Юрий Корчевский - Пушкарь Страница 39

В один из дней, осмелившись, я спросил у бея, когда меня отвезут к мурзе. Он рассмеялся:

– Мой отец уже купил тебя у прежнего хозяина, теперь ты мой. Такого искусного лекаря надо держать при знатном роде, а не при худом, где ты был. У меня в прислуге есть искусные кузнецы, гончары, кожевенники, златокузнец, а вот лекаря не было, а теперь он есть. Не каждый улус или род может купить себе лекаря.

Так у меня появился новый хозяин, в принципе жалеть было не о чем, никакого имущества у меня не было, а сумка с инструментами всегда была при мне.

Мы отошли от селения, бей устало махнул рукой, и один из сопровождающих нас татар, подбежав, подставил скамеечку. Бей с видимым облегчением уселся. С каждым днем он чувствовал себя лучше, и я размышлял, не пора ли снимать лубки.

Вечером, сняв лубки, осмотрел ногу, постарался прощупать кость. На мой взгляд, можно было потихоньку нагружать ногу, мышцы и так начали атрофироваться, одна нога по объему бедра была тоньше другой.

На следующий день с утра уже без лубков бей начал прохаживаться по юрте, наступая на травмированную ногу, но на костылях, снимая часть нагрузки с ноги. И такие упражнения мы проделывали несколько раз на дню. Отношение ко мне было как к полезной вещи – вокруг ходили татары и их домочадцы, но меня никто не замечал, я как будто был в шапке-невидимке.

Даже пообщаться было не с кем. Русских рабов в этом улусе не было. Наконец настал день, когда бей отбросил костыли и, прихрамывая, пошел сам. Я успокоил бея, заверив, что через одну луну – через месяц по-русски – он будет ходить нормально, ранее, когда снял лубки, я измерил длину обеих ног, длина была одинакова. Бывает после травмы, когда кости срастаются неправильно, одна нога становится короче и человек хромает.

Так, в частности, случилось с Тамерланом – его еще называли железным старцем или хромым Тимуром.

По случаю выздоровления бей устроил той – праздник по-русски. В селении резали баранов, пекли в круглых печах лепешки, в котлах в масле шипели мучные шарики, которые сверху посыпались тертым козьим сыром, к юртам несли большие кувшины с кумысом.

Перед юртой бея расстелили ковры, на которых, скрестив ноги, восседали мужчины. Перед каждым стояло угощение – жареная и вареная баранина, овечий и козий сыры, творог горками, лепешки, рыба соленая, вареная и жареная, были кушанья, названий которых я не знал. Женщины только прислуживали: подносили миски с едой, кувшины с кумысом, убирали кости. Я сидел невдалеке от юрты, глотал слюни. Кто пригласит раба за стол?

Несколько дней я ничего не делал, отсиживался в юрте, на улице уже было холодно, с неба срывался снежок. За лечение бей бросил мне свой кожаный, еще не дырявый зимний халат на толстом войлоке.

Однажды ближе к вечеру на арбе с погонщиком подъехал старый татарин, что стоял у меня за спиной во время осмотра бея после ранения. О чем-то долго разговаривали с беем, временами срываясь на повышенные тона. Я улавливал, что речь шла обо мне, но о чем конкретно, понять было невозможно. Наконец, разговор стих, старик выглянул из юрты и поманил меня пальцем. В юрте горел небольшой очаг и было тепло, блики от костра давали скудный свет. На плохом русском старый татарин объяснил, что забирает меня с собой, в Казань, он теперь будет моим новым хозяином. Выбирать не приходилось, меня просто ставили в известность. В путь мы тронулись утром, лишь перекусив вчерашними лепешками с молоком. На арбе трясло немилосердно, старик молчал, видимо, к тряске привык. Ноги в разбитых сапогах мерзли, и я периодически соскакивал с арбы и бежал рядом, чтобы согреться. Остановились на ночлег в каком-то ауле из одного глинобитного домика и десятка юрт вокруг. Старик бросил несколько медных монет пастуху, нас покормили бараньей похлебкой и указали на коврики в юрте. Таким образом мы добирались до Казани пять дней.

На всем пути к нам подскакивали татарские вооруженные разъезды, спрашивали, кто такие и по какой надобности. Вот и попробуй сбеги – далеко ли уйти сможешь? До первого разъезда, где тебя или убьют, или снова аркан на шею.

К вечеру пятого дня показались крепостные стены Казани, высокие башни минаретов. Мы беспрепятственно въехали в ворота, стражники подобострастно кивнули старику в чалме. На меня никто не обратил внимания. Ну, едет хозяин с рабом, что здесь такого?

Мы подъехали к солидному каменному дому за высоким забором. Ворота открылись, и мы въехали. Дворик был невелик, но уютен – с бассейном, который сейчас по зиме был пуст и лишь припорошен снежком, с навесом для чайных церемоний. Меня завели в комнату, указали на коврик. В комнате было тепло, я устал и заснул мгновенно. Мне показалось, что не успел я уснуть, как над головой раздались крики муэдзина. Тело ломило, голова была тяжелой. Зашедший слуга поманил меня за собой. В комнате, в которую меня ввели, сидели вчерашний старик и средних лет дородный татарин, оба в шитых золотом халатах и зеленых чалмах. Я поклонился и застыл у двери.

– Проходи, садись, – на хорошем русском языке сказал татарин. Старик лишь покачал головой в приветствии. Я уселся, подогнув ноги.

Гость представился:

– Меня звать Вагиф, я лекарь визиря. Мне рассказывал о тебе достопочтенный Юсуф. Он видел, как ты оказывал помощь раненому бею из Тюбек-Чекурги. Его удивили твои умения. У нас, в Казанском ханстве, так не лечат.

В этом месте я чуть не сказал – да так и на Руси, и в Европе не лечат, но вовремя удержался.

– Поскольку ты теперь в рабстве у достопочтенного Юсуфа, – татарин отвесил поклон в сторону старика, – я хотел бы, чтобы ты показал мне свое умение. Хочешь, я буду платить твоему хозяину – старик негодующе замахал руками – и ты будешь жить у него, хочешь, я перекуплю тебя и ты будешь жить со мной. Согласен ли ты поделиться своими сокровенными знаниями? Как образованные люди мы понимаем, что заставить человека делиться знаниями из-под палки невозможно, так можно только заставить собирать дрова или месить глину. Такие знания, как у тебя, – это драгоценный камень, который необходимо беречь. Мы обязуемся в случае твоего согласия вволю тебя кормить и поить, одеть и обуть подобающим образом, а не в эти лохмотья, дадим тебе слуг и женщину для услады тела. Ты будешь свободно ходить по городу, и тебе на шею не наденут ошейник раба. Будет лишь один запрет – ты не можешь выходить за ворота города. Согласен ли ты?

Что мне оставалось? Голод не тетка, да и зима на дворе. Долго протянуть на тяжелой физической работе и скудной пище не удавалось никому.

– Я согласен, но при одном условии – не пытаться оспорить мои познания, не нравится – не слушайте и не используйте.

Вагиф кивнул:

– Да, подходит. А теперь слуга проводит тебя на обед. Как звать тебя и откуда ты будешь?