Андрей Щупов - Тост за Палача Страница 39

Таким образом, следуя Эмпедоклу, подобное следовало лечить подобным, и если для тех же эпилептоидов — людей с повышенной энергетикой — в «Галактионе» открывали мастерские, тренажерные залы, душевые и бассейны, то лечение циклоидов, истероидов и шизоидов по ряду показателей явно отставало. Чего-то им существенно не хватало, и это недостающее звено наконец-то было найдено. Количество стихий вовсе не исчерпывалось солнечным огнем, атмосферным давлением, водной средой и земной гравитацией. Вадим упустил из виду, что сначала все-таки «было слово». Смысл его, сила, интонационное звучание — все в равной степени могло разрушать, лечить и восстанавливать. И если те же шизоиды чаще всего воспринимали звук крайне дозированно, то эпилептоиды непрочь были вкушать его более солидными порциями, отдавая предпочтение агрессивным маршам и тяжелому року. Циклоиды реагировали еще более гибко и, как выяснилось, нередко были способны внимать самой разнокалиберной музыке на протяжении чуть ли не круглых суток. Что интересно, практически у всех наблюдаемых музыка существенно меняла метатела. Вадим это созерцал самолично, включая те или иные мелодии в спальнях больных. При этом воздействие было крайне различным. Одна и та же мелодия могла заставить полевые структуры людей расслабенно растечься по земле, собраться в мускулистый «шар», ощетиниться злыми иглами.

Как бы то ни было, результаты он наблюдал ежедневно. И все же дело создания единой теории существенно тормозилось. Дальше в лес — больше дров, и все чаще Дымов приходил к неутешительному выводу, что никаких сколько-нибудь серьезных разработок ему совершить не удастся. Разросшееся людское племя решительно не поддавалось стройной систематизации. Характерологические признаки самым непредсказуемым образом перекочевывали из одной группы в другую. Свирепые натуры неожиданно добрели, тупые, оказываясь в экстремальных обстоятельствах, проявляли недюжиную смекалку, истерики собирались с силами и приобщались к умудренному покою. Стоило кому-то родить ребенка, выйти замуж или совершить какой-либо ответственный шаг, и метатело индивида немедленно меняло структуру, цвет, объем и окраску. Худосочные и робкие ауры превращались в мощные формирования, аморфные и рыхлые поля неожиданно наливались густотой и начинали буйно реагировать на самые деликатные процедуры. С одной стороны это было здорово, лишний раз убеждая в том, что возможности человека действительно безграничны. С другой стороны обилие психотипов, их непрерывный синтез и многоплоскостное смешение нагоняли тоску, яснее ясного давая понять, что никогда человечество не сумеет превратить в серьезную науку ни педагогику, ни психиатрию. На это у них попросту не хватит ни сил, ни знаний, ни аномальных способностей…

Вадим придвинул к себе клавиатуру компьютера, привычно заглянул в «почтовый ящик». Посланий, разумеется, хватало. Парочка писем из Лондона, довольно обстоятельный доклад из Нью-Йорка, несколько коротких депеш из Мурманска, Харькова и Севастополя. Братья-хаккеры делились новостями, рассказывали о прошедшей в Хельсинки сессии, на которой под шумок провели и блиц-анализ всех последних взломов «извне»…

Кстати, еще один характеристический тип, плохо поддающийся личностной топологии. Хаккеры. Недаром этому сословию господа из ЦРУ выделили свою отдельную полочку. И правильно сделали. Потому что ничего общего ни с террористами, ни с наркоманами, ни с банальным криминалом у хаккерского течения не было и не будет. Энергия эпилептоида, помноженная на цинизм флегматика и неудовлетворенность холерика — вот что формирует основу любого хаккера. Именно из таких получаются новаторы-взломщики, виртуальные экстремалы и сетевые эдисоны. Электронных «бродилок» и «стрелялок» им становится мало уже лет в четырнадцать, — потому и начинают рваться вовне, затевая собственные микронеты с субгосударственным устройством и собственными физическими законами, организуя библиотеки парадоксальных авторов, устраивая виртуальные войны и пробуя на прочность защиту банковских и армейских сетей, вторгаясь в святая святых только по той простой причине, что делать это опасно и противозаконно. Нарушители общепринятых правил и ниспровергатели всего статичного.

В данном же случае они включились уже в его «дымовскую» игру, с усердием и азартом взявшись отслеживать «призраков». То есть, так они именовали «нарушителей конвенции» между собой. О том, что призраков именуют глонами, и что последние являют собой не обособленную кучку программистов-анархистов, а существ иного неведомого мира, хаккерская братия даже не подозревала. Впрочем, с их пытливым остерегающимся всяческой косности умом прогнозировать какое-либо незнание было достаточно сложно. Может, и стали уже о чем-то догадываться, но пока деликатно помалкивали. А может, просто не доверяли своих предположений сети.

Так или иначе, но хаккерская ассоциация «Филин» с высокой степенью вероятности выявила уже четыре нетривиальных пробоя. Некто взломал защиту ракетного дивизиона, расположенного в Сент-Джонсе, немножко поиграл с электронными картами запусков. Ни одна из ракет так и не поднялась в воздух, однако можно было не сомневаться, что военные были близки к инфаркту. Еще один пробой обнаружился в российском ЦУПе. Именно тогда была на сутки потеряна связь с грузовым кораблем, а стыковку со станцией бедным астронавтам пришлось производить вручную. А еще было вмешательство в систему полицейского слежения в Лос-Анджелесе, был не очень заметный, но все-таки совершенно необъяснимый скачок цен на Нью-Йоркской бирже. Во всех случаях команды и коды взломов оказались настолько атипичными, что официальные власти лишь по прошествии недель сообразили, что же в сущности произошло. Хаккеры же действовали более целенаправаленно, поскольку знали, что искать, но и они дружно констатировали абсолютную безадресность ключевых команд.

Вадим возбужденно потер лоб. Что и говорить, картинка складывалась более чем любопытная. Программы складывались из ничего, а точнее говоря из множества случайных помех и совпадений, происходивших одномоментно в сотнях и тысячах больших и малых компьютеров. Работники серверов даже не помышляли, что в какие-то роковые мгновения их машины сами собой объединяются в суперкластер, работающий эти самые мгновения уже не на них, а на кого-то постороннего. Последовательность подобных метаморфоз удавалось отследить далеко не всегда, но хаккеры — народ усидчивый и желаемых результатов добивались почти всегда. Во всяком случае, было уже ясно, что «призраки» работают, мобилизуя кластеры и пуская их в ход, как пускает в ход различные инструменты работающий за операционным столом хирург. В то время как первый кластер загружал намеченную жертву обилием задач, провоцируя ее максимальное ослабление, второй кластер, «самоорганизовавшийся» где-нибудь на другом конце планеты, производил массированный взлом. А чуть позже в дело вступал третий кластер, притаившийся где-нибудь совсем рядом и как правило не такой мощный, как два первых. Но именно он играл с обезоруженным партнером, тасуя банковские счета, инициируя пусковые коды, рисуя на авиакартах нечто совершенно несуразное. Самое же занятное заключалось в том, что головастые хаккеры в конце концов все-таки дотумкали, что пробоями эти атаки можно называть с определенной натяжкой. Те, кто способен был организовывать на пустом месте компьютерные кластеры, вовсе не нуждались в подобных взломах. Просто нет нужды вскрывать сейф, у которого нет задней стенки. Призраки на то и были призраками, чтобы не замечать электронную защиту вовсе. Иными словами — любой сбой самой охраняемой системы они могли организовать изнутри. Но это не входило в их планы, поскольку выдавало с головой. А потому взлом, перегрузку и постороннюю атаку они попросту имитировали. Играя под хакеров, они и на вооружение брали их характерные приемы. Что-то у них получалось виртуозно, но в чем-то эти ребята совершали и явные промахи. Как бы то ни было, но именно их попытка прикрыться чужой личиной всерьез обозлила истинных хаккеров. Потому и несложно было привлечь их на свою сторону…

Письмо из Нью-Йорка было менее оптимистичным. Вадиму писал Рэй Никсон, адвокат Мадонны — его старой доброй приятельницы. За бодрыми и многообещающими интонациями читалось совершенно обратное. Несмотря на протесты хельсинской ассоциации свободных хакеров, несмотря на все потуги защитников, власти города Нью-Йорка решили проявить жесткую принципиальность. Возможно, на то было особое указание из Овального кабинета, а может, дошли до белого каления военные, решив устроить что-то вроде показательного суда. Так или иначе, но Мадонне грозил срок в пятнадцать, а то и двадцать лет, и вряд ли следовало возлагать какие-либо надежды на милосердие суда. Конечно, можно было попытаться повлиять на Америку из России через дипломатические каналы, но было сомнительно, что нынешних политиков заинтересует такая мелочевка. Кем, в сущности, была для них Мадонна? Да никем. По документам бывшая российская гражданка, эмигрировавшая чуть ли не в восемьдесят седьмом году, ничего героического не совершила, в окружение президента не входила, плюс ко всему успела запятнать себя проникновением в банковскую сеть Манхэттена. Словом, история насквозь уголовная, а значит, и чистоплюям от политики тут делать нечего.