Ивона Наварро - Музыка смерти Страница 31

Оба биоинженера промолчали, но глаза Дарси сузились, и она отвернулась от Майкла. Он вспомнил их безмолвный обмен взглядами.

Сомневаюсь.

С коровой все вышло так же бессмысленно, как и с овцой, но Майкл ни с кем не стал делиться тайным недовольством тем, что в улье стало пахнуть, как на скотном дворе, а записанные Деймоном звуки он мог бы получить и на бойне скота. Пожилого биоинженера очень беспокоило, что прохожие обратят внимание на деревянные клети возле грузового подъезда и станут интересоваться, с какой целью в концертный зал понадобилось привозить животных, но оказалось, что до этого никому не было дела. Оставленные порожние клети наполнили улей запахами пота и навоза животных. Несколько дней и от них троих исходили те же запахи, пока служба безопасности не нашла наконец рабочих, которые вынесли из помещения громоздкие вонючие ящики. Майкл видел, как Дарси, манеры которой всегда отличались хладнокровием и невозмутимостью, понюхала рукав своего жакета и брезгливо поморщилась, поняв, что запахом животных пропиталась вся ее одежда.

Чужой быстро покончил с коровой, которая лишь замерла на месте и скорбно мычала, пока Моцарт не выпотрошил ее. Овца была проворнее, по крайней мере заставила Моцарта погнаться за ней, но конец оказался скорым, запечатленным в звукозаписи Деймона всего лишь жалобным блеяньем обезумевшего животного.

Все трое с трудом выносили компанию друг друга в течение трех бесконечных дней, пока не прибыла наконец клеть с животным из Индии. Оно было значительно крупнее предыдущих и явно обладало дикой силой, не в пример всему, что они выставляли до сих пор в качестве противника этой форме жизни с Хоумуолда. Какими бы отвратительными ни выглядели бесконечные убийства животных и зрелище грязного, но методичного пиршества Моцарта после победы, атмосфера ожидания оказалась заразительной, и Майкл ничего не мог с собой поделать, нетерпеливо предвкушая предстоявшее сражение, хотя его возбуждение не шло ни в какое сравнение с тем, как был наэлектризован Эддингтон. К тому времени когда клеть затащили в помещение улья, музыкант превратился в лишенный способности двигаться куль, который едва ли воспринимал обращавшихся к нему Майкла и Дарси; пытаясь отвечать, он запинался на каждом слове, не договаривал фразы, терял нить мысли. Хорошо еще, что оба биоинженера уже достаточно поработали с Эддингтоном и сами знали последовательность предварительной подготовки к записи.

— Приготовьтесь впускать, — пронзительным голосом крикнул Эддингтон и начал отсчет: — Раз, два, три… пошел!

Он хлопнул ладонью по кнопке «Запись» и замер, уставившись вытаращенными глазами на клетку, прислушиваясь к малейшему шороху в словно приросших к его голове наушниках.

Рабочие аккуратно придвинули клеть к входу в клетку Моцарта и наладили синхронизацию запорных механизмов, поэтому Дарси оставалось только нажать рычаг, чтобы одновременно поднялась вверх передняя стенка транспортной клети и скользнула вбок задвижка самого широкого входа внутрь загона чужого. Моцарт приближался к новому гостю, почти не таясь, убаюканный покорностью пускавшихся к нему прежде животных, предвкушая еще одно легкое убийство и вознаграждение за него сытной кормежкой.

Тупоумный, но раздражительного нрава дикий гяур тряхнул головой и захрипел, затем наклонил голову и неуклюжей массой ввалился в клетку. Бык увидел чужого, его глаза налились кровью, из глотки вырвался рев. Он был громким и долгим, похожим на звучание мощного гудка в пустом помещении. Рев нарастал и падал, перемежаясь с грозными хрипами дыхания. Бык покачивался из стороны в сторону и скреб копытами по грубой фактуре пластика пола; его движения были удивительно быстрыми для животного таких размеров и веса.

Все еще не подозревая опасности, Моцарт, немного присев, продолжал приближаться, а гяур низко, насколько позволяли плечи, опустил голову. Новый взрыв рева вырвался из динамиков, еще более мощный и на этот раз явно предупреждающий. Моцарт придвинулся еще ближе, никак не реагируя на поднятый животным шум, очевидно продолжая считать, что перед ним такой же не воинственный противник, с каким пришлось встретиться на прошлой неделе. Это было серьезным заблуждением, и чужой оказался неподготовленным к могучему броску тяжелой туши быка и удару его длинного кривого рога, который пронзил ему левый бок, угодив точно под защищенные панцирными пластинами ребра.

Инерция атаки быка всей массой тела отбросила чужого назад, но брызнувшая из раны кровь-кислота залила морду гяура. Он бешено дернулся от боли, зашатался, внезапно передние ноги быка стали выглядеть слишком слабыми для такой огромной туши — казалось, что они вот-вот подкосятся. Его рев рвался из динамиков, усиливаясь, превращаясь в непрерывный вопль обезумевшего животного. К нему присоединились крики боли и ярости Моцарта, который принялся наносить быку сокрушительные удары когтистыми лапами. Он быстро разорвал его толстую шкуру в десятках мест.

Майкл бросил взгляд на Дарси, затем посмотрел на Эддингтона. Музыкант был предельно сосредоточен, его пальцы порхали над головками и рычажками настройки пульта стойки звукозаписи.

— Прислушайтесь к его пению, — ухитрился вставить слово Эддингтон. Он поднял одну руку, растопырил пальцы, затем сжал их в кулак. — Оно удивительно… это голос пойманной руками молнии!

Из динамиков полился хрип агонии. Майкл снова повернулся к стеклянной стене клетки и увидел, что Моцарт охватил длинными острыми пальцами рога противника.

Внезапно чужой повернулся так, что хвост оказался под прямым углом к его телу, и ударил всей длиной этого многозвенного хлыста по мускулистому боку быка. Словно завороженные, члены бригады «Синсаунд» не могли оторвать взглядов от гяура, который заревел еще громче и попытался вырваться, но хвост чужого надежно охватил его могучие плечи.

Наконец Моцарт оторвал быку голову, и череда громоподобных всплесков рева из динамиков смолкла.

На несколько секунд установилась полная тишина. Чужой отшвырнул свой трофей в сторону и попятился от обезглавленной туши, словно желая посмотреть, не исхитрится ли противник подняться и снова вызвать его на поединок. Дарси и Майкл уставились на забрызганную кровью стеклянную стену, вглядываясь в просветы между красными пятнами, которые странным образом напоминали… веснушки.

Затем послышался вздох Эддингтона, сопровождавший щелчок кнопки на панели стойки звукозаписи; красное табло с надписью: «Идет запись» — мгновенно погасло.

— Потрясающая, — провозгласил Эддингтон, — но чертовски короткая запись. — Он снова сжал руку в кулак и прижал его к груди, словно пытался таким образом унять слишком гулкие удары сердца. Мрачная ухмылка на его лице то исчезала, отражая ход размышлений о только что слышанном, то вновь вспыхивала надеждой. — Теперь мы знаем, что ему нужно, вернее, как заставить его петь по-настоящему. Необходим кто-то равный ему, способный сделать ему больно, заставить почувствовать себя жертвой, а не охотником.

По общему согласию обязанность обращаться к Ахиро в случае необходимости лежала на Дарси, и теперь она отправилась к нему без колебаний. Она не имела представления, что и как намерен сделать Ахиро, чтобы осчастливить Деймона, но это его проблема. У нее был единственный аргумент: они с Майклом могут работать только с тем, что у них есть. Если Ахиро не справится с поставкой необходимого материала, они не могут нести ответственность за неудачные результаты.

Подозрения Дарси относительно состояния Эддингтона буквально с каждым часом все более укреплялись, но, когда она высказала свои соображения Майклу, он отмел их все.

— Не берите в голову, — сказал Майкл. — Вероятно, вы правы, более чем вероятно, что он давно имеет пагубную привычку к тому или другому наркотику. Ну и что? Вы знакомы со статистикой. К ним прибегает восемьдесят процентов художников и музыкантов. Они употребляют все — от желе до марихуаны, хотя растительные материалы теперь почти невозможно достать. Большинство этих людей умирают, не отпраздновав сорокалетия.

— Я не хочу работать с наркоманом, — холодно возразила Дарси. — Не думаю, что этим людям можно Доверять. В них нет ничего основательного.

— Между нами, Дарси, показался ли вам Деймон Эддингтон основательным хотя бы в чем-то? Сама эта программа — бред сумасшедшего. — Майкл пожал плечами. — Этические нормы имеют право на существование, Дарси, но в «Синсаунд» большинству из них вряд ли есть место. Поберегите разговоры на эту тему для обеда с близкими…

— Я не поддерживаю контакт с семьей.

— Речь не о том, — возразил пожилой коллега. В тоне его голоса появилась резкость, и Дарси поняла, что вывела из равновесия этого покладистого человека. — Тут не церковь. Если вы этого не знали, соглашаясь здесь работать, значит, жили в каком-то экологически чистом коконе. Черт побери, основную часть доходов этой корпорации, вероятнее всего, дают наркоманы, которые день-деньской всюду таскают с собой диск-плейеры. Наушники едва ли не имплантированы прямо в их проклятые мозги. Кроме того, как вы можете возражать против работы с принимающим наркотик, если мы все вчетвером приложили руки к смерти этого Петрилло?