Роман Глушков - Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2 Страница 38

Когда гвалт немного утих, Бурдюк поднял не покалеченную руку, прося слова.

– Шпокойно, парни! – воззвал он к бойцам, когда притихли самые ярые из сквернословов. – Я еще не умер. И не умру, ешли мы договоримшя ш кригарийцем. Желай он моей шмерти, я уже был бы мертв, не так ли?

– Он убил Энцу и Кирсу! – выкрикнул Кальхадо. Наемники уже осмотрели тела копейщиц и, конечно, им в голову не пришло, что вторую из них прикончил я. – Сколько бы нам ни заплатили за него в Фенуе, теперь ему придется издохнуть. Кровь за кровь!

– Кровь за кровь! Кровь за кровь! – нестройным хором поддакнул отряд.

– Что Энца и Кирша мертвы, вернее не бывает, – подтвердил главарь. – Это пришкорбно. И кригариец готов убивать еще. Не только меня, а вшех, кто угодит под его меч прежде чем вы убьете его шамого. Однако новых шмертей можно ижбежать. Верно я толкую, ван Бьер?

– Верно, Бурдюк, – отозвался тот. – Я тоже не намерен никого убивать, если мы с вами распрощаемся по-хорошему. Но как это сделать? Я не могу прикрываться тобою дни и ночи напролет. Твои люди пойдут за нами следом и при первой же удачной возможности всадят мне в спину стрелу. И ты уже не дашь клятву, что вы отпустите меня с миром. Твой отряд только что воззвал к кровной мести, а это не пустые слова. Отныне твой приказ о моем помиловании – даже временном, – не имеет для отряда силы… Впрочем, ты сам не хуже меня об этом знаешь. Вот и выходит, что наши переговоры зашли в тупик, даже не начавшись.

– И на какое чудо ты уповаешь, раж до ших пор не отрежал мне башку? – осведомился Аррод.

– Не на чудо, а на одного человека, – уточнил Баррелий. – Большого сердитого человека, который хотел стать кригарийцем и задирал меня аж от самой Дырявой скалы.

– Да, это был я, закопай тебя Гном! – взревел Ярбор. – Я – Ярбор Трескучий! А ты, трусливый шакал, так и не принял мой вызов! Из нас двоих это меня надо называть кригарийцем, а не тебя!

– Я не желал драться с тобой, потому ты всегда выбирал для этого неудачное время, – напомнил Пивной Бочонок. – Но сегодня я готов передумать. Если, конечно, у тебя не пропало желание помахать секирой в круге для поединков.

– Не верю своим ушам! Ишь ты, как запела эта крыса, стоило нам загнать ее в угол! – осклабился гигант. – Эй, вы все это слышали или только я один? Пивной Бочонок желает биться с Ярбором Трескучим, потому что это единственная достойная смерть, которую он может от нас получить!

– Ну так что скажешь, Ярбор? – повторил монах. – Бой до смерти между мной и тобой. Побеждаешь ты – выполняется твое условие. Побеждаю я – выполнятся мое. Никакой пощады – в круг входят двое, а выходит один. Или никто, если вдруг удача отвернется от обоих.

– Да-а-а!!! – еще громче взревел Ярбор, потрясая секирой. – Да, закопай тебя Гном! Первые достойные слова, которые ты произнес за все это время, ничтожество!

– Спасибо, большой сердитый человек! Именно это я и хотел от тебя услышать, – ответил Баррелий. – А что скажет твой любезный командир? Неужели запретит?

– Не жапрещаю. Поддерживаю. Деритешь, уж коли вы оба жаждете крови! – буркнул главарь. Судя по его тону, ему был не по нраву такой выход. Сильно не по нраву. Но иного пути остаться в живых и не рассориться с Трескучим у Аррода не было, и ему волей-неволей пришлось идти у Баррелия на поводу.

Зато прочие наемники единодушно разразились криками одобрения. И хоть это были не те крики, что меня радовали, все же я ощутил некоторое облегчение. Кажется, ван Бьер добился, чего хотел – раззадорил гиганта на драку. Вот только на что он вообще рассчитывал, хотелось бы знать? После многодневного пьянства и сидения в цепях круг для поединков был последним местом, где кригарийцу следовало появляться. А тем более выходить против столь могучего противника…

Глава 21

– Но ты не можешь биться с Трескучим на равных! – напомнил я ван Бьеру после того, как он отпустил Бурдюка и нас окружила толпа ощетинившихся копьями наемников. – У тебя же отнимается нога! Да и сам ты выглядишь, уж извини, будто пропойца после двухнедельного запоя?

– Почему «будто»? Я и есть пропойца, который не просыхал больше недели, – мрачно отшутился Пивной Бочонок. – Вот почему мне нужно размяться и немного протрезветь.

Гнев, который Ярбор грозил обрушить на любого, кто посмеет сорвать поединок, служил гарантией, что нас до той поры и пальцем не тронут. И все же Баррелий держал меч наготове, так как не испытывал доверия к бывшим собратьям по ремеслу.

– Итак, кригариец, думаю, пришло время обговорить ушловия вашего поединка, – обратился к нему Аррод. Потрепанный взбунтовавшимся пленником, он уселся на ящик, а отрядный лекарь Догги занимался его ранами.

– Мои условия просты, – ответил монах. – Побеждаю я – вы позволяете мне и Шону уйти. Никакого преследования, никакой мести. Побеждает Трескучий – он получает право называться кригарийцем и мою голову. И вы также позволяете Шону уйти, забыв о нем навсегда. Как по мне, это более чем справедливо.

– А по мне – нет, – возразил Бурдюк. – У меня вштречное предложение: вы деретешь, но даже ешли ты выиграешь, то никуда не уйдешь. Жато Шон получит швободу и наше прощение неважно, победишь ты или проиграешь. Короче говоря, ты жавоюешь Шону помилование одним лишь учаштием в этом бою. Но шам умрешь так или иначе. Вот она – иштинная шправедливошть… ешли, конечно, тебе и вправду дорога жижнь этого парня.

– Вот как? – усмехнулся Пивной Бочонок. – Значит, я спасаю жизнь Шону, принося в жертву свою? И почему я не удивлен, Бурдюк, слыша от тебя такое!

– То ешть ты не желаешь пожертвовать шобой ради ребенка?

– Может, и впрямь когда-нибудь пожертвую, кто знает, – пожал плечами ван Бьер. – Но не сегодня, ты уж извини. Потому что не только я, но и Трескучий будет против твоего гнусного предложения.

– Я?! – наморщил лоб великан. – Да нет, я не возражаю. С чего бы вдруг мне быть против?

– С того, что если я так и так умру, то какой резон мне биться с тобой в полную силу? Наоборот, для меня будет намного выгоднее поддаться тебе и умереть в славном поединке, чем быть разорванным на куски твоими приятелями.

– У-у-у… Э-э-э… Так это… Ну как бы… – Лоб Ярбора наморщился еще сильнее. Но вскоре до него дошел смысл кригарийских слов, и он, повернувшись к главарю, запротестовал: – А ведь кригариец прав! Условия и правда поганые. И для него, и для меня. Надо их пересмотреть – не хочу, чтобы он нарочно мне проигрывал!

– Да пропадите вы пропадом! – выругался Бурдюк. Но Трескучий буравил его недовольным взором, и он, не найдя, чем возразить, умолк и призадумался.

– Послушайте, Аррод, и ты, Ярбор! – обратился к ним помалкивавший доселе Шемниц. – На кой вам сдались эти поединки и прочие игры, когда у нас на кону такой куш? И он практически уже ваш! Просто убейте кригарийца и дело с концом! Мало ли, что вы ему пообещали! Убейте его и не забивайте головы ерундой – все равно никто кроме здесь присутствующих никогда об этом не узнает.

Не исключено, что Бурдюк, поразмыслив, прислушался бы к этому дельному совету. Но Трескучему он пришелся не по душе.

– Ерундой?! – вскипел он. – Вы сказали, что это – ерунда?! Не лезьте не в свое дело, полковник! Не вам, предателю, учить нас, как нам жить. Вы продали свой легион за золото, но мы – это не вы! Мы воюем за золото и любим торговаться, но наши законы крепче и честнее ваших. И если мы заключили сделку, этот договор будет во много раз крепче присяги, что вы дали своему тетрарху.

– Вот что бывает, когда нанимаешь лучших из лучших наемников! – всплеснул руками сир Ульбах. – Треклятые принципы – никуда от них не деться! Эх, надо было нанять головорезов подешевле! Они бы уж точно не озадачивались вопросами чести, сидя верхом на горе золота!.. Попомните мои слова, ребята: нельзя играть в такие игры с кригарийцами! А особенно в игры с оружием! Ядовитую змею надо сразу бить по голове палкой, а не дразнить ее этой самой палкой.

– Игра с оружием в кругу для поединков – честная игра! – возразил Ярбор. – Самая честная из всех игр в мире! Никаких кинжалов, стрел и удавок! Только благородное оружие и чистая ярость! Именно так, как я люблю!

– Ладно, вот что я вам предложу, – вновь заговорил Аррод, отказавшись вступать в этот спор. – Победит кригариец – они с шопляком могут уйти. Но мы имеем право на мешть. И отправим жа ними погоню, как только вжойдет шолнце. Так что ешли до рашшвета кригариец и пацан не убегут… проштите, не ухромают далеко, горе им – догоним и убьем обоих. Ухромают – что ж, им повежло. Долго ишкать их нам будет некогда.

– Мы не успеем пересечь за ночь долину, – покачал головой Баррелий. – Дай нам время до завтрашнего обеда. Или хотя бы одну лошадь на двоих.

– Нет. Только до рашшвета и никаких лошадей, – отрезал главарь. – Хотите жить – шевелите ногами. Жато, ешли ты падешь в поединке, я отпущу Шона с миром. Клянушь тебе в этом перед швоими бойцами.