Андрей Левицкий - Выбор оружия Страница 33

– Андрюха, не трясись ты так. Сказал же Львович: тут они не такие, как везде, легче переносятся.

– Тебе легче, – возразил я. – Потому что ты дуб дубом, как и остальные. А у меня чувствительность к этому делу повышенная.

– Да ладно, переживешь как-нибудь.

Снаружи заполыхали, быстро сменяя друг друга, белые зарницы, но никакого грохота не было, наоборот, в воздухе разлилась тишина. После каждой вспышки у меня мозги будто переворачивались в голове и волна дрожи пробегала по телу.

Я закрыл глаза. Сквозь сомкнутые веки проник свет еще одного сполоха – разгорелся и тут же потух, сменившись темнотой, в которой плавали, сливаясь и распадаясь, блеклые круги. Никита сопел рядом, шуршал и позвякивал, должно быть, снимал с себя оружие, чтобы дать мышцам расслабиться. По моим подсчетам, он тягал на себе килограмм пятнадцать, если не больше. Навалилась слабость, будто я заболел и температура тридцать восемь с половиной – вроде и не сорок, не совсем еще хреново, но как-то болезненно все, в голове гудит, за ушами щелкает, если сглатываешь. Я вытянул ноги и лег на бок, прижавшись скулой к шершавой холодной глине.

Меня потрясли за плечо.

– Что? – с трудом разлепив веки, я поднял голову. – Закончилось?

– Вроде да, – ответил напарник, тихо чем-то лязгая. – Хотя черт его знает, тут не разберешь. Слышишь? Знакомый звук вроде. Что это такое?

Я сел и прислушался. Сообразив, о чем толкует Никита, кое-как встал, придерживаясь за стену. После выбросов я всегда некоторое время чувствую себя как с сильного бодуна, разве что не тошнит.

– Вертушка! – понял наконец он. – Ну точно, а? Елки-палки!

Нацепив на себя последнее оружие, Пригоршня бросился к двери. За окнами было светло, багровое зарево исчезло. Я направился за напарником, осторожно переставляя ноги.

– Химик, сюда давай! – донеслось снаружи. – Точно – вертолет! Ты глянь, что-то я у военных наших раньше таких не видел…

Снаружи было, как после сильного весеннего дождя: воздух чистый, ясный и пахнет озоном. Вдохнув, я поморщился. Это только неучи считают, что, мол, озон, концентрирующийся после грозы, полезен; на самом деле он один из самых вредных газов.

На улице пока никто не появился. Никита стоял возле двери, уставившись вверх, и я поднял взгляд. К поселку приближалось нечто вытянутой формы, ярко-красное и жужжащее…

– Точно, у военных с Периметра таких никогда не было, – сказал я.

– Это «SW-4», – пояснил Никита. – Я на учениях видел такой, на нем оператор летал с камерой, снимал нас для чего-то…

– Хороший вертолет?

Он пожал плечами.

– Хрен его знает. Польский. Там часть из стекловолокна, легкий. Пятиместный, что ли… Куда это он летит?

Мне сначала показалось, что вертушка собирается сесть посреди поселка, возможно – на площади перед трактиром, но она вдруг закрутилась на месте, как собака, пытающаяся зубами поймать себя за хвост, а потом полетела вбок, быстро опускаясь.

– Да он падает! – ахнул Никита. – Из-за выброса пилот с управлением не… Так, а ну давай за ним! Это ж, может, наш выход отсюда, а Химик? Билет обратно? Давай бегом, коней надо найти!

Вертолет тем временем улетал в сторону ближайшего склона, и мы припустили по дороге, заглядывая между домов, во дворы и боковые переулки. Впереди показалась одинокая фигура, пересекающая улицу с ведром в руках.

– Эй! – крикнул Никита, и тут же слева донеслось ржание. Не сговариваясь, мы повернули туда, пробежав мимо колодца и почти обвалившегося сарая, выскочили на полянку возле еще одного сарая, целого. Здесь стояла телега. Мужчина, один из тех, кого я видел в трактире, когда мы разговаривали с Ильей Львовичем и Марьяной, распрягал Безумного, о котором, оказывается, до сих пор так никто и не позаботился.

– Эй, дядя! – громовым голосом рявкнул Пригоршня. – Брось его, мы сами разберемся!

Мужик, пожилой тощий тип с бегающими глазами, отпрянул и попятился, опасливо моргая.

– Химик, ты как? – спросил Никита. – Лучше уже? Давай, залазь.

Я кивнул, и мы подбежали к пегому, а он повернул голову, уставившись на нас. Выпученный глаз коня расширился еще больше и стал размером с блюдце.

– Что-то быстро темнеет.

– Но едем-то мы точно в правильном направлении, он туда падал.

– Если только в конце, уже над самой землей, не повернул в другую сторону.

Напарник, как и в прошлый раз, управлял конем, я же устроился позади. «Вал», один из двух, которые Никита захватил с собой, я положил рядом. Еще передо мной лежали три ремня с патронташами и рожками, оставшиеся от солдат, которых напарник выставил из поселка. Мы уже проверили: девятимиллиметровые патроны подходили для «вала». На ствол был навинчен длинный черный цилиндр глушителя, а сзади имелся выдвижной приклад, но я его использовать не стал, с прикладом оружие становилось громоздким.

– Не видно ни черта, – пожаловался Пригоршня.

Я выпрямился, широко расставив ноги, чтоб не упасть на качающейся телеге, и ухватился за его плечо. Дороги здесь не было в принципе, мы ехали по рыхлому полю; хорошо, что земля незаболоченная оказалась, а то бы давно увязли. Колеса шелестели в высокой желтой траве, Безумный притих, наверное, впал в глухую депрессию.

– С пути можем сбиться, – сказал я. – Ты уверен, что мы куда надо едем?

– Да вроде уверен… – протянул он.

– «Вроде уверен» – это хорошее выражение, Пригоршня. Четкое и ясное.

– Ну ладно, ладно! Да, уверен, где-то там он.

– «Где-то»? Все понял…

– Где-то – значит, в той стороне, – он махнул рукой вперед. – И едем мы правильно, не приставай! Просто он может быть немного левее или правее, но там он, впереди, а не с боков где-нибудь или сзади.

Я отошел, уселся на задке телеги с автоматом в руках. Нас никто не преследовал, и по сторонам в поле не мелькали кабаны, псы или другие твари, но надо быть настороже. После выброса гон начинается, Зону наводняют мутанты, причем у меня всегда такое впечатление было, что выбросы им мозги сильно туманят, нарушают какие-то функции, потому что большинство местных тварей становятся тупо агрессивными и почти начисто теряют инстинкт самосохранения.

Поселок исчез из виду, небо потемнело, и каменные склоны растворились в сумерках, так что вполне можно было решить, что вокруг – Зона, а не какая-то там Долина. Я даже подумал: вот сейчас напарник довезет нас до бара Курильщика, выйдут Долдон или Заика, Никита передаст поводья, и мы войдем в знакомо пахнущую плесенью и алкоголем нору старого барыги и скупщика, в теплый полумрак, где под потолком, вернее, под самодельной деревянной люстрой, висит на веревочках всамделишный скелет, как утверждает Курильщик, принадлежащий когда-то его злейшему недругу по кличке Костяшка, – это такая тонкая шутка у скупщика: убив Костяшку, достать его костяшки и подвесить к люстре, – под дальней стеной стойка, рядом лестница скрипучая, еще столы стоят, и…

– Тпру!

Телега, скрипнув, встала.

– Совсем темно, – пожаловался напарник. – Хватит, нельзя так ехать.

– И что предлагаешь?

Мы оба выпрямились, оглядываясь.

– Вон холм впереди, – сказал Пригоршня. – А под ним дерево валяется засохшее, видишь?

Я прищурился.

– Вижу.

– Ну вот, встанем на холме, костер разожжем и там переночуем.

– После выброса ночевать на открытом месте – плохая идея, напарник.

– У тебя другая есть? Мы далеко уже от поселка. И потом, это ж вроде как и не Зона. Если здесь выбросы такие… ослабленные, то гона вообще может не быть. Сколько мы ехали, а ни одной твари не заметили.

– Так это сейчас, а раньше – то бюреры, то псы… Значит, здесь тоже мутанты живут, а не только обычное зверье, зайцы-лисички всякие. Ну хорошо, все равно делать нечего, давай на холм.

От лежащего у подножия холма высохшего дерева мы отломали все ветки и подняли их на вершину, а потом напарник принес Безумному чуть не стог травы на ужин. Конь нервничал – впрочем, я бы удивился, если бы было иначе, – прядал ушами и со страхом косился на нас, так что не ясно было, кого он боится больше: пассажиров телеги, которую тащит, или тварей, что могли появиться из обступивших холм сумерек. Сумерки эти быстро превратились в ночь, лишь свет костра, который мы разожгли в паре метров от телеги, отгонял тьму от вершины.

Нам самим ужинать было нечем, слишком поспешно мы выехали, ничего не успев захватить.

– Глупая затея, – сказал я. – Ты так засуетился тогда, забегал, что я тебя не успел остановить. Меня своим энтузиазмом с толку сбил. Какая нам польза от этого вертолета?

– Да на нем, может, отсюда улететь получится, – возразил Пригоршня. – Одно дело по склонам ползать, другое – на вертолете.

– Не думаю. Скорее всего, будешь лететь и лететь, а склон будет тянуться и тянуться, пока топливо не закончится.

– А все одно, вертушка перед военными преимущества дает.

– Да если ж он не боевой, какое преимущество?