Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 4 Страница 35

Кардинал возвысил голос:

— Дети мои! Время придет — и вы понесете факел веры туда, где была только тьма! Вы понесете его в Африку, находящуюся под неправедным гнетом безбожных насильников и вероотступников! Вы понесете его на заснеженные просторы России, где христианство не проповедовано до сих пор, где убийство считается честью! Вы понесете его в Латинскую Америку, где заблудшие братья во Христе наши ищут свой путь к свету! Мы оставляем вам веру, так не предавайте же ее ни словом ни делом! Не миритесь с угнетением и безбожием, переворачивайте столы менял, коли вы увидите их в храме! И Господь — с вами, дети мои! Господь — с нами!

Гром аплодисментов — вознаградил кардинала Коперника, столь искусно владеющего как современным итальянским, так и древней латынью, на которой он выступал перед слушателями Института Святого сердца, одного из центров подготовки священнослужителей, готовых «к вящей славе Господней»[40] делать совсем не угодных ни Господу, ни людям вещи…

— Отличное выступление, Святой Отец. Просто великолепно…

— Спасибо. Спасибо…

Кардинал Коперник протискивался к выходу. На него насели журналисты, которые каким-то образом прознали, что он здесь. Одна из них… совершенно безбашенная, кстати сказать — сунула микрофон прямо по нос

— Анна Флейшер, Дейче Велле. Кардинал, что вы думаете о совместной операции Южноафриканской конфедерации и Священной римской Империи по замирению некоторых областей в Центральной Африке.

Кардинал остановился, чтобы ответить

— Это постыдно, дочь моя, я уверен, Христос не хотел бы такого. Против бедных чернокожих, отличающихся от нас только цветом кожи и которые просто хотят жить так, как жили их предки — бросили регулярные воинские части, два сильнейших государства ополчились против них. Я уверен, что правительства государств, затеявших это, одумаются и не допустят дальнейшего позора…

— Кардинал, кардинал! А что вы скажете о противобедуинских операциях в Триполитании?

Какая наглая…

Кардинал ничего не ответил, он только осенил журналистов крестом и принялся дальше протискиваться к машине. Ражий детина в рясе — открыл перед ним дверь бронированной Ланчии-Каппы с ватиканскими номерами…

Машина двинулась, короткими резкими гудками клаксона расчищая себе путь — и на противоположной стороне улицы, метрах в ста взревел двигатель кроссового ДКВ…

— Спасибо, Сальваторе, ты мне больше не нужен сегодня. Заедешь завтра в восемь.

Здоровенный монах, выполняющий одновременно роль водителя и охранника — покачал головой

— Вы уверены, отче? Журналисты могут пролезть даже сюда…

Кардинал перекрестил своего верного стража, позволил поцеловать руку

— Господь с нами, Сальваторе. Иди, отдыхай.

Сальваторе вышел, непроизвольно поправив заткнутый за ремень крупнокалиберный пистолет. Выросший в Калабрии — Сальваторе стал монахом, но проблемы решал по-калабрийски. Такие люди — были нужны Ватикану…

Когда Сальваторе покинул его — кардинал бросился в спальню. Вытащил из того самого чемодана одежду и начал лихорадочного переодеваться. Брюки, туфли, рубашка, свитер грубой вязки. Контактные линзы, чтобы скрыть и очки и изменить цвет его глаз. Он бросил на пол ненавистную ему сутану, начал наскоро натягивать на себя простую одежду. Ему надо было тайно покинуть отель, его трясло, он уже не мог…

Наблюдателя на мотоцикле ДКВ сменили двое, в их распоряжении был тяжелый, черный клиноподобный Ситроен с тонированными стеклами. Машины Ситроен предпочитали многие из европейских террористов и многие из оперативных агентов спецслужб самых разных государств. Причина была в совершенно уникальной гидропневматической подвеске Гидрактив III — плавность хода машины превосходила даже плавность хода Майбаха и Роллс-Ройса и позволяла точно стрелять из движущейся машины. Машина стояла во тьме — выстрелом из пистолета с глушителем разбили фонарь. Но тьма не мешала агентам — у них на глазах были очки ночного видения…

Машина эта — была не единственной. На перпендикулярной улице стояла еще одна — а за отелем скрывался большой фургон ФИАТ, в котором пешие агенты могли перебрасываться с места на место, могли передохнуть и выпить кофе, и в котором была аппаратура связи.

Один из агентов наблюдал за центральным входом в отель — насадка ночного видения на бинокль была не нужна, центральный вход был ярко освещен. Второй сидел с блокнотом наготове и слушал рацию. Третий сидел за рулем…

Агенты гестапо чувствовали в Италии себя как дома…

— Третий — движение, красная.[41]

— Третий, подтвердите. Пятый, направляйтесь к третьему — моментально среагировал координатор.

— Пятый, перемещаюсь — красное, центр…

— Главный, внимание всем, внимание…

— Третий, объект опознан. Черная одежда — брюки, свитер.

— Главный, внимание всем, объект одет в черную одежду, брюки и свитер. Предельное внимание…

Кардинал ловил такси, даже не догадываясь, что две… нет уже три пары глаз внимательно следят за ним.

— Объект ловит такси. Внимание — четвертому, девятому. Быть наготове…

Водитель повернул ключ — и двигатель Ситроена мягко, почти неслышно зашелестел под капотом. Он не был таким мощным и моментным, как германские моторы — но он работал тихо и плавно, что тоже немаловажно…

Большой, угловатый ФИАТ-Крома, производимый уже тридцать три года, последние пятнадцать лет специально для работы в такси — откликнулся на вытянутую руку, подкатил к тротуару…

— Внимание, объект садится в такси. Четвертый, внимание!

— Начинаем работать — сказал наблюдатель, он же четвертый в стоящем на улице Ситроене

Такси повернуло в их сторону, прокатилось мимо них…

— Ждем…

— Я девятый, такси прошло.

— Поехали…

Ситроен плавно вырулил из ряда машин и покатился по пустой улице. На сленге спецслужб он был «лидер», то есть сейчас он отвечал за слежение, пока фургон собирал пеших топтунов у отеля…

Такси остановилось в дурном, совсем дурном районе. Здесь было социальное жилье — а социальное жилье в основном занимали те, кто приехал из африканских стран в поисках дешевой работы. Или — беженцы из Сомали. Здесь можно было запросто расстаться с кошельком, а то и с жизнью…

Падре расплатился с таксистом, сказал обязательное «грацие» и пошел по улице, подслеповато присматриваясь к домам. Он был в городе первый раз и о заведении, которое ему было нужно — узнал из Интернета, посетив весьма специфический сайт. Теперь ему предстояло отыскать это место, основываясь на фотографиях на сайте

Боже… какое мерзкое место. Как тут живут люди? Почему они не возьмут себе за труд убрать улицу? Почему они не могут складывать мусор в контейнеры. Почему они пишут на стенах такую мерзость. Ну и помойка.

Про то, что это и есть те нищие, обиженные и оскорбленные, за которых он так ратует на проповедях — кардинал даже не задумывался. Он, как и все либералы, как и все правозащитники — существовал одновременно в двух мирах, причем они уживались у него в голове вполне даже мирно. Один мир — идеальный. Это мир, где чернокожие радостно хлопая, приветствуют белого миссионера — священника, как они внимают библейской мудрости, сидя по вечерам у костра, как они выстраиваются в очередь для крещения в местной речке, как они с радостью осваивают нехитрые профессии, строят себе дома, получают семена и нехитрый сельхозинвентарь по программе помощи, как они живут все лучше и лучше. Это мир, где бандиты и убийцы обязательно раскаиваются в своих грехах и заслуживают прощения, где все люди праведны, переполнены добродетелями и христианской любовью друг к другу, они зарабатывают честным трудом и конечно же жертвуют часть заработанного на церковь.

Другой мир — это мир реальный. Это мир, где чернокожие сбиваются в банды и идут грабить белых — и таких же, как они чернокожих, которых белые научили хозяйствовать на земле и разводить породистый скот. Это мир, где такие вот чернокожие, если им удавалось убить мужчин до того, как им на голову свалятся германские парашютисты, французские легионеры или родезийские Скауты Селуса — насилуют белых женщин, а белых детей — хватают за ноги и разбивают им голову обо что-то твердое, а потом поджигают дом. Это мир племен, где чтобы стать мужчиной и получить право войти к женщинам, надо убить другого мужчину, причем не обязательно белого. А тот, кто пока не получил такого права — имеет право взять в жены маленького мальчика, есть даже такой термин — «мальчик-жена». Это мир, где белого миссионера, случись ему прийти в недобро настроенное племя — будут пытать, а потом вспорют живот. Это мир, где на церковь больше всего жертвуют те, кто удачно доставил до места груз наркотиков, то есть мафиози — и церковь это знает. Это мир, где нетолерантные германские парашютисты, французские легионеры, родезийские Скауты Селуса, констебли южноафриканского спецотдела по борьбе с терроризмом — все эти белые, сильно нетолерантные, напивающиеся пивом и чем покрепче и буянящие, гоняющиеся за девками в промежутках между операциями в буше мужчины — есть разделительная стена, что стоит между цивилизацией и дикостью в Африке. Разделительная стена между веком девятнадцатым и веком двадцать первым, которые в Африке подчас разделяют несколько шагов через полицейский блокпост.