Андрей Ерпылев - Америка off… Страница 32

— В чем, в конце концов, дело? — Нет, Росите, похоже, придется сегодня обойтись без него. — Саддам Хусейн сбежал из-под стражи? Или Америка вернулась на своё место?..

— Нет, сэр. Стивенсон застрелился.

— Че-о-орт!!!

Рядовой Том Стивенсон стал сущим наказанием для капрала Бэрринстона сразу после его появления на базе «Гильгамеш».

Всегда и всюду встречаются такие горе-вояки, при одном взгляде на которых невольно задумываешься, почему тяга к пацифизму не обуяла еще всех без исключения землян, дабы подобные индивидуумы исчезли, наконец, без следа. Если наличие такого балласта в призывных армиях в общем-то объяснимо, то причины появления «ботаников» в армии профессиональной лежат уже за гранью разумения. И побочным эффектом чересчур назойливого прославления вооруженных сил во всех средствах массовой информации это не назовешь… Ладно, сами романтики из кожи вон лезут, чтобы правдами и неправдами попасть туда, куда им соваться категорически противопоказано. Но куда смотрят десятки серьезных и опытных людей — психологов, врачей и прочих, в обязанности которых как раз и входит отсев агнцев от козлищ? Козлищам этого никогда не понять…

Стивенсон прибыл с последним пополнением из Штатов, как раз перед роковым Днем независимости, вернее где-то месяца за полтора перед ним. Едва только увидев тощую долговязую фигуру, на которой мешком висел форменный камуфляж, на остальных новобранцах казавшийся второй кожей, Бэрринстон, еще не зная, что это чучело попадет в их взвод, испытал чувство, будто ступил босой ногой во что-то мягкое и, еще не осмотрев ступню, уже твердо знает, что это совсем не растаявший шоколад…

Будь у капрала, подписавшего уже третий свой контракт, меньше опыта, он тут же принялся бы бегать по инстанциям, уговаривая, упрашивая, требуя, наконец, перевести непригодного не то что к боевой службе, к жизни вообще солдата куда-нибудь подальше. Но Роджер по обыкновению взял под козырек, лишь мимолетно глянув в пытливые глаза лейтенанта Фичи, и, как оказалось, чересчур самонадеянно пообещал себе сделать из рохли настоящего бойца за месячишко-другой…

Не помогало ничего: ни муштра, ни задушевные беседы, ни корректные, в рамках устава, но недвусмысленные угрозы… Ботинки рядового Стивенсона всегда оказывались полузашнурованными, оружие — нечищеным, постель — заправленной так, будто на ней всю ночь резвилось стадо диких буйволов, сплошь испытывающих любовное томление… Нет, никто из сослуживцев не третировал новичка, понимая, что завтра или послезавтра всем вместе — в бой, но контакта с замкнутым и истеричным пареньком установить тоже никто не мог. Так и жили они — в одной казарме, но взвод отдельно, а рядовой Стивенсон — отдельно.

Бэрринстон с ужасом ждал того момента, когда взвод пошлют на боевое дежурство, и даже, к стыду своему, мечтал о том, чтобы какая-нибудь шальная пуля легонечко царапнула «ботаника» за какое-нибудь не слишком важное в хозяйстве место. Где там! Ранило, притом тяжело, троих из числа давно обстрелянных и едва ли не самых надежных солдат, но новобранец… Хотя отпетым трусом он себя тоже не показал. Так, серединка на половинку… Куда-то бежал, в кого-то стрелял, опустошив почти все магазины без особенного толку, что-то кричал, позабыв про связь… Оставалось надеяться, что суровая мужская жизнь, наконец, сделает сопляка мужчиной.

После памятной Катастрофы Стивенсон вообще захандрил…

Нет, тогда на многих известие о том, что их дом и все родственники сгинули в никуда по никому не понятной причине и, скорее всего, навсегда, подействовало как удар обухом по голове. Какие-то дни вообще все балансировало на грани коллапса, а «старикам», таким, как сам Бэрринстон, сержант Аткинс, лейтенант Фичи и многим-многим другим, засунув поглубже кошку, скребущую на душе, приходилось выбиваться из сил, чтобы грань эта не была перейдена.

В мирной жизни, возможно, дело закончилось бы бунтом, повальным дезертирством, а то и чем похуже, но шла война, и это обстоятельство, как ни странно, подействовало благотворно. Хуже стало, когда покатился под откос доллар…

И вот теперь этот самострел…

Как и все, за что брался, Стивенсон провалил и эту задачу, в решении которой военные, не испытывающие недостатка в средствах исполнения, обычно достигают бо-о-ольших успехов. К облегчению Роджера (к которому примешивалась и некоторая толика досады), он был жив!

Дело в том, что солдат не стал стрелять себе в голову, подобно большинству своих коллег. Возможно, побоялся или просто не догадался, каким образом можно это сделать из автоматической винтовки. Он поступил так, как и десятки тысяч его предшественников с самого момента изобретения огнестрельного оружия — просто разулся, наставил ствол в то место, где, по его мнению, находилось сердце, и нажал на спусковой крючок большим пальцем ноги. Слава всевышнему, он не решил использовать для этой цели пулемет!

В результате суицидальной попытки у самоубийцы наличествовали следующие повреждения: перелом большого пальца ноги, застрявшего в скобе, пороховой ожог левого плеча, шеи и щеки и дырка (самое скверное — не сквозная) на три пальца ниже ключицы. Паршивец даже был в сознании, хотя и стонал так жалобно, будто ему оторвало обе ноги по… дальше некуда.

Из-под прикрытых век по небритым щекам струились крупные слезы, а сквозь повязку, наложенную еще до появления командира, проступило крохотное красное пятнышко, как от раздавленной вишни.

— Если узнаю, что его кто-нибудь дразнил или доставал, — сообщил Бэрринстон, не глядя на столпившихся за его спиной подчиненных (Аткинс смотался на базу совершенно не вовремя, бросив всех этих недоносков на своего помощника), — расстреляю самолично… Из пятидесятого… Трассерами.

— Как можно, сэр? — пробасил из-за плеча Арчи Миллер, без малого тридцатилетний здоровяк из Денвера, первый кандидат на капральские лычки. — Никто даже не думал… Наверное, это все из-за письма, сэр…

— Какого письма? — резко обернулся Роджер к говорившему. — Он получил письмо?

— Вернее, не письмо, а письма, — невозмутимо пояснил Миллер. — Томми чуть ли не каждый день писал своей подружке… У него в Штатах невеста, что ли, была… Напишет целую пачку, а потом с оказией отправляет. Наверное, типа: «Пишу тебе, моя киска, на спине убитого араба…» Ну, там, «на броне сгоревшего саддамовского танка» или что-то похожее…

— Короче, Миллер.

— Ответы, понятно, перестали поступать аккурат после того самого… Стивенсон ведь из Ричмонда[50] родом, а он того…

— Я в курсе Ричмонда, Миллер. Ну и?..

— А позавчера целая пачка пришла. Все возвраты. Ну, штампик казенный: «Адресат, дескать, недоступен» и всё такое… Мы с Терри ему: «Да ты не того, парень, не кисни: вдруг зазноба твоя во Флориду как раз загорать умотала или на Гавайи…» А он только зыркнет так и за капонир ушел… А сейчас вот, того…

— «Того не того…» — передразнил мямлю Бэрринстон. — А еще в капралы метишь… Как командовать-то будешь? Надо было сразу мне доложить.

— Ну кто ж думал!..

— Ладно. Вертушку с базы вызвали?

— Да, Щарански связался, доложил там, что у нас раненый.

— Надеюсь, хоть не сказали, что самострел?

— Нет, просто раненый.

— Хорошо. Скажем, что был обстрел, и Стивенсона зацепило. Есть возражения?

Солдаты промолчали, только Форстер заметил резонно:

— Да в госпитале же сами увидят. Не слепые небось…

— Да кому это сейчас важно… — махнул рукой капрал.

— Простите меня… сэр… — впервые подал голос самоубийца. — Я вас опять подвел… Я в госпитале доложу, что сам…

— Лежи уж! — напустился на него Роджер. — Тоже мне, выискался правдолюбец! «Доложу…» Сказано: был обстрел — и точка! Хочешь подвести взвод?

— Нет, сэр! — попытался лежа принять стойку «смирно» неудачник.

— Вольно, солдат! Лежи, попытайся уснуть. Обезболивающее ему вкололи?

— Так точно, сэр!

— Еще полшприца.

— Но…

— Под мою ответственность. Парень здоровый — ничего ему не сделается… Пусть лучше поспит, чем думать всякое… И антибиотик вколите. Рана глухая, значит, пуля где-то там, внутри, а на ней — нитки от камуфляжа и прочая дрянь… Ты бы хоть куртку расстегнул, что ли, когда стрелялся! — обратился Бэрринстон к раненому. — Смотришь, и рана почище была бы… На будущее учти!

— Так точно, сэр!.. — Стивенсон уже впадал в забытье и не очень вникал в смысл слов командира.

— Ладно, не напрягайся, я пошутил. Спи лучше…

Вертолет с базы так и не прислали. Вместо него к полудню следующего дня на санитарном «хамвее» прибыл злой, как черт, сержант Аткинс…

Дмитрий Михайлович Селенский, посол Российской Федерации в КНР, возвращался в свой офис, кипя от негодования.

Подумать только, его, пожилого, много повидавшего на своем веку, опытного дипломата вызвали в Министерство иностранных дел, чтобы зачитать ноту протеста! Когда это случалось в последний раз? Десять лет назад? Пятнадцать? Двадцать?