Дмитрий Матяш - Изоляция Страница 35

Так вот, согласно теории Калмыка, снайпера высматривают передвижения по городу, отмечая кто, что и куда ценное поволок, а Призрак, соответственно, проталкивает сию информацию нужным людям. Версия эта имела право быть, поскольку за свою информацию Призрак нередко, окромя хавки, взамен просил «семерку».

Спрашивается: зачем, при тебе же и пистолета нет? Но ответа на сей вопрос не было, как и на множество других, что относились к сфере приватной жизни Призрака. С этим человеком не пропустишь по стаканчику в «Неваде» и не поговоришь за жизнь. Просто потому, что это не человек.

Это Призрак.

— Здоров будь, — без каких-либо эмоций на лице сказал он, когда старик закрыл за мной дверь. — Присаживайся.

Он указал на офисный стул, обшивка на котором из черной стала грязно-серой, местами покрытой жирными пятнами. А все равно, усевшись, я, наконец, почувствовал, что отдыхаю. После бурной ночки, разделенной меж калмыцким баром и рубиловом в «Комфи», после валяния в луже, беготни по гостинице, сражения с псиной и марафоном с ее трупом за спиной, просто присесть мне показалось лучше, чем отмяться в салоне тайского массажа.

— Здоров-здоров. Какими судьбами тут?

— Судьбы у нас разные, Салман, — в своем стиле ответил он. — Интересы иногда совпадают. Ты поблагодарил бы меня для начала, что ли. Это ведь я старика с парнем по тебя отправил. Дай, думаю, выручу старого корешка.

Прищурился. Ну конечно. С какой же еще рожей ему открывать свой долговой мешок?

— Да эт я понял, что не со своей воли он, — говорю, кивнув на дверь. — Благодарствую. С меня причитается?

Спрашивать, откуда Призрак знает о моих приключениях, понятное дело, просто глупо.

— Не заржавеет. Но я-то такое дело. Рассчитаться тебе придется и с Иванычем. За собаку.

— Ема! — с истинным удивлением развел руками я. — Да она меня чуть не сожрала, Призрак. Выскочила как бешеная. А у меня руки связанные. Чего я должен был делать?

— Тише, Глеб. Собаки для этой семьи значат больше человека. Если я правильно понял твои слова, то… лучше бы с тобой поразвлекались нанаевские глиномесы? Лучше висеть у Покровской церкви? — невозмутимо. — Если ты действительно так считаешь, ситуацию можно легко поправить.

Я спустил пар. Да уж, информатор владел тем коромыслом, которое любому утверждению находит противовес. Знает, зараза, куда бить. Порой мне кажется, в прошлом его дар просто не мог быть не замечен какими-нибудь спецслужбами. Допрашивать, колоть, пробивать на измену — ей-богу, ему эту науку не пришлось бы даже зубрить. Это у него в крови.

— Вот, — он небрежно бросил на стол кусок плотной черной ткани. — Если ты бывал на «конфетке», то знаешь, чем там штыняет. Этот клок давали псам, перед тем как пустить по вашему следу. Если у тебя случилась любовь с Гремучим, — он оглянул мою одежду, красноречиво подтверждающую сей факт, — это могло сбить Йену. Надо было просто дать ей убедиться, что ты не «дог», она бы тебя не тронула.

— Надо было, — хмыкнул я. — Легко сказать. Я бы, может, вообще ушел бы от Гремучего, если б не эти собаки.

— Может, — согласился Призрак. — Уйти бы, может, и ушел. А глотку бы Гремучему ты порвал? Учти, охота на тебя до сих пор не открыта только потому, что на «конфетке» все еще не озвучили твоей клики. Напомнить, что творится в городе, когда «доги» объявляют розыск? Тебя сдала бы с потрохами даже родная бабуля, будь она жива.

Я издал страдальческий стон.

— Салман, ты знаешь мои правила: если не считаешь себя должным, можешь уйти. Я не стреляю в спину. За свою инициативу рассчитаюсь сам, но ты понимаешь, что это значит. Верно?

Откинувшись на спинку стула, я протер ладонями лицо, разгладил на лбу кожу. Я понимал, что это значит. Нельзя подвести информатора. Нельзя отказаться оплачивать счета. Слишком дорого это может стоить. И ладно просто порвать связи с человеком, который иногда подкидывает путную инфу, а ведь можно стать тем покемоном, кого Призрак однажды сольет другим. Этот мистер Проныра знает ведь о половине схронов по всей Виннице, знает кто где живет, что имеет на вооружении, с кем контачит. У этого черта просто есть карманный спутник, с которого он все видит. Хочешь разойтись с ним мирно — отказывай до, но уж никак не после.

— И что он хочет за свою дворнягу?

— Это алабаи, Глеб. Чистокровные. Старик их тренирует в подвале, чтоб не привлекать внимания. Поверь, это не легче, чем с «Урожая» песок начить.

Неожиданный переход. А впрочем, я слишком устал для того, чтобы пытаться изображать отрицающего. Да и нужно ли это мне? Чего добьюсь? Призрак ведь никогда не говорит в утверждающем тоне о том, чего не знает наверняка. Ломание комедии лишь заведет диалог в тупик, проверено.

— На «конфетке» точно обо мне еще не знают? — спрашиваю.

Призрак развел руками, типа, ну зачем задавать дурацкие вопросы?

— Откуда мне знать? Я ведь тут, с тобой. А тот, кто шепнул за тебя Гремучему, мог бы и еще кому шепнуть. А там уже и до Вертуна недалеко.

— Жопа…

— Жопа. — Призрак кивнул и задумался.

Можно подумать, я только сейчас это понял. Отбивался от этих мыслей, как от роя пчел, превосходно понимая, что рано или поздно они все равно меня ужалят. Призрак лишь озвучил бесспорное, то, что я боялся услышать от себя. Чужие пчелы ударили вместо своих. Знаете, между «блин, мне вафли» и «блин, тебе вафли, Салман» есть разница. Очень существенная. Усиленная разница, умноженная надвое, я бы сказал.

— Но не полная, — после раздумий сказал Призрак. — Все от тебя зависит.

— Что ты имеешь в виду? — Виду я не подал, но сказанное им враз выдернуло меня из полудремотного состояния мрачного прогнозирования.

— Тебе нужно было тщательней подходить к отбору нахлебников, — заметил он.

— И ты туда же, — сплевываю на сторону. — Да знаю я. Что ты имел в виду, когда сказал…

— Для этого нужно кой-кого поднапрячь, — заявил он, гипнотизируя меня своими черными, маслянистыми зрачками. — Но прежде, чем продавать свою душу снова, ты должен исповедать имеющиеся грехи.

Вот сволочь-то, а? Знает же, что я согласен буду на любую цену, но не может чтоб не хлестнуть по лицу перчаткой вот этой вот своей мании величия.

— Какого черта, Призрак? Я ж не пацан, чтоб ты пробивал меня на эту херню. Чего хочешь взамен — называй.

Он помолчал, не сводя с меня глаз. Их выражение ни разу с того самого момента, как я вошел в кабинет, не поменялось. Во всем его монолитном лице ничего не поменялось, даже бровь с места не сдвинулась. Лишь губы, да и те почти не принимали участия в формировании слов. Казалось, если он когда-нибудь рассмеется, планета сойдет со своей оси.

— Назову, — Призрак согласительно прикрыл веки. — Но сначала рассчитайся со стариком.

Дверь у меня за спиной скрипнула, в кабинет вошла та самая женщина. Ставя на стол поднос с двумя тарелками каши и двумя парующими, еще шипящими лепешками, она лишь оставила намек на доброжелательную улыбку для Призрака. Меня же опять замерила недоверчивым взглядом, будто опасалась, что я могу не по назначению применить принесенную ею вилку. Видать, видок мой, окровавленный и все еще (да, как это ни позорно) воняющий блевотней, не располагал. Ну да уж прости, хозяюшка, какие есть.

Получив от нас два сдержанных «спасибо», хоть я мог ее и вовсе расцеловать за щедрость, она молча скрылась за дверью.

— Так что он хочет? — уплетая пшенку за обе щеки, спросил я.

Призрак откусил от блина, пожевал — без особого наслаждения, — проглотил. Сказал с закрытыми веками:

— Муки. Мешок.

Я закашлялся. Каша полетела у меня изо рта, как споры из взорвавшейся тычинки. Округлил глаза, вперил в Призрака непонимающий и отрицающий всякое понимание взгляд.

— Ля, где я возьму мешок муки?! Он прикол тянет, что ли? С «Урожая» вона шуму мало?

Тот снова ответил после паузы:

— Есть кое-какая информация, — дежурная, кстати, его фраза. — Возьмешься — пополнишь и свои закрома, и старику отвесишь. Ну и со мной рассчитаться хватит. За стукачка в том числе.

— Ох, ни хрена себе заворот-то какой. И что делать нужно? — отложив вилку, нетерпеливо спрашиваю. — Какой торжок на этот раз брать?

— Салман, я всегда считал тебя адекватным человеком. Не заставляй менять мнение. Я не Ряба, чтоб предлагать клоунский налет на «Урожай». Люди, с которыми пойдешь — если, конечно, согласишься, — рынки не бомбят.

Я выдержал паузу.

— То есть? Какие еще люди? Считаешь, у меня мало свидетелей? Если ты уже забыл, последнего моего соучастника вздернули утром. Что ты задумал?

— Каждый твой вопрос денег стоит, — хладнокровно напомнил Призрак. — Мне отвечать? Если тебе не подходит, я уже говорил — можешь отказаться. В таком случае не задержу.

Выдохнул. Попытался немного расслабиться.

— Допустим, согласился. Объясни, для чего мне какие-то люди? Я не могу сам провернуть эту мутку?