Ганс Грохман - Американский рейд Страница 32

Обругав нездоровую инициативу своих друзей, позже, я их попросил чтобы Женька об этом ничего не узнала. Меня, конечно, клятвенно заверили в святости сохранения мужской тайны, и предложили перейти к распитию спиртного, после чего незамедлительно начинать обещанный концерт. А привезенные для меня девчонки действительно были красивые, при этом выбрать из них даже предварительно я не мог — все трое были действительно в моем вкусе. Единственное, что их отличало, это цвет волос, две блондинки и рыженькая, и хоть я больше люблю брюнеток, этот фактор никогда не являлся для меня решающим.

Примерно после пятой рюмки, народ затребовал музыки в студию, и пришлось мне сходить за гитарой. Пока я приносил музыкальный инструмент, общественность слегка отвлеклась, и народ успел выпить еще по одной. И тут, как говорится «понеслась душа в рай». Начал я как обычно — с распевки: Крематорий, Алиса, Ария, Жуки, Чиж, всего понемногу. И уж затем, предварительно представив свою новую композицию, приступил к ее исполнению:

Послушайте сказку о жизни моей,

В ней нет ничего, что бы нравилось ей,

В ней нет ничего, что бы нравилось мне,

Но нет и того, что б сгорало в огне,

В ней нет счастья бренного в сытом тепле,

Так мало любви на грешной земле,

В ней есть только гордость, отвага и честь,

И много еще устаревшего есть.

Потом пошел припев, который никто не подхватил, так как эту песню я играл впервые.

В ней нету печали, в ней нету тоски,

В ней нету той боли, что давит в виски.

Со злом хороводы заводит добро,

И тихо стучится в ночное окно.

Затем следовал небольшой проигрыш, и после этого снова сама песня.

Стареют устои, стареет мораль,

Но жизнь моя снова несет меня вдаль,

И мысли уносят в пустые мечты,

Где мы не сжигаем, а строим мосты.

Улитками мимо ползут мои дни,

В архив моей жизни вползают они,

Лишь годы сгорают в холодном огне,

И мне не понять, что творится во мне…

А завершалась песня еще одним припевом.

После этого мы снова выпили, и я сыграл еще с десяток своих песен, время от времени перемежая их с употреблением спиртного. Кстати, пока я выступал, мне подыгрывал на губной гармошке один из американцев, довольно быстро схватывая мотив и вполне успешно попадая в такт, за что и был после жестоко споен. Закончил я концерт песней «Машина», и в знак окончания я включил музыкальный центр, и наконец-то вышел на улицу покурить.

Именно там меня и настигла вся троица, которая весь вечер следила за мной маслянистыми от похоти глазками, и потребовала определиться с выбором «любимой жены». Француженка Жанет, американка Дженнифер и Харьковчанка Даша, на мое заявление о том, что у меня уже есть Женька, все трое, в один голос, вполне резонно заметили, что здесь ее нет, и продолжали настаивать на своем. Количество принятого алкоголя уже позволяло принимать нестандартные решения, и я сказал, что они все настолько красивы и мне так не хочется, кого бы то ни было из них расстраивать, что выбирать я просто не в состоянии, и поэтому если и соглашусь, то только со всеми тремя, сразу и одновременно. В принципе я не рассчитывал на согласие, и планировал этот ответ, как вежливый отказ — ага, как бы не так. Все трое, с видимым облегчением согласились.

До этого мне никогда не приходилось участвовать в подобных мероприятиях — я был в шоке. Как говорила одна из психологов в нашем институте «В сексе извращений не бывает — это все сексуальная фантазия». Короче пофантазировали мы знатно, притом до пяти утра, с перекурами и совещаниями. А разбудили меня к девяти часам, все те же три красавицы. И только к одиннадцати часам, уже после завтрака, и полуторачасового утреннего траха, я смог приступить к участию в продолжении работ.

Технари, как наши, так и американские, работали на совесть качественно и быстро, как результат — четыре тягача и шесть прицепов к ним, утром были уже закончены. Перегнав накрытую брезентом готовую технику, мы загнали в мастерские все три оставшихся тигра и такое же количество отбитых вместе со студентами машин. Захваченный мной автобус, решили пустить на запчасти, так как в нем были повреждены несколько бронированных окон. А наша собирательная группа, тем временем продолжала потрошить обильные закрома американской авиабазы. Мы затаривались так, будто завтра уже ничего не будет, и каждый не взятый нами патрон, снаряд, кусок брони, или пулемет, может оказаться последним. Только за этот — пятый день пребывания на авиабазе, используя лишь один двадцатитонный грузовик, мы привезли в сборочный бокс около восьмидесяти тонн различного груза. Весь день мужики с меня ржали как кони, обзывали султаном, говорили, что «в седых яйцах черти водятся», «седина в яйца — бес в голову», и все такое дальше. Вообще-то, в свой полновесный тридцать один год, стариком я себя не считал, однако был немного старше каждого из шутников, хотя, конечно мужики с меня прикалывались не за это — вспоминали мое высказывание, про поседевшие яйца. Я изредка отвечал на подколки, но против юмористического напора коллектива, ничего толкового противопоставить не смог, и осознав что, отвечая на шутки — только провоцирую новые, перестал вообще обращать на остряков внимание. А, уже переодеваясь после трудового дня, рассказал древний анекдот, про старого быка осеменителя и молодого бычка, стоящих на пригорке, под которым паслось большое стадо коров. Как на бесконечные суетливые предложения молодого бычка быстренько спуститься, и поиметь то одну, то другую, то третью телку, старый бык, в конце концов, мудро ответил: «сейчас мы очень медленно спустимся с этого холма, и отимеем все стадо». Хоровое ржание в исполнении десяти глоток длилось почти всю обратную дорогу.

Когда под вечер, усталый и голодный, я завалился в штаб, оказалось, что мои девицы-красавицы, никуда уходить не собирались, и своим женским совещанием решили, что будут жить здесь до самого отъезда. И никакие из моих доводов, ни просьбы, ни увещевания, не смогли заставить их передумать. Тогда я предложил им компромиссный вариант — жить по очереди, один день каждой, мотивировав это тем, что мужики меня не так поймут. Переглянувшись, они рассмеялись в три звонких голоса, и сказали, что мужики-то как раз все правильно поймут, и вообще, думать надо было вчера, когда предлагал втроем и сразу, а теперь поздно, им и так понравилось. Блин, доигрался Казанова хренов, что я теперь Женьке скажу? Хотя стоп! Она же не узнает, правильно, нечего ей знать то, чего не положено, и вообще, я ей ничего не обещал, в том числе и жениться. Разве что вернуться? Ну, так обещание вернуться не есть обещание хранить верность, а по приезду их все равно сдадим на эвакуацию — таким образом, я пытался сам себя успокоить. Кстати, пока мы с ними болтали, выяснилось, что помимо постели (в которой каждая с легкостью тянула на мастера секса международного класса) они оказались прекрасными собеседниками. А ночью все повторилось опять, о боже, если так и дальше пойдет, то надолго меня не хватит!!! Однако радовало то, что на этот раз мы легли спать уже в два часа ночи — прогресс.

Утром пятого дня пребывания на базе, я позавтракал, и после этого на скорую руку умотал на работу.

18 Глава.

Технари умудрились закончить с «Тиграми» и автобусами за сутки, однако аппетит приходит во время еды, и мы, решив не мелочиться, загнали в мастерскую последний грузовик тот самый, что все это время надежно служил нам транспортным средством, две прицепные цистерны и два длинномерных прицепа. Грузовик командующий, не смотря на свое обещание, больше не дал, и теперь приходилось перевозить грузы с помощью тигров. Интересным оказался факт, что когда я в очередной раз облачился в ШСД, медицинский блок, пробурчав что-то невразумительное, и получив мое согласие — ну не будет же этот механизм делать мне хуже, раз говорит, значит так надо, произвел в меня короткую серию уколов, после которой я мгновенно почувствовал себя лучше. Народ по-прежнему активно с меня прикалывался, и обращался теперь не иначе как «товарищ султан». Однако в целом, общее количество приколов стало немного меньше, видимо некоторым становилось неинтересно издеваться над не отвечающим на шутки командиром. Зато я знал, что в штабном автобусе, меня ждут целых три утешения, и никакие приколы, не могли омрачить моего настроения.

Закончив с работой несколько раньше обычного, я сидел на балконе и болтал с Жанет. Так как она не понимала по-русски, диалог вели на английском языке.

— Ты слышала, что у вас во Франции творится?

— Да, — с грустью произнесла Жанет, — пока ты работал, и нам нечем было заняться, Даша включила радио, а там, в международных новостях как раз про Францию передавали. Видно было, что ей хочется заплакать, но она себя сдерживает, и мне вдруг стало, неимоверно жаль эту красивую девушку — кто она, двадцатилетний ребенок, совсем недавно уехавший от родителей, которые возможно, сейчас находятся в смертельной опасности.