Алексей Декань - Силуэты Страница 4

     – Свидетелей допросили? – поинтересовался следователь выпрямляясь во весь рост.

     – Да, допросили. Только не этого, – милиционер указал рукой на музыканта, – он слепой, прогоняли уже, а он снова вернулся, словно тут им медом намазано. Вроде дыра дырой, че тут ловить спрашивается?

     Следователь нетерпеливо прокашлялся.

     – Да, Да. несколько людей все же видели как этот, – теперь рука милиционера указывала на труп, – угрожал пожилому человеку ножом, затем схватился за сердце и свалился мертвым.

     – А сам старик где? Ну которому угрожали, – поинтересовался Гальцев.

     – Так это, взяли у него показания и отпустили. Ему еще перевязку там делали, тот таки успел старика зацепить.

     – И от чего ж наш парень скончался?

     – Та бес его знает, – ответил милиционер пожимая плечами, – может действительно сердце. Молодой правда еще. Ну медики разберутся. Ну это, вскроют там.

     Гальцев раздраженно фыркнул понимая что из за бюрократии и бардака царившего в органах, медицинской экспертизы придется ждать не раньше чем на новогодние праздники.

     – А чё, это и вправду один из них? – тихим заговорщическим голосом поинтересовался милиционер, – ну которые в Институте устроили... Ну это.

     – И вправду. – без веселья в голосе ответил Гальцев.

 Непрестанное "ну это" уже изрядно начало действовать на нервы следователя.

     Он последний раз взглянул на тело. Ветров Константин, 21 год.

 "Видимо ты мне уже не скажешь где попрятались твои друзья". – одними губами поинтересовался следователь.

 Труп ничего не ответил.

     – Ладно, везите его в морг, – кинул он медикам со скучающим видом ожидавших в машине скорой помощи, – я здесь закончил.

     – Прекрати звенеть! - в голосе Сороки звучали нотки раздражения, - мне это действует на нервы!

     Они находились в комнате общежития, которое больше смахивало на ночлежку для бомжей. Шторы были плотно задвинуты, отбрасывая призрачные тени на стены, усугубляя и без того мрачную атмосферу пещеры с загнанными животными. На потолке изобилующем трещинами раскачивалась люстра, к которой некий фанат Фен-Шуя не поленился прикрепить колокольчики.

     Именно этими колокольчиками и игрался Маша последние минут двадцать. Он сидел на кресле в углу комнаты, и со скучающим видом смотрел на потолок, где продолжали вращаться колокольчики, издавая монотонный звон.

     На секунду, вроде бы Маша прислушался к просьбе Сороки, колокольчики резко замерли. Но только, чтобы мгновением позже возобновить свое вращение, на этот раз в противоположную сторону.

     – Ну все, с меня хватит!

 Сорока кинул пакет с чипсами, который замер в воздухе в полу метрах от лица Маши. Тот даже глазом не моргнул, а только продолжал улыбаться развалившись в кресле и смотреть в потолок.

     – Ох уж мне этот телекинез, - проворчал Сорока.

     Не то, чтобы они недолюбливали друг друга. Просто положение, в котором они оказались, никого не веселило. Даже Маша, заядлый весельчак и шутник не смог придумать ничего остроумней, как просто начать всем действовать на нервы, что в данный момент у него очень хорошо получалось.

     – Вечно так не может продолжатся, - в конце концов нарушил молчание Маша, протянув руку к зависшему в воздухе пакету с чипсами, - или мы сваливаем сейчас, или нас ждёт тоже , что и Кроля. Я не догоняю, зачем мы до сих пор тут торчим.

      – Мы не торчим, - раздался хриплый голос и обе пары глаз уставились на его источник, - мы выжидаем. И Кролю нужно было поступить также.

     Креветка прошелся по комнате, привычно жестикулируя деформированной правой рукой, что всегда заставляло остальных с отвращением поморщиться. Ненормально длинные пальцы были безобразно скрючены словно артритом, создавая некое подобие толи узла, толи клешни. За эту особенность он и получил свое прозвище. Создавалось впечатление, что он нарочно демонстрировал свой дефект, не капли его не стесняясь. Другой, не менее уродливой, рукой он едва заметно поглаживал себя по плечу, словно там затаился никому не видимый зверек или попугайчик. Подобные манипуляции Креветка совершал каждый раз когда о чем-то размышлял. Выглядело это странно и отдавало шизофренией. Но товарищи опасались спрашивать его об этой особенности.

     И все же он был лидером их маленькой группки. Даже более - их пророком. Именно Креветка предупредил их о планах Института, и открыл им истинное лицо организации, которую они так долго считали своим домом.

     – Никто и не говорил что будет легко. Это вам не алкашей пугать летающими елками, – последняя фраза адресовалась непосредственно Маше, и суровость во взгляде лидера заставила Машу отвести глаза.

     – Или вы думали, что Институт позволит вам так просто покинуть город? - продолжил он, невозмутимым голосом оратора.

     – Если бы вы не убили охрану, у нас бы еще была возможность вернутся! - высказал свое мнение Сорока.

     Креветка закатил глаза, словно взрослый, который не переставал удивляться полным отсутствием логики у детей (хотя возрастом он был не старше их):

     – Вернуться?! Или вы забыли во что нас собирались превратить? Они хотели сделать из нас орудие убийств!

     – Поэтому орудием для убийств из нас решил сделать ты?! - из голоса Маши исчезли былое спокойствие и безразличие. - Если бы ты не схватился с охраной, нам бы не пришлось никого убивать! Мне бы не пришлось. Не такой был план!

     – План был убежать. Убежать, чтобы выжить. - парировал Креветка, - Мы на свободе. Разве не эту цель мы преследовали? Кроль поступил безрассудно. Нам больше нельзя разделяться.

     – Ты прав, – согласился Сорока, –  По нашим следам пустили Доктора. По одиночке мы с ним не справимся. Да и вместе у нас не велики шансы.

     – Кто бы говорил, – съязвил Маша угрожающи скаля зубы Сороке, – сам-то ты куда все время пропадаешь? Может ты нас сдал? Где это ты шлялся когда убили Кроля?

     Сорока угрожающе потряс кулаком перед лицом Маши.

     – А ты подойди поближе и я тебе на ушко прошепчу.

     – Довольно! – прокричал Креветка разнимая товарищей, – сделайте им одолжение и перегрызите друг другу глотки. Это будет самый лучший подарок Институту который только можно вообразить.

     Успокоившись, они погрузились в молчание на несколько минут. Сорока предался напряженному раздумыванию, или только делал вид чтобы не встречаться взглядом с Машей. Креветка тоже не говорил ни слова. И только был слышен хруст поедаемых Машей чипсов.

     Еще три дня назад они обитали в удобных комнатах Институтского общежития, не ровня этому временному убежищу, который в силу своей непригодности и ветхости уже давно должен был быть снесен, но кто-то умело прибрал его к рукам, сдавая комнаты в аренду подобным личностям сомнительной репутации.

     Совсем недавно они полагали, что являются самыми уникальными представителями человеческой расы. Сейчас же их переполняло только желание выжить. Все они выглядели не старше двадцати. Но после содеянного никто из них не рассчитывал, что с ними поступят как с провинившимися подростками.

     На столе, бесполезной грудой металлолома, были свалены "шлемы", с помощью которых им чудом удалось ускользнуть. Теперь же, на это горе-изобретение Кроля больше нельзя было полагаться.

     – Как вы думаете, что Доктор с ним сделал? - нарушая молчание, задумчиво спросил Маша.

     И не дождавшись ответа, проговорил:

     – Нет. Я не хочу этого знать.

ГЛАВА 3

"Я не буду комментировать этот вопрос."

Президент США на вопрос касающийся финансирования Kinesis Corp. заданный на пресс-конференции в Денвере.

Дата: (зачеркнуто)

Имя журналиста: (зачеркнуто)

     Я стоял у подножия широких ступеней, ведущих к главному входу Института. Он развалился массивной тушей подобно застывшему зверю, упершись в землю своими боками как бы в ожидании прыжка. Плитка, украшающая стены, с годами приобрела бледный, почти серый оттенок, и словно шевелилась, подобно чешуйчатой броне дракона. Сотни немигающих окон-глаз хладнокровно изучали меня.

     – Вот как ты со мной, – с упреком прошептал я моему безмолвному собеседнику, – а я тебе отдал так много.

     Моя Масада. Крепость, убивающая изнутри. Целиком поглощающая разум, чтобы быть просто местом работы. Но слишком хладнокровная, чтобы стать чьим-то домом. Разве что склепом.

     – Нет, я отдал тебе не просто много. Я отдал тебе – все!

     За моей спиной раздался робкий, но неприятный голосок:

     – Это вы Аксаков?

     А вот и следователь, – подумал я.

     Тот уже на ходу открывал свой портфель, небрежно извлекая из него стопку каких-то бумаг.