рокетт разглядывал дом. По всему видно, семья одна из самых богатых и могущественных в селе, кто попало двухэтажный просторный дом соорудить бы не смог. Даже отсюда, с заднего двора, дом впечатлял. Конечно, не дворец раджи, но по местным меркам очень даже серьезно. Несмотря на поздний час там, в окне на первом этаже мерцали красноватые отблески лампы или лучины, слышались голоса. Говорили на джайсалмери с добавлением слов из аркатти. Многие слова были непонятны, но основное он понял, все-таки Сюлли не зря учил местным наречиям, приговаривал, что «разведчик, не знающий языка — рыба, не умеющая плавать, или непорочная шлюха». Ну, насчет шлюх Рокетт не был уверен: бывают такие «честные девушки», что уж лучше куртизанки. А насчет рыбы Сюлли прав, и насчет разведчика тоже… Рокетт обратился в слух, пытаясь разобрать фразы.

— На чем мы остановились, почтенный Кусро? — спросил хриплый от волнения мужской голос. Рокетт окрестил его «продавец». — Сколько дадите? Мушкеты ведь, не девчоночьи побрякушки! Слышал я, там целую роту тепленькими взяли!

— На перевале?

— Еще бы не взяли, они в Сонную лощину сунулись, в месяце ашадх, в полдень и в безветренную погоду, да ползли, как змеи. — Кусро, прозванный Рокеттом «продавцом», обладал тоненьким, но еще более противным голоском. — Странно, что никто не помер… А там вроде бы девки проходили, еду солдатам несли. Они мушкеты отняли, дурней разбудили — и погнали толпой. Недавно выпустили. Таких и в плену держать — себя не уважать.

Раздался сдержанный смех, говорившие явно опасались разбудить домашних.

— А стволы откуда взял? Не верю, чтобы старый хрыч Салумбар хоть один выпустил!

— Так ведь он, как приказ пришел темесцев пропустить, вообще обо всем забыл, власть сотнику своему передал. Как же его… Молодой-то этот парень неглупый, воевать не дурак, а в хозяйстве ни на грош не смыслит. Грех не погреть руки, пока не заматерел. Много стволов, воз вон насобирали. Нам с тобой без надобности, но, может быть, еще кому-то сбыть удастся?

— Ага, сейчас! — буркнул собеседник. — Разве что Санджне, трактирщице! За ночку бесплатно авось согласится, хоть мы и не ее касты…

— Да Санджне плевать, с кем — хоть с темесцем, хоть с маллом, хоть с подметальщиком, лишь бы денег дал! И куда ее муж смотрит?

— Да он же, небось, все забирает, что ему? Хотя я бы скорее помер, чем такие деньги взял!

— Ладно тебе, какая бы не была Санджна, у нее-то муж живой, а у вашей Рукмини…

— Какая она наша? — в спор двух мужчин вмешался высокий, противный женский голос. — С Майлапура южанка, малла она. Как раджа Ашт-Ритхи на юг ходил, привел мамку ее. Самой ей тогда пять лет было… Собака, мужа сглазила — и помер он, жену новую не попробовав. Сглазила брата, как есть сглазила!

— А сколько ему было-то?

— Да немного, всего-то шестьдесят восемь, — усмехнулась женщина. Теперь ясно — голос старушечий, дребезжащий. «Бывают же такие — что в Эрхавене, что тут!» — подумал Рокетт. — Да он же еще совсем здоровый был, наш Саттар. Побойчее мальчишек иных… К Санджне, как Рупали померла, каждый вечер ходил…

— Вот и доходился! Ладно, — оборвал излияния старухи один из мужчин. — Иди спать. У нас дело есть.

Кряхтение, суетливое шарканье по земляному полу.

— Так что стволы? — повторил вопрос «продавец» Кусро. «Наши-то интенданты хоть едой торгуют, на оружие не замахиваются!» — Почем берешь?

— А почем даешь?

— Ну, сотен пять золотом, из уважения к сединам вашей почтеннейшей матери.

— Охренел? Я тебе что, раджа или темесский купчина? Красная цена этому дерьму — полсотни!

— Ладно, не ворчи. Я знаю, товар новый, неосвоенный, это тебе не гашишем и аракой торговать… Но поверь, за них ты тысячу выручишь, а если сообразишь, кому продать, то и две. Ладно, пусть будет четыре сотни с половиной.

— За четыре сотни можно воз гашиша купить, на весь Джайсалмер хватит, да еще на Мератх и Маюрам останется! Сотню еще можно дать…

— Сотню?!

Спор был долгим, его Рокетт пропустил мимо ушей. Наконец, сошлись на трехстах золотом, и тон сразу изменился, став, как и вначале, елейно-благожелательным. Больше всего сержанта заинтересовали слова о мушкетах. Если удастся вернуть оружие, над Особой ротой никто не будет смеяться. «Где они его спрятали? Может, обмолвятся?»

Двое продолжали спорить, и Рокетт с пятого на десятое, но понимал их болтовню. Речь то и дело сбивалась на эту самую Рукмини, пару раз в мужской разговор вклинивалось злобное шипение старухи. Рокетт долго не мог понять, в чем вина Рукмини, наконец вспомнил, что Сюлли рассказывал о здешних вдовах. Сержант поймал себя на том, что неподдельно жалеет незнакомую девчонку, даже прикидывает, а не получится ли ее вытащить? Из обрывков разговора легко представить весь ее жизненный путь — и услышанное ему не очень-то понравилось. Нельзя так обращаться с женщинами, обычай обычаем, а тут надо быть полной скотиной.